Аста ла виста, беби! — страница 17 из 46

ках. Тихие дворики, на скамейках старушки, сплошная идиллия. «Сашке бы здесь понравилось», — подумала я, а заодно принялась гадать, где сейчас мой пес.

Заглянув в один из двориков, я увидела компанию мужчин, игравших в домино под липой. Патриархальность здешних нравов умиляла. Я подошла и вежливо поздоровалась, мужчины при моем появлении смолкли и смотрели на меня с интересом.

— Я ищу Шелю, — сообщила я. — Кто-нибудь знает, где он живет?

— Кольку, что ли? — спросил самый старший.

— Наверное, — пожала я плечами.

— Да Колька, Колька, — кивнул его сосед справа. — Через два дома по этой стороне, первый этаж, там спросите.

Я поблагодарила и пошла дальше. Дом, где жил Шеля, тоже оказался двухэтажным, дверь единственного подъезда была распахнута настежь, но в подъезде было чисто, у двери постелен полосатый половичок. Я позвонила в ближайшую квартиру. Дверь открыла молодая женщина с ребенком на руках.

— Вам кого? — спросила она с удивлением.

— Николая. Не подскажете, в какой он квартире живет?

— Колька? — Она быстро оглядела меня с ног до головы, теперь удивление просто переполняло ее. — А вы кто?

— Я из милиции, — со вздохом сообщила я. Ребенок неожиданно заплакал, хотя до той поры был увлечен пластиковой рыбкой, а женщина вроде бы тоже приготовилась реветь вслед за ним.

— Чего он опять натворил?

— Может, мы поговорим в квартире? — внесла я разумное предложение.

— Скотина безмозглая, — прошептала женщина. — Ведь сколько раз ему говорила… Вы проходите, проходите, вот туда… — Она отступила в сторону, пропуская меня, и кивнула на дверь. — Вон он, красавец, отсыпается. Работать у него, видишь ли, здоровья нет, а пить да жрать сколько угодно. Убила бы сволочь… — Говоря все это, она трясла ребенка в надежде, что тот успокоится. — Да замолчи ты! — рявкнула на него женщина. — Вылитый папаша. Еще один алкаш на мою голову. — Мальчонка, которому от силы было месяцев десять, от такого прогноза разом присмирел.

На диване возле окна лежал мужчина лет тридцати, в трусах и одной тапке. Под головой вместо подушки почему-то был тулуп. В маленькой комнате, кроме дивана, с трудом уместились шифоньер, стол, с зажатой между ними детской кроваткой, тумбочка с телевизором и холодильник. Женщина положила малыша в кроватку и повернулась ко мне:

— Чего он натворил-то?

— Дружка его убили, — ответила я, оглядываясь.

Женщина извлекла из-под стола табуретку и подвинула мне, сама села на диван, ткнув благоверного кулаком в бок, чтобы подвинулся.

— Это которого? — спросила она с интересом.

— Гену.

— Какого Гену? А, это который из Москвы приехал?

— Из Москвы, — кивнула я. — Давно он здесь объявился?

— В воскресенье. Ну, мой сразу и смылся. Я дверь заперла, так он в окно, сволочь. Первый этаж. Да он бы и со второго сиганул.

— А зачем Гена сюда пожаловал, не говорил?

— Так Гена этот местный. После отсидки в Москву подался, вроде у него там родственники. Хотя… черт их знает, пьяниц проклятых. Пришел, принялись обниматься, дело ясное, мой опять в запой сорвется. Я его в комнату запихнула, на ключ заперла и Гену этого отправила восвояси. Говорю, чтоб духа его не было. А Колька в окно. Явился с разбитой мордой. Вон, взгляните, до сих пор живого места нет. Лыка не вяжет, свалился у порога и до утра спал. Пока я с мальчишкой в поликлинику ходила, опять набрался и всю неделю точно неваляшка. Встанет, глазом не успеешь моргнуть, уже исчез, а является чуть живой. Разведусь я с ним, — вздохнула она. — Нет больше сил терпеть. Еще дружки эти… сам дурак дураком, а дружки форменная шпана.

— Про Гену он ничего не рассказывал?

— Какое там рассказывать, говорю, лыка не вяжет. А чего с Геной этим? Кто убил? За что? Мой-то дома ночевал, он, конечно, дурак, но зачем ему с дружком ссориться?

— Они драку в пивной устроили, ваш сбежал, а Гена в больнице оказался.

— Ох ты, господи. И что, умер? Но ведь мой-то не виноват…

— Я поговорить с ним хотела. Вы не знаете, где Гена в нашем городе остановился?

— В гостинице. В какой, не скажу, но слышала, как про гостиницу говорил.

— А фамилию его знаете?

— Генкину? Понятия не имею. У этого дикобраза что ни пьянь, то друг, всех запоминать памяти не хватит.

— А зачем он приехал, не рассказывал?

— Сейчас я разбудить его попробую, — вздохнула женщина. — Только это не так просто.

Она сняла с ноги мужа тапку и для начала огрела его по голове, он взвизгнул, но глаз не открыл. Тогда она поднялась и начала колотить его с невероятным рвением, увлекаясь все больше и больше. Я было решила, что он так и погибнет, не приходя в сознание, но Шеля вдруг ожил. Момент пробуждения явился полной неожиданностью. Шеля открыл глаза и заорал:

— Да я тебя, курва…

Женщина стремительно отпрыгнула, ткнула в меня пальцем и сказала:

— Милиция. Допрыгался, скотина.

Шеля перевел мутный взгляд на меня и спросил:

— Ты кто?

— А ты? — в свою очередь проявила я интерес. Вопрос его смутил.

