– И все это Маниоро понял из нескольких рыков?
– Они оба, и Маниоро, и Лойкот, прекрасно знают львиный язык, – с непроницаемым лицом объяснил Леон.
– Сегодня говори что хочешь – я всему поверю. Итак, получается, у нас здесь не один лев, два.
– Да. И далеко они не уйдут. Старый не рискнет уходить, оставив дверь нараспашку. А молодой не уйдет, потому что чует самок.
Уснуть никто больше не пытался. Рассевшись вокруг костра, все обсуждали план охоты и до самых первых лучей потягивали приготовленный Ишмаэлем отличный кофе. Потом наступило время завтрака: знаменитого омлета из страусиных яиц и не менее знаменитых горячих ячменных лепешек. Одно страусиное яйцо заменяет две дюжины куриных, но на сковородке ничего не осталось. Пока охотники подбирали лепешками последние крошки, Ишмаэль и масаи сняли палатки и навьючили мулов. Воздух был еще свеж и сладок, когда отряд выступил навстречу приключениям.
Пройдя около мили вдоль берега реки, они спугнули стадо возвращавшихся с водопоя буйволов. Леон завалил двух бычков двумя выстрелами – из левого и правого стволов. Бычкам вскрыли животы, предоставив утреннему ветерку разнести запах мертвечины, после чего приманку развезли на мулах и оставили на открытых местах, чтобы раненому льву негде было укрыться. Укладывая последнюю приманку, носильщики наломали зеленых веток и забросали ими тушу – мера предосторожности от гиен и стервятников. Взрослого льва это хлипкое препятствие остановит разве что на пару секунд.
Продолжив путь вдоль реки, Леон через каждую милю подстреливал попадавшее на глаза крупное млекопитающее: жирафа, носорога или буйвола. К закату они прошли больше десяти миль, оставив на маршруте не меньше дюжины пахучих приманок.
Ночь снова прошла без сна: соперники продолжили состязание в реве. В какой-то момент старый вожак оказался так близко от лагеря, что от его могучего рыка задрожала земля, но претендент на вызов не ответил.
– Молодой нашел нашу приманку, – объяснил его молчание Маниоро. – Молчит – значит, ест.
– Я думал, львы не питаются падалью, – заметил Кермит.
– Не верь всему, что говорят. Львы так же ленивы, как домашние кошки. Жрут все, что им дают, и запашок нисколько их не смущает. На охоту они идут в крайнем случае, когда ничего другого не остается.
Через два часа после полуночи старый лев умолк. Ночь притихла.
– Теперь и он нашел приманку, – заметил Маниоро. – Завтра возьмем обоих.
– Сколько львов мне разрешается по лицензии? – спросил Кермит.
– Хватит даже тебе. В Британской Восточной Африке львы считаются хищниками. Стреляй сколько хочешь.
– Отлично! Я хочу этих двух. Хочу отвезти домой и показать отцу.
– Я хочу того же, – согласился Леон.
На следующее утро, едва рассвело, они двинулись по знакомому маршруту вдоль цепочки приманок. Оделись потеплее – солнце еще не взошло, а воздух был прохладен и благоухал, как отличное шабли.
Первые три приманки остались нетронутыми, хотя на верхушках деревьев уже сидели, нахохлившись, хмурые, угрюмые и печальные, как гробовщики, стервятники. Ярдов за четыреста до четвертой приманки Леон остановился и достал бинокль.
Через минуту Кермит занервничал.
– Что ты там рассматриваешь, приятель? Ветки на месте, там никого нет.
– Ошибаешься, – негромко возразил Леон.
– То есть как? – мгновенно оживился американец.
– Там кое-кто есть. Точнее, большой лев.
– Не может быть. Я никого не вижу.
– Вот. – Леон протянул ему бинокль. – Посмотри сам.
С минуту Кермит только смотрел да подстраивал резкость.
– Все равно ничего не вижу, – сказал он наконец.
– Смотри туда, где ветки сдвинуты. В просвете виден полосатый бок зебры…
– Да, вижу.
– А теперь чуть-чуть выше. Видишь за ней два темных пятнышка?
– Да, но это же не лев.
– Это кончики его ушей. Лев лежит за зеброй и смотрит на нас.
– Господи! Ты прав! Ухо дернулось! – воскликнул Кермит. – Это который, молодой или старый?
Леон переговорил коротко с Маниоро. Лойкот, мнения которого не спросили, высказал его сам. Наконец Леон снова повернулся к Кермиту:
– Вдохни поглубже, дружок, у меня хорошие новости. Лев очень большой. Маниоро назвал его львом львов.
– Что будем делать? Загоним верхом?
– Нет, пойдем пешими.
Леон соскочил с седла и, достав из чехла «холланд», перезарядил ружье. Кермит последовал его примеру, проделав то же самое с «энфилдом». Саисы отвели в сторонку лошадей, сложили меха с водой и ненадолго присели, а потом, взбодрившись понюшкой табаку, вскочили и принялись прыгать и скакать, потрясая копьями, пронзая воздух длинными начищенными остриями и кровожадно посапывая – настраиваясь на схватку.
