Леон уставился на Маниоро. Последний раз они виделись на горе Лонсоньо почти неделю назад. Каким образом Маниоро оказался здесь, да еще в самый нужный момент? Найти ответ он не успел – из-за спины Маниоро выступил Лойкот и, прежде чем Леон успел остановить его, всадил копье в бездыханное тело.
Он едва не застонал от ужаса. Что теперь будет? Каковы бы ни были обстоятельства, они убили белого. Наказание за это есть только одно – петля висельника. Администрация колонии не вправе потворствовать такого рода чудовищным преступлениям в стране, где на одного белого приходится пятьдесят местных. Оставить без последствий убийство белого значило установить серьезный, чреватый опасными последствиями прецедент. Мысли отчаянно метались в поисках выхода.
– Как вы попали сюда? – спросил Леон, переводя взгляд с одного масаи на другого.
– Когда солдаты увели тебя с горы, мы последовали за вами.
– Маниоро, я обязан тебе жизнью. Если бы не ты, Була Матари наверняка убил бы меня. Но ты ведь знаешь, что будет, если тебя схватит полиция?
– Не важно, – с гордым достоинством ответил Маниоро. – Пусть делают со мной что хотят. Ты мой брат. Не мог я стоять и смотреть, как тебя убивают.
– Кто-нибудь еще знает, что вы в Найроби? – (Они покачали головами.) – Хорошо. Тогда поспешим.
Тело немца быстро завернули во взятый со склада брезент. К ногам привязали пятидесятифунтовый коленчатый вал. Обмотали пеньковой веревкой. Загрузили в бомбовый отсек «Бабочки». Потом быстренько прибрались в ангаре, уничтожив все следы пожара, драки и убийства. Пирамидку под фюзеляжем разобрали, доски перетащили к клубу, где и сложили в поленницу. Кровавые пятна забросали свежей землей, утрамбовали, а сверху полили машинным маслом – для маскировки. Если кто-то и начнет задавать вопросы насчет Густава, объяснить его исчезновение будет несложно: механик сбежал, чтобы не попасть в концлагерь.
Еще раз проверив, все ли сделано и все ли улики уничтожены, они выкатили «Бабочку» из ангара, и Леон забрался в кабину. Масаи встали у пропеллеров. Внезапно оба напряглись – из темноты долетел стук копыт. Кто-то мчался во весь опор.
– Если полиция, – пробормотал Леон, – меня ждут серьезные неприятности – от мертвеца на борту уже не избавиться.
Он затаил дыхание и тут же с облегчением выдохнул – вылетевший из ночи Макс Розенталь соскочил на землю и подбежал к аэроплану. За спиной у него висел большой, плотно набитый рюкзак.
– Вы обещали помочь. – Макс оглянулся, словно опасаясь погони. – На плацу только что расстреляли трех немцев. Их объявили шпионами. Мистер Кортни, вы ведь знаете, я не шпион.
– Не беспокойся, я тебя вывезу. Залезай в кабину!
Двигатели заработали. Масаи тоже забрались в кабину. Разбежавшись по полю, «Бабочка» оторвалась от земли и повернула на юг, в сторону границы с Германской Восточной Африкой. Через три часа полета впереди открылось озеро Натрон. Залитая серебристым лунным светом, его поверхность казалась огромным сверкающим зеркалом. Опустившись пониже и едва не касаясь колесами тихой глади, Леон потянул рычаг, открывающий бомбовый люк, и, перегнувшись через бортик, увидел, как завернутый в брезент труп падает в воду и исчезает под фонтаном белой пены. Поднявшись выше, он сделал круг, желая убедиться, что опасный груз не всплыл. Пена опала, круги разошлись, и озеро снова погрузилось в спокойный сон.
Леон развернул «Бабочку» к восточному берегу. Озеро Натрон лежит на границе между колониями, британской и германской. В сухой сезон вода отступает, обнажая белые от соли берега. На такой вот берег Леон и собирался посадить аэроплан. Оставалось только определить на который. Выбрав тот, что подлиннее, он начал осторожно снижаться. Вот «Бабочка» коснулась колесами жесткой, казавшейся прочной поверхности, побежала, и… сердце екнуло – колеса проломили-таки спрессованный слой соли и ушли в мягкий грунт. Аэроплан остановился так резко, что всех бросило вперед. К счастью, благодаря ремням никто не пострадал.
Леон заглушил двигатели и спустился на берег. Остальные последовали за ним. Беглый осмотр не выявил механических повреждений фюзеляжа и шасси, но колеса прочно застряли в вязкой трясине. Леон обошел аэроплан. Им просто не повезло: протянули бы еще футов пятьдесят – и посадка прошла бы без проблем. Рассчитывать на то, что они вчетвером вытянут тяжелую машину из топи и вручную откатят на такое расстояние, не приходилось.
– Где мы, Маниоро?
Масаи коротко посовещались.
– Мы на земле Була Матари. До границы полдня пути.
– А немцы поблизости есть?
Маниоро покачал головой:
– Ближайший пост в Лонгидо. – Он указал на юго-восток. – Для солдат больше дня пути.
– А есть ли здесь деревни, где мы могли бы получить помощь?
– Ндио, М’бого. В часе ходьбы от озера большая деревня рыболовов.
– Волы у них найдутся?
Маниоро снова посовещался с Лойкотом. Оба закивали.
– Да, деревня большая, и вождь – человек богатый. У него много волов.