— Я — это я. Я здесь живу, между прочим. И, между прочим…

— Гену когда последний раз видел? — быстро спросила я.

— Которого? — нахмурился Шеля.

— Того, что из Москвы приехал.

— А… Шестакова. Вчера. Нет… А сегодня какой день?

— Суббота. Вчера была пятница. Позавчера четверг. Еще есть среда, вторник, понедельник. И воскресенье. Оно будет завтра.

— Тогда не знаю. Ленка, когда Генка был? — обратился он к жене.

— В воскресенье.

— Ну, если Ленка говорит, значит, так и есть. А чего с дружком-то?

— Убили его.

— Кого?

— Ты давай просыпайся, не то в отделение поедем. Отдохнешь там месяцок.

— С какой-такой стати?

— А так, чтоб в мозгах прояснилось.

— Допрыгался, урод. Я тебе говорила… — запричитала жена.

— Да заткнись ты, — шикнул он и повернулся ко мне:

— Я-то здесь при чем? Меня, между прочим, так отделали… вот, посмотрите. И ребра сломаны, штуки три. Может, даже четыре. И башка пробита. Какие-то отморозки на улице пристали.

— Поедем в отделение, — кивнула я. — Забыл, кто драку в пивной затеял?

— Ну, затеял… Только, между прочим, я Генку вмешиваться не просил. А он разошелся, так, мол, и так, вы тут… Ленка, воды дай. — Женщина вышла из комнаты, а он тяжко вздохнул. — Чего с Генкой-то? Здорово досталось?

— На «Скорой помощи» увезли.

— Ух ты, мать честна…

— У кого он здесь остановился?

— В гостинице. В «Заре». И номер комнаты говорил, да я не запомнил.

— А зачем он к тебе приехал? Что за дело предлагал?

— Да вы чо? — испугался Шеля. — Какое дело? Нет у меня никаких дел. У меня семья, я на работу устроился… почти. В понедельник пойду устраиваться.

— Значит, просто решил старого дружка навестить, соскучился.

— Я сам удивился, когда он пришел. Ей-богу. Два года не виделись. Ни слуху ни духу, и вдруг пришел. Я, конечно, рад был. Старый товарищ все-таки.

— Что, так и не сказал, зачем пожаловал?

— Нет. Знаю, что Славку Кислицына навещал. Сам мне сказал. Я говорю, надо к Славке сходить, повидаться, а он: виделись, мол.

— Кислицын с вами сидел?

— Ага.

— Ты с ним часто видишься?

— Со Славкой? Вообще не вижусь. Как освободился, зашел к нему, а он давай пальцы гнуть, весь такой при делах. Ты, говорит, запойный, у меня для тебя работы нет. Буржуй хренов.

— Вот так вот дружки-то, — поддакнула вернувшаяся Лена с литровой банкой воды в руках. — Только пить вместе, а помощи никакой. Допьешься, укокошат, как дружка.

— Молчи… Кого укокошили? насторожился он и взглянул на меня.

— Дружка твоего в больнице застрелили, — сообщила я. Новость произвела на него впечатление. Шеля замер, открыл рот и вроде бы отключился. — Так по какой надобности он сюда приехал? Неужто так ничего и не рассказал?

— Это… плохо мне. Голова… и сердце того гляди остановится. Вы меня лучше повесткой, в понедельник, я все как на духу… А сейчас мне совсем худо. Не помереть бы. — Он бухнулся на тулуп и закрыл глаза.

— Колька, — забеспокоилась жена, — ты чего? Смотри и вправду не подохни.

Колька упорно не желал подавать признаков жизни, зато заголосил малыш, решив, что о нем забыли.

Я поспешила ретироваться, правда, недалеко. Памятуя о том, что Шеля часто пользовался окном вместо двери, я устроилась во дворе на скамейке возле кустов акации, наблюдая за этим самым окном. Где-то минут через двадцать окно открылось и на улицу выбрался Шеля, в джинсах, кроссовках и рубашке в клеточку, он прикрыл окно и очень ходко покинул двор. Я пошла за ним, жалея, что оставила машину возле пивной. Хотя, может, оно и к лучшему, машину на пустынной улице Шеля мог бы заметить. На меня же он внимания не обращал, шагал целеустремленно, ни разу не оглянувшись. Путь он держал к троллейбусной остановке, запрыгнул в первый же подошедший троллейбус, а я остановила такси. Через две остановки Шеля вышел, я решила поберечь ноги и осталась в машине, которая малой скоростью двигалась за Шелей. Он свернул на улицу Танеева и вскоре вошел во двор огромного дома. Квартиры здесь не из дешевых, так что оставалось только гадать, что Шеле здесь понадобилось.

Он юркнул в третий подъезд, а я сделала один звонок и получила подтверждение, что в этом доме в квартире семнадцать прописан Вячеслав Кислицын, что меня ничуть не удивило после рассказа Лены.

— На Герцена, — кивнула я таксисту, который пребывал в некотором волнении, то ли я ему совсем не нравилась, то ли происходящее.

Моя машина по-прежнему радовала глаз на стоянке возле мусорных баков. Я расплатилась и пересела в «Феррари», выехала на проспект и позвонила Сергееву.

— Даже неловко тебя беспокоить, — сказала я.

— Да что ты, ради бога. Неужели нашла убийцу?

— Скоро только сказка сказывается. Нашего покойничка зовут Гена, фамилия Шестаков. Вроде бы он приехал из Москвы, но опять же вроде бы уроженец нашего города или области. Сидел вместе с Кислицыным и неким Шелей, завсегдатаем пивной на Герцена.