ими, они добрались наконец до террасы, где и устроились за столиком под бугенвиллеей. Малонзи откупорил бутылку и разлил вино, потом подал закуски и бесшумно ретировался.
– Теперь позволь просветить тебя насчет того, что творилось в большом мире, пока ты резвился со знатной дамочкой и изничтожал бородавочников в африканской глуши. – Генерал подцепил жирный кусок, положил на тост и, отправив в рот, коротко охарактеризовал последние события в Европе: – Самая удивительная новость, конечно, та, что в результате последних выборов социал-демократическая партия стала самой крупной в германском рейхстаге. По сравнению с предыдущими выборами тысяча девятьсот седьмого года она получила вдвое больше голосов. В стране назревают большие неприятности. Правящей германской элите придется предпринять что-то, чтобы укрепить свой авторитет. А что может быть лучше небольшой победоносной войны? – Пенрод с аппетитом прожевал еще кусочек тоста. – Сербия определенно намерена вторгнуться в Австрию. Еще одна небольшая война? И не будем забывать про Турцию. Турки отогнали болгар от ворот Константинополя, но это стоило им двадцати тысяч жизней. – Он проглотил последний кусочек тоста, запил его добрым глотком «Марго» и, не дождавшись Малонзи с тушеной говядиной, продолжил: – Вернемся к нашим делам. У меня для тебя целая стопка писем. Есть и от потенциальных клиентов, тех, кто хотел бы воспользоваться твоими услугами в качестве охотника. Я сам забирал письма на почте и прочитывал, чтобы ты не отвлекался.
– Я уже говорил это раньше и скажу еще раз: дядя, вы чудо!
Пенрод поблагодарил за комплимент элегантным жестом вилкой.
– Авторы большинства писем ничего собой не представляют, однако есть и такие, на кого я возлагаю большие надежды. Все они из нашей любимой страны, Германии. Одно – от правительственного министра-консерватора, другое – от графа Бауэра, советника канцлера империи, Теобальда фон Бетман-Хольвега, и третье – от крупного промышленника, работающего по заказам военных. Конечно, нам хотелось бы обработать всех троих, но наиболее перспективным представляется промышленник. Это граф Отто Курт Томас фон Мирбах. Возглавляет одноименную машиностроительную компанию.
– Я о нем слышал, – кивнул Леон. – У него разработан роторный двигатель для аэропланов. Основной конкурент Мирбаха – граф Цеппелин, разрабатывающий дирижабли. Черт возьми, хотел бы я с ним познакомиться. Летать в небе – восхитительная, заманчивая идея, но я пока еще ни одной из этих летательных машин не видел. А уж о том, чтобы покататься на ней, и говорить нечего.
Пенрод улыбнулся – какой он еще мальчишка, его племянник.
– Если все пойдет, как мы планируем, такой шанс может представиться. С благословения Перси я ответил Мирбаху от твоего имени. Перечислил все то, что ты можешь предложить, включая приемлемые даты и стандартные расценки. Эй, ты еще не попробовал говядину. Чертовски хороша. И кстати, совсем забыл, есть письмо от твоего приятеля Кермита Рузвельта.
– Которое вы тоже вскрыли, чтобы я не отвлекался?
– Господи, конечно нет! – ужаснулся Пенрод. – И в мыслях такого не было. Это твоя личная корреспонденция.
– В противоположность всей прочей, которая проходит как общественная, так, дядя? – спросил Леон, и генерал добродушно улыбнулся.
– Служебные обязанности, мой мальчик, – произнес он и сменил тему. – Если я правильно понимаю, теперь, когда принцесса убралась, ты собираешься помочь Перси с сафари Истмонта?
– Верно. Отправляюсь завтра утром. Перси охотится сейчас на западном берегу озера Маньяра, на германской территории. В Тандала-кемпе он оставил для меня записку. Пишет, что лорда Истмонта интересуют крупные буйволы, а озеро Маньяра самое лучшее для них место.
– Перси познакомил меня с Истмонтом, когда проезжал с ним через Найроби. Мы даже успели пообедать вместе: Перси, я и оба лорда, Истмонт и Деламер.
– Позвольте спросить, сэр, какого вы мнения об Истмонте?
– Вообще-то, я и сам собирался сказать – вам с Перси нужно знать. Мне он с самого начала показался парнем со странностями. Что-то в нем меня беспокоило. И только потом, когда они с Перси отправились на озеро Маньяра, вдруг вспомнил один неприятный инцидент, имевший место во время южноафриканской кампании девяносто девятого года. Разведывательный взвод под командованием молодого капитана Мидлсексского полка йоменской кавалерии Берти Кокрейна проводил разведку в местечке под названием Слэнг-Нек и наткнулся на превосходящий их численно отряд буров. После первых же выстрелов капитан бежал. Бросил взвод на сержанта и побежал домой, к мамочке. Кончилось все плохо. Взводу удалось оторваться от противника, но при этом пятнадцать из двадцати бойцов остались на поле боя. Кокрейна отдали под трибунал, обвинили в трусости, признали виновным и уволили со службы. Если бы не высокопоставленные покровители, его бы, скорее всего, расстреляли. Вспомнив этот случай, я на всякий случай послал телеграмму одному знакомому в военном министерстве с просьбой уточнить кое-какие детали. Мои подозрения подтвердились: Кокрейн и Истмонт оказались одним и тем же лицом. И это еще не все. После своего бесславного увольнения Берти Кокрейн женился на очень богатой наследнице американского нефтяного магната. А еще через два года молодая миссис Кокрейн утонула, катаясь на лодке по озеру Ульсуотер в Камберленде. Кокрейна судили за убийство жены, однако оправдали за недостаточностью улик. Он унаследовал ее состояние, а два года спустя, после смерти дяди, стал графом Истмонтом, владельцем поместья площадью в десять тысяч акров возле Эпплби в Уэстморленде. Вот так старина Берти Кокрейн превратился в Бертрама, графа Истмонтского.
