— Часу в двенадцатом, я думаю. Так, Костя?
Каменев кивком подтвердил ее слова.
— Госпожа Фишер, в какое время госпожа фон Кёнигзедлер приходит на работу к вам в бюро?
От неожиданности вздрогнули обе, и Мириам, и Ада.
— В три часа или, бывает, немного позже, — ответила Мириам Фишер.
— Пятнадцатого апреля она явилась как обычно?
— Да.
— А когда пришла Наталья Каменева, чтобы взять машину у госпожи фон Кёнигзедлер?
— Точно сказать не могу, но надо думать, между тремя и пятью часами.
— Госпожа фон Кёнигзедлер?
— Не сразу после того, как я начала работу, но и не совсем перед приходом Феликса. Я хорошо помню, что я не сразу решилась дать ей мою машину, а прикинула, не надо ли мне куда-нибудь съездить на ней до прихода Феликса. Но в этот день у меня никаких особых дел не было, а Наталья была так взволнована и так настойчиво просила дать ей машину, что я не смогла ей отказать.
— Чем она мотивировала свою просьбу?
— Она сказала, что ей просто необходимо поехать в горы. Я спросила, далеко ли она собралась. Она сказала, что не дальше ста километров. Я предупредила, что машина давно не заправлялась, и дала ей денег на бензин.
— Она часто брала у вас машину для поездок в горы?
— В этом году первый раз. А в прошлом году довольно часто. Сначала я сама иногда возила Каменевых в Альпы, показывала им Баварию; потом мне это надоело и я стала давать машину Наталье. Да, она брала ее много раз, летом и осенью.
— К событиям прошлого года, и даже к событиям более ранним, мы с вами еще вернемся, а сейчас нас интересует пятнадцатое апреля. Итак, можно предположить, что в тот день, после двенадцати, но никак не позже трех, Наталья Каменева каким-то образом узнает, что ее муж находится с любовницей в отеле «У Розы», неподалеку от австрийской границы, на автостраде номер восемь Мюнхен-Зальцбург. Выследить она их не могла, потому что получила в свое распоряжение автомобиль только после трех часов, когда они уже давно находились в отеле. Остается одно — кто-то ей об этом сообщил.
— Кто? — спросил Каменев.
— Это мог сделать только один их вас двоих — вы, Константин, или вы, Анна. Так кто же?
— Но мы весь день были на глазах друг у друга! — сказала Анна.
— Мы вышли из номера только вечером, чтобы спуститься в ресторан и поужинать. Мы даже не обедали в тот день, — сказал Каменев.
— А когда мы спустились, Наталья была уже в ресторане, — подхватила Анна.
— Но вы не были все время на глазах друг у друга! — с нажимом сказала графиня.
— Как это — «не были»? — возмутился Каменев.
— Да так, очень просто. Я тоже была когда-то молода, и у меня был муж. Правда, собственный, а не чужой. И, тем не менее, когда мы с ним останавливались в отеле, мы просто физически не могли быть все время друг у друга на виду. Если мне не изменяет память, то, находясь в гостиничном номере с любимым человеком, иногда приходишь к мысли о необходимости принять душ или ванну.
— Ой, правильно! — воскликнула Ташенька. На нее шикнули.
— В вашем номере была ванная комната с душем, — продолжала Апраксина, — и кто-то из вас, скорее всего оба по очереди, им пользовался. А душ, как известно, шумит. В это время второй мог спокойно позвонить по телефону Наталье и сказать ей, где они находятся и как до них добраться. Так кто же первым принимал душ?
— Первой в душ пошла я.
— А что в это время делал господин Каменев?
— Оставался в постели, — буркнул Каменев и добавил громким шепотом: — Господи, стыд какой…
— Госпожа Юрикова, когда вы вышли из душа, господин Каменев все еще был в постели?
— Кажется, да.
— Так оно и было, — кивнул Каменев. — Но я встал и тоже отправился в душ.
— Естественно, — кивнула Апраксина. Ташенька хихикнула, и на нее опять зашипели Ада с Мириам. — Долго вы находились в душе, господин Каменев?
— Довольно долго, потому что после душа я еще и побрился: утром второпях я не успел это сделать.
— Находясь в душе, вы не слышали никаких звуков из номера?
— Нет.
— Вы и не могли слышать! — торжествующе произнесла графиня. Пока вы находились в душе, там сначала шумела вода, а потом гудела электробритва! Можно предположить, госпожа Юрикова, что вы этим воспользовались, позвонили в Мюнхен и сказали Наталье нечто такое, что заставило ее броситься на поиски автомобиля, а затем отправиться в отел «У Розы»?
Анна недоумевающее смотрела на Апраксину.
— Н-нет… Да и зачем бы я стала это делать? И вообще как-то странно: мы бежим и прячемся от Натальи, чтобы потом звонить ей и докладывать, где мы находимся и как нас найти!
— Это странно только на первый взгляд, моя милая, только на первый взгляд! Вы могли, например, пожелать вызвать скандал — вскрыть этот нарыв, так сказать. Вы захотели, чтобы Наталья приехала в отель, может быть, даже предвидели, что она будет пьяна, — вы ведь знали эту ее печальную слабость. И все это вы просчитали заранее. Для этого вы записались в отеле неполной фамилией — чтобы Наталья, наткнувшись на нее, сразу поняла, что вы — здесь, а полиция в случае чего не обратила бы на нее внимания, приняв недописанное «Юрикова» за распространенную немецкую фамилию «Юрих». Между прочим, так и случилось. Вы же не могли предвидеть, что за это дело возьмется графиня Апраксина!