Наконец все было готово, и Леон дал американцу последние наставления:
– Пойдешь впереди. Я буду у тебя за спиной, в трех шагах, чтобы не мешать. Идешь медленно, ровно, но не прямо, а так, словно собираешься пройти шагах в двадцати справа от него. На него не смотри – смотри под ноги. Будешь смотреть на него – спугнешь, и тогда он или убежит, или преждевременно нападет на тебя. Когда останется шагов пятьдесят, он зарычит. Это предупреждение. Начнет бить хвостом. Не останавливайся и не торопись. Продолжай идти, как шел. Шагов за тридцать он поднимется и повернется к тебе. Большинство львов в такой ситуации либо уходят, либо нападают. Этот поведет себя иначе. Из-за соперничества с молодым самцом он сейчас в воинственном настроении. Кровь кипит. Он не уйдет. Даст тебе еще три-четыре секунды и набросится. Ты должен выстрелить до того, как он сорвется, потому что в противном случае он моментально наберет скорость до сорока миль в час. Когда я подам знак, стреляй под нижнюю челюсть, в центр груди. Котики, они нежные. Такого и калибр триста три свалит. И все равно ты должен стрелять, пока он остается на ногах.
– А ты стрелять не будешь?
– Нет, не буду. Разве что он начнет тебя грызть. Ну, приятель, все. Вперед!
Двинулись редким строем: впереди Кермит, за ним с отставанием на несколько шагов Леон, еще дальше два масаи – плечом к плечу, с ассегаями на изготовку.
– Отлично, – подбадривал американца Леон. – Так и держись. У тебя отлично получается.
Еще шагов пятьдесят – лев поднял голову на пару дюймов. Теперь холмик его головы ясно выступал над телом зебры. Зверь угрожающе распушил гриву, густую и черную, как ад. Кермит дрогнул и сбился на полушаге.
– Спокойно. Держись. Не останавливайся, – предупредил Леон.
Теперь они видели под косматой шапкой глаза зверя – желтоватые, холодные, безжалостные. Еще десять шагов – и лев зарычал. Звук был низкий, глубокий, грозный, как далекий раскат летнего грома. Кермит остановился, повернулся к хищнику и начал медленно поднимать винтовку. Взгляды человека и льва встретились.
– Осторожно! Сейчас пойдет! – предупредил Леон, но зверь уже бросился к охотнику, пыхтя как разгоняющийся локомотив.
Черная грива поднялась, хвост метался из стороны в сторону. Лев был огромен и страшен и становился еще огромнее и страшнее с каждым прыжком, сокращавшим разделяющее их расстояние.
– Стреляй!
Крик Леона заглушил сухой треск винтовки. Посланная в спешке пуля прошла над спиной зверя и взбила облачко пыли в двух сотнях ярдов позади него. Кермит быстро перезарядил, но и вторая пуля не попала в цель, впившись в землю между передними лапами льва. Желтое с черным пятно летело на них, сопя от ярости, взрывая пыль и хлеща хвостом воздух.
Господи! Он его сметет!
Леон вскинул «холланд», сведя все свои силы, физические и ментальные, в одну точку на громадной голове с разинутой пастью и распушенной гривой. Палец сам лег на первый спусковой крючок. Но за мгновение до того, как несущееся на скорости сорок миль в час плотное, мускулистое тело весом в пять с половиной сотен фунтов ударило Кермита в грудь, американец выстрелил в третий раз.
Дуло «ли-энфилда» чуть ли не касалось блестящей черной кнопки на носу льва. Попав именно сюда, над верхней губой, пуля ввинтилась в мозг. Желто-коричневое тело моментально обмякло, сдулось, словно превратившись в подобие набитого мякиной мешка. В последний момент охотник прыгнул в сторону, и лев рухнул на пустое место. Кермит застыл над зверем, сжимая дрожащими руками винтовку и силясь выдавить что-то из себя. Со лба его падал пот.
– Выстрели в него еще раз! – крикнул Леон, и тут ноги у американца подкосились, и он поспешно, чтобы не упасть, опустился на землю. Леон, подбежав, остановился возле льва и в упор выстрелил ему в сердце. Потом повернулся к Кермиту, который сидел, опустив голову на колени. – Ты в порядке, дружище?
Американец медленно поднял голову и уставился на него, как на чужака. Леон сел рядом и обнял его за плечи:
– Ничего, это пройдет. Ты молодец. Выдержал до конца. Не побежал. Не дрогнул. Настоящий герой. Отец гордился бы тобой.
Глаза у Кермита прояснились. Он глубоко вздохнул и тряхнул головой:
– Ты действительно так думаешь?
Голос его прозвучал почти незнакомо.
– Ну конечно, – ни секунды не колеблясь, ответил Леон.
– Ты ведь не стрелял, нет? – спросил Кермит, отдуваясь, как бегун после тяжелой дистанции.
– Не успел. Ты сам его убил, без моей помощи.
Некоторое время Кермит молча смотрел на лежащего перед ним великолепного зверя. Леон стоял рядом. А вот Маниоро и Лойкот задвигались по кругу, подпрыгивая, вскидывая высоко колени.
– Ребята собираются исполнить танец в твою честь, – объяснил Леон.
Первым запел Маниоро:
Мы – молодые львы.
От нашего рыка дрожит земля.
Наши копья – наши клыки.
Наши копья – наши когти…
После каждой строчки масаи подпрыгивали – высоко и легко, как взлетающие птицы, и тогда к Маниоро присоединялся Лойкот. Когда песня закончилась, они подошли к мертвому льву, обмакнули пальцы в его кровь и вернулись к Кермиту. Маниоро, наклонившись, провел американцу пальцем по лбу.