Такие же капли падали сейчас, наверное, и в воду озера. Оно кипело от них тонкими фонтанчиками брызг. А по берегам его так же, как много дней назад, влажно блестел розовый пружинящий песок. Но никто уже не подбежит к нему гам, не крикнет: «Догони, Максим!» И пальцы, нацелившиеся было на сектор «Озеро», скользнули по щитку вниз…
Через несколько минут он опустился к вилле с чайкой и высадился у куста сирени. Куст был в цвету, и щемящий аромат Земли плыл в тихом предвечернем воздухе чужого мира. Он подошел к нему вплотную, зарылся лицом в тяжелые махровые кисти. Потом открыл дверь и прошел прямо в столовую.
Здесь все было прежним. Сохранились даже сделанные Мионой надписи на русском языке. Он сел за стол, попросил стакан соку.
— Будь здорова, Ми!
В ответ лишь глухой шум прибоя.
Он медленно ел, уминая все подряд, что выставит перед ним автомат. Потом долго сидел, уронив голову на руки, отдавшись воспоминаниям, какие набегали и гасли, как шумящий за стенами прибой, и в каких не было уже прежней боли, а была лишь большая, глубокая печаль.
Потом, уже засыпая на ходу, он прошел в шестигранную гостиную, кое-как разделся и, бросив одежду прямо на пол, повалился на голую кушетку. Но уснуть не успел. Входная стена виллы вдруг раскрылась, и в комнату вкатил оранжевый автомат. Волна густого, до боли знакомого аромата будто накрыла Максима с головой. Он невольно приподнялся. Робот подплыл к самой кушетке и вывалил перед ним целую охапку астийских эдельвейсов.
Внутри автомата что-то щелкнуло:
— Командир корабля желает землянину доброй ночи и просит принять эти цветы.
— Спасибо, старина. Передай командиру — спасибо! Или постой! — Максим соскочил с кушетки и, выбравшись наружу, выломал несколько веток сирени:
— Возьми это, передай командиру и скажи, что землянин искренне желает ему большого настоящего счастья.
Робот послушно подхватил цветы, и через секунду фонарик его скрылся за поворотом серпантина. Максим сел на верхнюю ступеньку лестницы и, поёживаясь от ночного ветерка, долго ещё смотрел на белеющий во тьме куст разросшегося аулоро…
А наутро, едва он успел искупаться в море и привести себя в порядок, к нему снова вплыл оранжевый автомат:
— Командир просит землянина пройти к нему. Если землянин не очень занят.
Максим натянул рубаху, поспешно пригладил волосы:
— Я готов.
— Тогда следуйте за мной! — отчеканил робот.
К удивлению Максима, на этот раз автомат повел его совсем в другую часть Дворца и остановился в просторном зале, сплошь задрапированном голубовато-зеленой тканью. Максим знал уже, что так оформлялись личные апартаменты Этаны.
— Командир ждет землянина за этой стеной, — коротко доложил автомат.
Максим чуть помедлил, стараясь сообразить, чем вызвано столь раннее приглашение, но, так ничего и не придумав, осторожно коснулся стены. Та тотчас разомкнулась, открыв небольшую полузатемнённую комнату, где в глубоком алькове, слабо освещенном зеленоватым светом, под воздушно-лёгким, будто вспененным покрывалом лежала Этана.
Но что это? Лицо инопланетянки было бледным, осунувшимся, пышные волосы рассыпались по изголовью, в глазах застыло плохо скрываемое страдание.
— Этана, что с вами?
Она с трудом приподняла голову, постаралась улыбнуться:
— Подойдите ко мне, Максим, и сядьте вот здесь, поближе. Да не пугайтесь, мой друг! Просто переволновалась сверх меры. Всё пройдет. Электронный врач уже осматривал меня. Ничего страшного. Но необходимо время. А надо срочно произвести одну операцию, какую автоматам не доверишь. Вы уж простите, что я скова беспокою вас.
— О чем говорить, Этана! Я сделаю всё, что нужно.
— Нужно вот что, Максим… Нужно пройти к пульту вводной системы Кибера и перевести его в автономный режим, то есть такой, как если бы корабль оказался без командира. Это делается в исключительных случаях. Но сегодня придется сделать: несколько дней я не смогу подняться с постели. Так вот, слушайте, — Этана подробно объяснила, как и что нужно сделать, и тихо добавила — А потом зайдите ко мне. Пожалуйста…
— Зайду, Этана. Обязательно зайду! — Максим осторожно отёр ей со лба капельки пота и вышел из комнаты.
А когда, сделав всё, что следовало, вернулся в спальню инопланетянки, то увидел, что она спит, свернувшись калачиком, положив ладошки под голову, точно так, как тогда, в подводной оранжерее, и беспомощно-детская улыбка точно так же играет на её губах.
Максим хотел выйти из комнаты, но едва коснулся стены, как Этана открыла глаза:
— Вы уже вернулись, Максим? Все сделали?
— Все, как вы сказали.
— Спасибо вам. А теперь позавтракаем вместе. Там через две комнаты — мой «официант». Выберите что-нибудь по своему вкусу. И принесите сюда. Не будем вызывать автоматы.