— Вы действительно думаете, что я специально не дописала свою фамилию?
— А вы попробуйте доказать, что это не так!
Юрикова пожала плечами и ничего не ответила.
— Господин Каменев, вы видели, что пишет Анна Юрикова в книге регистрации?
— Нет. Да я и не мог бы разглядеть: в тот день на вокзале я уронил и разбил свои очки, а без очков я вижу совсем плохо.
Апраксина чуточку выжидающе помедлила, как бы давая ему высказаться, а потом продолжила:
— Итак, госпожа Юрикова, вы позвонили Наталье, пригласили ее в отель, но когда ваш друг вышел из душа, ему вы ничего об этом не сказали. А когда, спустя несколько часов вы спустились в ресторан ужинать, там появилась и вызванная вами Наталья Каменева.
— Я ее не вызывала!
— Господин Каменев, как объяснила ваша жена свое внезапное появление в отеле «У Розы»?
— Да, по-моему, она никак не объясняла. Вы знаете, все было как-то так неожиданно… Я совершенно растерялся, увидев ее перед собой, и даже забыл ее спросить, как она нас разыскала.
— И очень, очень жаль! — назидательно проговорила графиня. — Если бы она вам призналась, что приехала по приглашению вашей подруги Анны, это значительно упростило бы работу следствия.
— Да не приглашала я ее, сколько раз вам говорить! — крикнула Юрикова.
— Спокойно, спокойно, моя милая. Уверяю вас, немецкий суд во всем разберется. Сейчас речь идет только о предварительном расследовании. Расскажите еще раз, господин Каменев, что было потом? Да, я помню, мы уже об этом говорили, но теперь, когда открылись новые обстоятельства того злополучного вечера, вы, возможно, вспомните новые детали, которые тогда не приняли во внимание.
— Хорошо, я попробую… Я хотел успокоить Наталью, предупредить скандал в ресторане и увел ее наверх, в номер, который она уже успела снять. В номере она разбушевалась вовсю и никак не хотела успокоиться, пока я не приведу Анну. И я спустился за Анной в ресторан.
— Дальше?
— Мы с Анной поднялись наверх и действительно вели разговор втроем.
— В ходе которого Наталья Каменева вовсе не успокоилась. В конце концов она с криком бросилась к двери. Что она кричала, вы помните?
— Конечно. Она кричала, что она так больше жить не может… Ну, что-то в этом роде.
— Дословно не помните?
— Нет, к сожалению…
— А что запомнили вы, Анна?
Юрикова пожала плечами.
— То же самое. Она кричала: «Я так больше не могу, я не буду!»
— И что же сделал Каменев, госпожа Юрикова?
— Он схватил ее за руку и сказал: «Нет, ты можешь и будешь!» И я поняла, что он никогда не отпустит Наталью… Он вывел ее за дверь, и дальше они какое-то время разговаривали в коридоре. Я не слышала, о чем они говорили. Я думаю, Костя, как всегда, пытался ее утихомирить.
— Я вас не спрашиваю, что вы думаете, госпожа Юрикова! Думаю здесь я! Впрочем, это и не важно, о чем поссорившиеся супруги говорили, оставшись вдвоем. Важно другое: чем вы занимались, оставшись в номере?
— Я? Чем я могла заниматься? Ничем. Я просто сидела и ждала, когда все это кончится.
— Давайте вспомним обстановку в номере. Посередине стоял круглый стол… Дальше?
— На столе стояла бутылка «Асти спуманте». Нет, две бутылки… Еще бутылка минеральной воды. И стаканы…
— Вот эти? — Апраксина достала из своей сумки три пластмассовых стакана и торжественно водрузила их на стол.
— Кажется, эти.
— В номере Натальи Каменевой был только один стакан. Кто принес туда еще два?
— Константин. Он взял их из нашего номера.
— Так, два голубых и один зеленый. И в один из этих стаканов, а именно в тот, из которого потом пила вино Наталья Каменева, вы бросили яд.
— Нет! Нет! — закричала Юрикова. — Какой яд? Что за чушь?
— Какой именно яд вы использовали и где вы его достали — об этом вы расскажете в другом месте. Меня такие подробности мало интересуют — мне важен только сам факт преступления.
Юрикова бросилась к Каменеву, но наткнулась на его полный ужаса взгляд. Она остановилась и забормотала:
— Костенька, это какая-то ерунда… Я ничего подобного не делала, ты же знаешь… Не верь, пожалуйста, этой старухе, она сумасшедшая! Скажи, что ты не веришь этой безумной чепухе, ну скажи же!
Каменев молчал. И тогда Юрикова опустилась на единственный свободный стул и молча уставилась почему-то на свой портрет на мольберте: скорее всего, ей было все равно куда смотреть. Каменев опустил голову и закрыл лицо ладонями. Так они и сидели друг против друга, в полных отчаянья позах, и казалось, что в комнате никого, кроме них, нет. Остальные замерли, ожидая, что будет дальше.
А дальше было вот что. Громко и требовательно прозвенел звонок. Раз, другой, третий. Апраксина встала и пошла отворять дверь. Затем она вернулась, а за нею следом вошел инспектор Миллер в сопровождении двух молодых полицейских, тех самых, что несколько часов назад в синих рабочих робах возились с дверью у дома Каменева в Олимпийской деревне.