— Ясно. А где теперь эта твоя чайка?
— В Туапсе послал посмотреть.
— Давно?
— Перед тем, как в ресторан пойти.
— Понятно. А попробуй сейчас с птицей связаться!
— …………… Ничего не получается…
— Мне надо поесть… Я там много сил потратил.
— Могут не дать. Я только недавно обедала. Теперь кормят хорошо.
— Не попробуем, не узнаем.
Я подвёл наше тело к панели раздачи пищи. Вспомнил кнопку с шашлыком, нажал. Мне выдали поднос с полноценным обедом.
— Ух, ты… Я такое ещё не ела.
Молча, сижу поглощаю пищу. Интересно, съеденное здесь, мне добавит сил там? Запиваю местным квасом. Инге снова понравился вкус.
— Ладно. Мне пора обратно.
— А я?
— Посиди пока здесь. Мне там надо разгрести всё…
— Что? Я опять виновата?
— Нет. Не думаю… Скорее всего, если бы я там был, я бы тоже пошёл с Русланом в ресторан. И могло бы получиться тоже самое. Просто я смог бы раньше начать лечить Руслана. А сейчас боюсь, что он может умереть от потери крови…
— Ладно. Иди! Постарайся спасти там его! Хороший ведь парень Руслан…
— Я постараюсь.
Понимаю, что переместился, но продолжаю лежать на деревянной лавке, не открывая глаза. Это там у меня с полчаса прошло. Успел и поесть, и с Ингой поболтать. А тут от силы минута прошла. Раз уж лёг отдыхать, то надо отдыхать.
Кстати, про чайку… Мне кажется, снилось нечто такое похожее. С некоторых пор, сны уже не являются чем-то эфемерным. Про космос тоже, сначала сон приснился, а потом всё оказалось явью.
Вернёмся лучше к нашим баранам. Ну, то есть к птицам. Когда я был там, мне снилось, что я лечу здесь… Я как будто летел и видел горы с высоты. Может это и была та самая чайка. А не попробовать ли мне сейчас проверить связь этого тела с той птицей?
Я не знаю, как Инга это делает, но постарался представить себе это… Сначала ничего не происходило. Но потом кажется, получилось. Я смотрю с высоты какой-то крыши на то, что происходит внизу… А что там происходит?
Люди какие-то… Хотя… Я знаю этих людей. Натан с Вадимом, да братья Волковы. Гагик стоит возле своей машины… Парни загружают свои вещи в багажник. Подлетаю поближе… Гуляю рядом… А вот и товарищ Саркисов.
— Гагик отвезёт вас на вокзал. Билеты в кассе. Назовёте мою фамилию. Я сказал, чтобы купе целиком вам сделали.
— Спасибо, товарищ Саркисов! — это Натан.
— За что спасибо? Эх, такую девочку не уберегли… Вы не волнуйтесь. За её могилой мы будем ухаживать. Я лично за этим прослежу. Через год приезжайте. Памятник поставим. Горком выделит для этого средства. Я помогу.
— Да мы и сами сможем.
— Не спорьте! Это для нас всех большая утрата. Она за такой короткий срок стала родной для очень многих. Две молодые семьи её никогда не забудут. И Анжела и Аревик сказали, что если дочка родится, то обязательно назовут Марией в честь Маши. Напишите мне из Москвы как приедете. Адрес у вас есть. А следующим летом обязательно приезжайте. Я буду ждать.
Следить за машиной смысла не было. Сейчас поедут на вокзал. Потом сутки будут трястись в купе. Потом как-нибудь в Москве за ними пригляжу. А пока мне интересно, что дальше будет делать товарищ Саркисов.
Могилку свою смотреть не хочу. Там не я лежу.
Саркис Арменович у себя в кабинете, достал из шкафа бутылку коньяка, налил себе в рюмку и выпил, глядя задумчиво куда-то вдаль. О чём он думал, я не знаю. Мысли я пока читать ещё не научился.
Я вообще старался не отсвечивать чайкой. Сидел на дереве метрах в тридцати от нужного окна. Мне уже ясно стало, что похоронили эту тупую курицу Иру, вместо меня. А следовательно — концы в воду. Машу тут искать не будут. Поставят памятник через год. Не исключено, что Саркисов расстарается, и сделают мне надгробие в виде ангела с крыльями, или ещё какой изысканный каменный обелиск.
Армяне умеют делать красивые надгробия. Вот через год и полюбуюсь. А сейчас можно и отпустить эту птицу. Пусть летит по своим птичьим делам.
Я реально задремал на этой неудобной деревянной лавке. Разбудил меня скрежет решётчатой двери.
— Вилкайте! На выход! — сержант равнодушным голосом проговорил эту казённую фразу, которая не означала абсолютно ничего. Меня могли просто выпустить на улицу, а могли и на допрос к следователю потащить.
— Удачи тебе, девочка! — сказала мне вслед Рада.
— Спасибо за добрые слова!
Меня отвели в какой-то кабинет. Там сидел немолодой уже мужчина в гражданском костюме. Седина на его висках говорила о многом. Выглядел он не как следователь простого отделения милиции. Скорее он напоминал начальника этого самого отделения милиции, почему-то переодевшегося в гражданскую одежду. Я бы присвоил ему как минимум звание майора или подполковника. Капитаны в таком возрасте тоже бывают, но у них взгляд уже потухший и безразличный. А у этого взгляд такой цепкий, с прищуром, как у волка, который готовится к прыжку. И он пристально меня разглядывал.