Максим принес завтрак, помог Этане поесть. Она благодарно улыбнулась:
— Спасибо, мой друг. Мне уже много-много легче. И я хотела бы поговорить с вами. Нам давно следовало обсудить один вопрос. Да как-то не представлялось удобного случая… Через несколько ваших месяцев Ао Тэо Ларра вынужден будет покинуть систему Солнца и взять курс к родным мирам…
— Я знаю это.
— И я хотела бы предложить вам… Хотела бы просить вас не покидать корабль, лететь с нами. Я уже не говорю, насколько важным для вас должно быть благополучие вашей юной жены и сына. Но во сто крат важнее, чтобы знания о цивилизации Земли стали достоянием системы Агно и других разумных миров. А без вас… Признаюсь честно, без вас я боюсь выходить в космос.
— Ну что вы, Этана!
— Да. Да, Максим! И последняя катастрофа еще более усилила этот страх. А вы… Мы сделаем вас полноправным гражданином Системы, подключим к Киберу и со временем… Со временем я передам вам командование кораблем.
— Что вы говорите, Этана! И почему вы думаете, что я…
— Здесь нельзя думать. Здесь нужно знать. И Кибер по моей просьбе давно все оценил и взвесил. Ваши личные качества вполне позволят вам принять командование кораблем. Ну, а знания… Знания вы приобретете быстро. К тому же в вашем распоряжении будет вся информация, накопленная Кибером. Соглашайтесь, Максим. Я не обещаю вам легкого путешествия. Но вам ли говорить о трудностях…
— Спасибо, Этана, за все ваши предложения, но…
— Нет-нет, пока не отвечайте. Подумайте обо всем этом.
— Я думал, Этана, много думал. Я рад, что Кибер вынес хорошее мнение обо мне. Но до вас мне далеко. И как командир вы — вполне на месте. Что же касается вашего предложения остаться здесь… Да, мне трудно будет покинуть корабль, трудно будет расстаться с Мионой, да и… с вами, к чему лукавить. И тем не менее, я не могу оставить Землю. Я нужен Земле, нужен Родине. Вы должны согласиться со мной, Этана.
Она взглянула ему в глаза, подавила вздох:
— Я могу только преклоняться перед вашим благородством, Максим. Вы вправе располагать собой, как считаете нужным. Пс первому требованию я доставлю вас на Землю и сделаю все необходимое, чтобы ваше появление там не вызвало недоумения ваших соотечественников. Я, разумеется, позволю вам взять с собой все ваши записи. Хотя в этом и не будет большой нужды, потому что я приготовила специально для вас диск с таким объемом информации, какой вы не усвоили бы в информатории и за два десятка лет.
Диск этот тем более удобен, что пользоваться им сможете только вы: информацию с него можно считывать лишь через ваш элемент связи, любой выход из строя этого элемента, как и ваша гибель, повлечет немедленное самоуничтожение диска. Я дарю вам этот диск, потому что знаю теперь, у вас хватит ума и добропорядочности использовать наши знания лишь на благо прогресса цивилизации Земли.
— Благодарю вас, Этана.
— И еще… — Этана судорожно глотнула воздух. — Я хотела сказать вам… Я хотела, чтобы вы знали, что я… что я люблю вас, Максим. Люблю… Я полюбила вас давно, сразу после памятного сеанса в иллюзионории и все это время — столько дней и ночей! — ни одного часа не могла не думать о встрече с вами. Я впервые почувствовала себя женщиной, впервые поняла, что значит радость, мечта, надежда. А потом…
Потом было самое страшное: я узнала, что можно любить и не быть любимой. Я поняла, почему женщины могут плакать, Да, я впервые узнала вкус слез, Максим. Но если бы мне предложили избавиться от этой муки — Кибер, наверное, смог бы это сделать — я с негодованием отвергла бы такое предложение. И вот теперь мы расстаемся. Расстаемся навсегда. Я понимаю, иначе быть не может. И всё-таки…
Только зачем я говорю все это? Не знаю… — она словно запнулась, глаза ее, полные отчаяния и боли, налились слезами; она быстро отвернулась и закрыла лицо руками.
Сейчас перед Максимом была действительно просто женщина — совсем еще молодая, несказанно красивая, бесподобно умная и… несчастная. Жгучее чувство сострадания опалило ему душу. Он склонился над нею и, отведя от лица мягкие, точно струящиеся волосы, коснулся губами кончиков ее вздрагивающих пальцев:
— Простите меня, Этана… Простите, что при всём моем расположении к вам, я не могу…
— Не надо, Максим. Я все понимаю. Все-все! Вам не в чем винить себя. Я сама не знаю, как вырвалось у меня это никому не нужное признание. В первый раз в жизни я говорила без всякой цели, всякой надобности, просто так… Просто потому, что не могла не сказать, не справилась с собой… — голос ее замер, две крупные слезы выкатились из-под полусомкнутых век. — Но ведь и я… Разве я виновата в чем-нибудь?.. — она слабо всхлипнула и, притянув к себе большие натруженные ладони Максима, зарылась в них лицом…
20.
Этот сигнал ближней связи не был неожиданным для Максима. Он ждал его. Этана подошла к самому экрану, протянула к нему руки:
— Добрый день, Максим.
— Добрый день, Этана.
Она долго смотрела на него широко раскрытыми глазами, точно желая вобрать в себя образ землянина. Потом сказала:
— Вы все успели? Познакомились и с теорией мезонного поля, и с теорией нейтринной стабилизации радиоактивных изотопов?