Ты – масаи,
Ты – моран,
Ты – воин-лев,
Ты – мой брат…
Он отступил, и его место занял Лойкот, который оставил на щеках Кермита две кровавые полосы.
Ты – масаи,
Ты – моран,
Ты – воин-лев,
Ты – мой брат…
Опустившись перед охотником на корточки, они ритмично прихлопывали в ладоши, снова и снова повторяя эти слова.
– Теперь ты масаи и их кровный брат. Выше чести не бывает. Ты должен ответить.
– Вы тоже мои братья, – сказал Кермит. – И когда нас разделит большая вода, я буду помнить о вас. Я никогда вас не забуду.
Леон перевел его слова масаи, и те довольно закивали.
Кермит поднялся наконец, шагнул ко льву и, словно перед святилищем, опустился на колени. Лицо его лучилось. С минуту он рассматривал огромную голову зверя. Грива начиналась в двух дюймах над непроницаемыми желтоватыми глазами, уходила назад густыми черными волнами, спускалась по шее к массивным лапам и заканчивалась примерно на середине широкой спины.
– Оставь его, – сказал Леону Маниоро. – Попу Хима принимает в сердце дух льва. Так должно быть. Так человек становится настоящим воином.
Солнце уже село, когда Кермит подошел к костру, у которого сидел Леон. Ишмаэль соорудил из поленьев что-то вроде двух табуреток и стола, на который поставил две кружки и бутылку. Американец с любопытством посмотрел на нее.
– Виски «Буннахабхейн», – пояснил Леон. – Тридцать лет выдержки. Выпросил у Перси. На случай, если нужно будет что-то отпраздновать. Жаль, он отдал только половину. Сказал, что для таких, как ты, оно слишком хорошо.
Он разлил виски по кружкам, протянул одну Кермиту.
– У меня странное ощущение.
– Понимаю. Сегодня было твое крещение огнем.
– Да! – кивнул американец. – Да. Верно. В этом было что-то мистическое, почти религиозное. Со мной случилось нечто необычное и удивительное. Я чувствую себя другим человеком… не таким, каким был, а лучше… Я… – Он замялся, подыскивая подходящее слово. – Я как будто заново родился. Тот, прежний «я» был боязлив и неуверен в себе. Этот никого и ничего не боится. Теперь я знаю, что могу выставлять миру свои условия.
– Понимаю, – снова кивнул Леон. – Обряд перехода.
– С тобой тоже такое случалось?
Леон отвернулся. Перед глазами встала врезавшаяся в память картина: бледные обнаженные тела на высушенной солнцем земле. В ушах снова засвистели стрелы нанди, спина напряглась под тяжестью раненого Маниоро.
– Да, но… у меня было по-другому.
– Расскажи.
Леон покачал головой:
– О таких вещах много говорить не стоит. Слова лишь принижают их значение.
– Конечно. Это нечто очень личное.
– Вот именно. – Леон поднял кружку. – Не нужно стараться облечь все в слова. Достаточно того, что мы понимаем это сердцем. Масаи называют людей, разделяющих общую истину, братьями по воинской крови.
Выпили. Помолчали.
– Я сегодня, наверно, не усну, – сказал Кермит.
– Я посижу с тобой.
Молчание не мешало, но через какое-то время они стали вспоминать подробности, обмениваться впечатлениями об охоте: как прозвучал первый рык, какого роста был лев, как быстро он бежал. Уровень виски в бутылке понемножку опускался.
Незадолго до полуночи из темноты донесся стук копыт и голоса. Говорили на английском. Кермит привстал:
– Кого там еще черти принесли?
– Есть у меня одна догадка, – усмехнулся Леон, поворачиваясь к вступившему в круг света мужчине в бриджах для верховой езды и широкополой шляпе.
– Добрый вечер, мистер Рузвельт, мистер Кортни. Я тут проезжал мимо и подумал, почему бы не заехать…
– Мистер Эндрю Фэган. Надеюсь, вы не станете возражать, если я назову вас лжецом. Вы преследуете нас уже две недели. Днем и ночью. Мои следопыты постоянно натыкаются на ваши следы.
– Перестаньте, мистер Кортни, – рассмеялся Фэган. – «Преследуете» слишком сильное слово. Но скрывать не стану, меня, как, впрочем, и весь остальной мир, интересует, что вы задумали. – Он снял шляпу. – Нам можно с вами?
– Боюсь, мистер Фэган, вы немного опоздали, – сказал Кермит. – Сами видите, бутылка практически пуста.
– По счастливому стечению обстоятельств, у меня как раз завалялась запасная в рюкзаке. – Фэган повернулся к своему фотографу. – Карл, будь добр, возьми ту бутылочку виски и возвращайся сюда. – Через пару минут, когда все отведали «Джека Дэниелса», репортер снова закинул удочку: – Как охота? Было что-нибудь интересное? Мы вроде бы слышали выстрелы.
– Расскажи ему, Леон.
Кермит с радостью поведал бы о своем триумфе сам, но не хотел показаться хвастуном.
– Ну, раз уж вы спросили… Как раз сегодня мистер Рузвельт застрелил льва, которого мы искали с самого начала сафари.
– Льва! – Фэган едва не пролил драгоценный напиток. – Вот так новость! И какой он? Ну, если сравнить с тем, которого неделю назад подстрелил ваш отец?
– Судите сами, – предложил Леон.
– Нам можно на него взглянуть?