Что мне надо сделать? Смутиться под его взглядом? Опустить глаза в пол, как осетинская невеста?
— Присаживайтесь! — казённая фраза казённым голосом.
Садиться я не стал, а с гордо поднятой головой и как мне казалось, с каменным лицом произнёс:
— Я бы хотела умыться, после того, как меня избил Ваш сотрудник, и извалял по полу в крови. А после готова буду выслушать Ваши извинения за поведение Ваших сотрудников.
Да… На его лице читалось состояние человека, который подавился вишенкой, и никак не может её выкашлянуть из горла.
Наконец, он принял какое-то решение и глухо скомандовал в сторону коридора:
— Туманов! Отведи умыться эту… гражданку!
Сержант указал мне куда идти. Местный туалет в конце коридора явно знавал лучшие времена. Я уж не говорю про запах, но ржавые трубы и подтёки на дешёвой чугунной сантехнике… на вокзале белее загажено, но всё же посвежее будет.
Дверь в туалет сержант не закрывал, наблюдая за моими действиями.
— Может, Вы закроете дверь!
— Не положено!
— Тогда пригласите сотрудницу моего пола, чтобы она смотрела на меня, когда я буду в туалете.
Сержант замялся. Мои требования были вполне законны. Просто он не понимал, что ему сейчас делать.
Он тут один. Идти искать, сотрудницу-женщину, это значит оставить меня одного. А это как я уже слышал: «Не положено!».
Бродить вместе со мной в поисках этой сотрудницы — это выставить себя клоуном и посмешищем ещё не пару месяцев, это точно…
Умного начальства, которое всегда знает, что и когда делать, рядом нет. И некому подсказать ему, обычному сержанту как правильно поступить.
Мне надоело наблюдать за броуновским движением мыслей у него в голове. Они были видны невооружённым глазом в его осоловелых глазах. Я просто глянул на него построже и скомандовал:
— Дверь закрой!
Обшарпанная дверь в туалет моментально была закрыта. Я в позе горного орла справил нужду, а потом долго отмывал своё лицо и руки. Кровь уже запеклась, мыла никакого не было. Приходилось действовать старым проверенным способом: «Не мытьём, так катаньем.» Соскребая с себя кровь и грязь, я думал. Но мысли в точку никак не сходились. Такое ощущение, что пока дело вырисовывается только из картинки нарисованной тем старшиной, который первым ворвался в ресторан. Что он мог увидеть?
Девица ногами отбуцкала четверых джигитов, а сама возилась с пятым. Руки у неё были в крови. Возможно, и на лице была кровь. Я кажется, вытирал пот со лба окровавленной рукой. Вот и измазался. Он меня нейтрализовал, не применяя ко мне ни спецсредств в виде…
А не применяют ещё пока в милиции ПР[1] и «Черёмуху»[2].
Ну, тогда значит, он нейтрализовал меня, не применяя ко мне огнестрельного оружия, при помощи физической силы, что не запрещено, согласно «Положению о Советской милиции». Наверняка это старшина, как опытный служака, умеет и рапорта писать, прикрывая свою задницу.
Седовласый в кабинете ко мне отнёсся негативно, а это значит, что пока в мою пользу никто ничего доброго не сказал.
А где же Руслан?
Есть два варианта: Первый мне не нравится. Это если врачи не смогли его спасти, и он умер от большой потери крови.
Второй вариант: Руслан в больнице. Но пока не дал никаких показаний по причине… Либо ещё без сознания. Либо… Да скорее всего ему ещё только операцию делают. Времени-то прошло всего ничего… Тогда он точно ничего сказать не может, ибо под наркозом лежит на холодном столе, а над его телом колдуют медики. А после он будет ещё от наркоза отходить… Сейчас вечер… Раньше утра к нему никого не пустят… Сюда информация про то, что я хороший, дойдёт ближе к обеду.
Так что меня могут и не выпустить ещё до завтрашнего вечера.
Чем мне это грозит? Могут прошмонать мой номер в гостинице, и найти там… Много чего интересного. Тогда простой уголовной статьёй за избиение джигитов — я не отделаюсь. Хотя обыск — это дело процессуальное и не быстрое. Но кто мешает им это сделать неофициально, а когда найдут все мои ништяки, то и бумаги правильные оформят и что надо туда напишут. И, кстати, мои новые пальчики на том оружии уже есть…
Я поглядел на свои мокрые руки и тяжело вздохнул… Ладони окутались зеленоватым дымком, а я почувствовал сильное жжение в руках. Зато при ярком электрическом свете было интересно наблюдать, как мои папиллярные узоры живыми червячками перемещаются с места на место. Хватит уже.
Я охладил руки под краном и вышел в коридор.
Полотенца для посетителей в данном учреждении были не предусмотрены. Пришлось по старой детской привычке вытирать мокрые ладони об себя. Моему грязному платью это уже не повредит…
[1] ПР — резиновая дубинка.
[2] Черёмуха — баллончик со слезоточивым газом.
Глава 8
В кабинете меня ждал всё тот же стол и стул. Человек с седыми висками, который не торопился мне представляться, смотрел на меня слегка иначе. Видимо после моего умывания он пытался найти на моём лице, что-то новое. На столе перед ним лежало несколько бумаг. Я мельком успел заметить на одной бумаге слово «Рапорт», другой был чистый бланк «Объяснение».