– Тогда, братья, ступайте к нему и скажите, что он станет еще богаче, если приведет сюда волов и вытащит нас из трясины. И пусть захватит веревки.
Масаи ушли. Леон и Макс остались в кабине, но поспать не получилось из-за москитов. Уже светало, когда издалека долетели голоса и рев животных. По берегу в направлении аэроплана шла большая толпа. Впереди бежал Маниоро. Леон выпрыгнул из кабины и поспешил ему навстречу.
– Я привел целое стадо волов, – с гордостью сообщил масаи.
– Ты молодец. Отлично. А веревки у них нашлись?
Маниоро погрустнел.
– Только короткие кожаные постромки. До нашей индеге их не хватит, – с тяжелым вздохом сказал он и даже попытался горестно покачать головой, но хитреца выдал блеск в глазах.
– Конечно же, такой мудрец, как ты, что-то да придумал, а? У тебя ведь есть запасной план?
Улыбка Маниоро могла бы затмить солнце, выйди оно из-за горизонта.
– Так что же ты принес, брат?
– Рыболовные сети! – воскликнул Маниоро и, не сумев сдержать радости, звонко рассмеялся.
– Хорошая шутка.
– Не шутка. – Масаи едва держался на ногах от смеха. – Сейчас увидишь, М’бого. Сейчас увидишь и тогда похвалишь меня еще больше.
Казалось, на берег пожаловала вся деревня в несколько сотен мужчин, женщин и детей. С собой они пригнали тридцать шесть волов. На спине каждого лежал громадный бурый тюк. Тюки сняли и, следуя строгим указаниям Маниоро и Лойкота, разложили на берегу. Это и впрямь были сплетенные вручную сети, общая длина которых составила двести футов. Взяв отрезок покороче, Леон проверил его на прочность, но, как ни старался, порвать тугую вязь не смог. Толпа, с интересом наблюдавшая за его тщетными стараниями, радостно заулюлюкала.
– Вы только посмотрите на него! – кричали друг другу зрители. – Раскраснелся, как индюк! Крепче наших сетей не найти. Их и крокодил не порвет.
Сети связали и аккуратно скатали в бухту диаметром почти в три фута. Потом один конец оттащили к «Бабочке», похожей издалека на громадную птицу с понуро опущенным крылом. Леон привязал его к шасси, для надежности закрепив кожаными постромками. Волов подогнали поближе, упряжь связали со вторым концом сети. Леон, Макс и оба масаи поддерживали крылья. Наконец, подгоняемые кнутами погонщиков и вдохновенными криками зевак, животные напряглись и пошли вперед. Сеть натянулась. С минуту ничего не происходило, потом колеса сдвинулись, вырвались из цепких объятий топи, и «Бабочка» покатилась.
Когда победная истерия улеглась, Леон щедро расплатился с вождем, вручив сумму, вполне достаточную для покупки нескольких волов. Макс, закинув за спину рюкзак и попрощавшись со спутниками, бодро двинулся в сторону германского полицейского поста в Лонгидо и вскоре исчез в буше. Леон и масаи забрались в кабину, а еще через минуту «Бабочка» оторвалась от земли и, набрав высоту, взяла курс на север, в сторону Найроби.
Доложившись лорду Деламеру и заступив на новую для себя должность офицера по связи и начальника разведки, Леон с головой ушел в дела. И все же позабыть Еву не получалось. Ее образ вставал перед глазами в самые неподходящие моменты, преследуя его и днем и ночью.
В день, когда генерал Баллантайн отбывал в Египет, к месту очередного назначения, Леон пришел проститься с ним на станцию. После того как между дядей и племянником встала Ева, их отношения заметно охладели. Мужчины стояли на платформе, и кондуктор дал сигнал к отправлению, но отпустить Пенрода, не задав мучивший его вопрос, Леон не мог. Он хотел знать, есть ли теперь, когда Британия и Германия вступили в войну и все регулярные каналы связи закрыты, хоть какой-то способ связаться с Евой.
– Ты должен забыть ее. Я выручил тебя однажды и больше этого делать не желаю. Ничего, кроме беды, она тебе не принесет. Побереги сердце, – ответил генерал, поднимаясь в вагон. – А привет твоей тете я передам. Она будет рада.
С тех пор прошла неделя. Выйдя из кабинета лорда Деламера, располагавшегося в здании банка «Барклиз», Леон закрыл за собой дверь и спустился по ступенькам на улицу. Внезапно кто-то взял его за руку. Удивленный, он опустил взгляд – перед ними стояла младшая из дочерей Вилабджи.
– Латика! Здравствуй, моя сладкая!
– Вы помните мое имя! – воскликнула девочка.
– Конечно. Мы ведь друзья, верно?
Только тогда она вспомнила о поручении и протянула ему сложенный клочок бумаги.
– Папа сказал, что я должна передать это вам.
Леон развернул листок.
Мне нужно поговорить с Вами. Приходите, как только освободитесь. Латика Вас проводит.
Мистер Гулам Вилабджи, эсквайр
Латика тянула за руку, и Леон последовал за ней к коновязи, где стояла его лошадь. Вскочив в седло, он наклонился, подхватил девчушку и посадил позади себя. Пища от восторга, Латика обхватила Леона обеими руками, и они поехали по улице.
Войдя в лавку почтенного торговца, Леон заметил, что его личное святилище содержится в образцовом порядке и даже пополнилось новыми реликвиями: фотографиями героя в летном шлеме и газетными вырезками, посвященными открытому дню на площадке для поло.