– Идемте. – Кермит поднялся, подобрал горящую ветку и повел гостей к убитому льву.
– Чтоб меня, ну и зверюга! – воскликнул Фэган и быстро повернулся к фотографу. – Карл, неси камеру. – Потом он долго уговаривал Кермита и Леона попозировать у добытого ими трофея, хотя американец отнекивался только для виду. В конце концов, наполовину ослепнув от вспышек, они вернулись к костру и снова наполнили кружки. Фэган достал блокнот. – Итак, мистер Рузвельт, что испытывает человек, когда делает то, что вы сделали сегодня?
Кермит ненадолго задумался.
– Мистер Фэган, вы охотник? Видите ли, охотник понял бы меня лучше.
– Нет, сэр. Я играю в гольф, но охота меня не занимает.
– Ладно. Для меня этот лев то же самое, чем была бы для вас победа в чемпионате по гольфу, где вашим соперником был бы Уилли Андерсон.
– Великолепно! Знаете, сэр, у вас литературный талант. – Фэган быстро записал что-то в блокнот. – А теперь расскажите мне все подробно – с того момента, когда вы впервые увидели его, и до самого конца.
Долго просить не пришлось – не утихшее еще возбуждение вкупе с виски пробудили в Кермите красноречие. Он не только ничего не упустил, но и добавил несколько живописных деталей.
– Я ничего не перепутал? – обращался он к Леону. – Все ведь так и было, да?
Леон, как и полагается охотнику, с серьезным видом кивал и поддакивал. Потом все еще сидели какое-то время в тишине, молча перебирая эпизоды. Леон собирался намекнуть, что пора бы и укладываться, когда из темноты донесся жуткий рев.
– Что такое? Что это? – забеспокоился Фэган. – Скажите же, что это такое?
– Лев, – пожал плечами Кермит. – Тот самый, на которого мы будем охотиться завтра.
– Еще один? Завтра?
– Ага.
– Вы не против, если и мы с вами? – спросил Фэган, и Леон открыл рот, чтобы отказать, но его опередил Кермит:
– Ну конечно, мистер Фэган. Почему бы и нет?
Первыми на следующее утро взялись за работу скиннеры: им предстояло натереть еще влажную шкуру убитого льва каменной солью.
– Когда закончите, – сказал им Леон, – ждите нас здесь. Я пришлю за вами Лойкота.
Небо на востоке просветлело. Деревья за просекой выступили из темноты.
– Светает, джентльмены! Пора подниматься.
Когда все были готовы, Леон подал знак Маниоро. Следопыты-масаи вышли первыми, остальные двинулись за ними плотной группой. Немного подождав, Леон подъехал к Фэгану:
– Мистер Рузвельт поступил весьма благородно, позволив вам остаться и наблюдать за охотой, – негромко, но твердо сказал он. – Я бы на его месте такого разрешения не дал. На мой взгляд, вы недооцениваете опасность этого предприятия. Если что-то пойдет не так, вы рискуете получить серьезные увечья. Вот почему я настаиваю, чтобы вы держались сзади, на безопасном расстоянии, и не мешали.
– Разумеется, мистер Кортни. Как скажете.
– Говоря о «безопасном расстоянии», я имею в виду по меньшей мере двести ярдов. О своем клиенте я позабочусь, а вот присматривать еще и за вами не смогу.
– Понимаю. Двести ярдов и не высовываться. Буду тих как мышь, сэр. Вы меня даже не заметите.
Пройдя две мили, Маниоро привел отряд к первой приманке. Приблизившись, они увидели раздувшийся труп старого жирафа, целую колонию облепивших его стервятников и добрую дюжину гиен, которые в панике разбежались, задрав хвосты, пронзительно визжа и скаля в мерзкой усмешке перепачканные кровью зубы.
– Хапана. – Маниоро пожал плечами. – Ничего.
– У нас еще три приманки. Где-то он должен быть. Не будем терять время. Веди нас дальше.
Вторая приманка лежала на свежей, только что подросшей траве посередине широкой выгоревшей просеки, окруженной с трех сторон зелеными кустами кусака-сака, густые заросли которых могли послужить укрытием для падальщиков.
Первым, что насторожило Леона, было обилие рассевшихся на верхних ветках стервятников и присутствие четырех гиен, опасливо жавшихся к кустам. Ни одни, ни другие приближаться к мертвой буйволице не решались – что-то их останавливало. Потом шедший впереди Маниоро остановился и подал сигнал, предупредивший Леона лучше всяких слов.
– Осторожно. – Он натянул поводья и повернулся к Кермиту. – Ждем. Маниоро что-то увидел. Пусть разберется.
– Что случилось? – поинтересовался подъехавший Фэган.
– Оставайтесь здесь, – предупредил Леон. – Пока я не подам сигнал, ближе не подходите. Отсюда вам все будет видно. Главное, держитесь подальше от неприятностей.
Между тем Маниоро проверил ветер. Теплый и легкий, он дул от них к приманке. Маниоро покачал головой и поднял руку.
– Ну, приятель, готовься. Соберись. Мы идем. Делаем все так же, как и в прошлый раз. Спокойно. Без спешки. И ни в коем случае не останавливайся и не смотри на него.
– Хорошо, босс.
Кермит нервно усмехнулся. Глаза у него уже горели, а когда он потянулся за винтовкой, Леон заметил, что руки у американца дрожат. Оставалось только надеяться, что в оставшиеся секунды он сумеет справиться с волнением.