– Боже! А Перси об этом знает?
– Пока еще нет, но, полагаю, ты передашь ему радостные новости.
Леон возвращался в Тандала-кемп в задумчивом настроении. Маниоро и Лойкот ждали его в лагере. Он распорядился приготовиться к выходу рано утром – предстоял неблизкий путь к лагерю Перси, расположенному на берегах озера Маньяра, после чего отправился в свою палатку и сел читать почту.
Три письма были от матери. Теплые, содержательные, по двадцать страниц в каждом, они пришли в Найроби одновременно, хотя и были написаны с промежутком в месяц. Леон узнал, что у отца все хорошо – и со здоровьем, и в прочих отношениях. Как всегда. Последнюю книгу матери, «Африканские раздумья», приняло для публикации лондонское издательство «Макмиллан». Старшая сестра, Пенелопа, выходит замуж в мае – то есть шесть недель назад! – за молодого человека, которого знает с детства. Нужно послать – пусть и с запозданием – свадебный подарок. Леон отложил мамины письма, пообещав себе ответить на них в ближайшее время, и вскрыл конверт с почтовым штемпелем Нью-Йорка и красной восковой печатью Кермита.
Рузвельт-младший сдержал слово. Он подробно описал последние месяцы сафари с Квентином Гроганом, спуск по Нилу, путешествие через Судан и Египет. Чары Лусимы остались в силе, Большой Лекарь не знал промаха и наводил ужас на африканские стада. На пароходе, по пути из Александрии в Нью-Йорк, Кермит влюбился, но девушка, как оказалось, была уже помолвлена. Впрочем, отказ вовсе не выбил его из седла. Далее шел рассказ об обеде в доме Эндрю Карнеги, стального магната и мультимиллионера, финансировавшего президентское сафари. Среди гостей Кермит выделил германского промышленника из Баварии, Отто фон Мирбаха. За столом они сидели напротив друг друга и успели проникнуться взаимной симпатией. После обеда, когда дамы удалились в гостиную, американец и немец продолжили общение за портвейном и сигарами.
Отто – личность необыкновенная, будто сошедшая со страниц бульварного романа, – дуэльные шрамы и все такое. Человек-гора, кипучий, шумный, энергичный и уверенный в себе. Он владелец машиностроительных заводов «Мирбах мотор», о которых ты наверняка слышал. По-моему, ты даже упоминал как-то об этой компании, одной из крупнейших и самых успешных в Европе. На ее предприятиях занято более тридцати тысяч рабочих. Они делают ротационные двигатели для аэропланов и дирижаблей, а также автомобили для германской армии и аэропланы для воздушных сил. Но самое интересное то, что Отто заядлый охотник. В Баварии у него огромное поместье, где он охотится на оленей и кабанов. А зимой этот парень принимает гостей в Шлоссе. У них считается вполне обычным уложить двести кабанов за день. Отто пригласил меня к себе, когда я в следующий раз буду в Европе. Я рассказал о нашем сафари, и он очень заинтересовался. Сказал, что давно, много лет, думает об африканской охоте. Отто спросил твой адрес, и я, конечно, дал его ему. Надеюсь, ты не против?
– Вот, значит, откуда фон Мирбах узнал, как до меня добраться, – пробормотал Леон, переворачивая страницу. – Спасибо, Кермит.
Жена Отто – а может, любовница, я не разобрался в их отношениях – одна из прекраснейших женщин на свете. Зовут ее Ева фон Вельберг. Утонченная, рафинированная, молчаливая женщина, но, когда она посмотрела на меня, мое сердце растаяло, как масло на сковородке. Будь у меня малейший шанс заслужить ее благосклонность, я бы без раздумий сразился с Отто на дуэли, хоть он и считается едва ли не лучшим фехтовальщиком в Европе. Вот такое впечатление произвела на меня Ева.
Леон рассмеялся – Кермит верен себе. Учитывая его склонность к гиперболам, можно было предположить, что Ева фон Вельберг женщина скорее привлекательная, чем красивая. В заключение письма Кермит умолял друга ответить поскорее и сообщить все последние новости, а также просил передать привет всем друзьям, которых он успел завести в Британской Восточной Африке, и в первую очередь Маниоро и Лойкоту.
«Salaams» и «Waimanns Heil» (этому меня Отто научил – так приветствуют друг друга охотники) от твоего БКВ.
Не сразу, но Леон все же понял, что означают буквы в конце, а когда понял, улыбнулся:
– И тебе всего наилучшего, Кермит Рузвельт, мой брат по воинской крови.
Раздвинув походное бюро, Леон сел писать ответ, но не успел обмакнуть перо в чернильницу, как Ишмаэль ударил в гонг, призывая всех к обеду. Леон застонал – он еще не оправился от ланча с Пенродом. О том, чтобы уклониться, не могло быть и речи: обед Ишмаэля – процедура не произвольная, а обязательная.