не, рассчитывая на революцию в Германии.
Надо сказать, что все астраханские большевики стояли на точке зрения «левых коммунистов». Трусов заявил, что «нужно отвергнуть мир и объединенными усилиями единого социалистического фронта оказать сопротивление врагу, так как подписание мира есть подписание себе смертного приговора». Ему вторил Гольдберг, отметивший: «принятие германских условий мира есть гибель революции, поскольку с заключением мира германский пролетариат будет усыплен и наша революция погибнет»[507].
Плана войны, разумеется, ни у кого не было, и это обстоятельство наиболее ярко проявилось в выступлении председателя съезда левого эсера Перфильева, предложившего использовать… террористические методы: «мы должны идти воевать маленькими отрядами, нам нужны террористы, единицы, которые могли бы справиться с германским империализмом так же, как террористы справились с самодержавием». И далее:
«Задача момента – война во что бы то ни стало».
Правые социалисты решили воспользоваться моментом. Семенов и Носков под аплодисменты части собравшихся внесли резолюцию с призывом к объединению всей российской трудовой демократии для защиты Родины и революции. В резолюции содержалась здравица Учредительному собранию.
Большевики, а конкретно Гольдберг, внесли свой проект. В нем говорилось, что «астраханский губернский съезд с негодованием отметает мир, предложенный германскими разбойниками, и считает необходимым бороться до последней капли крови с разбойниками и империалистами всего мира». Текст большевиков был поддержан другими левыми и принят съездом.
На фоне царившего хаоса напомнили о себе ловцы. На восьмой день съезда они провели резолюцию о свободе торговли рыбой, тем самым перечеркнув коалиционные усилия всех социалистических партий.
В целом повестка была исчерпана, и последние три дня Съезд посвятил избранию руководящих органов. Их было два. Первым был Губисполком Совета, то есть сформированный квотным образом орган, представлявший краевой съезд, своего рода малый постоянно действующий парламент. Вторым руководящим органом было собственно правительство – Совнарком.
Пекарь Липатов, большевик, предложил следующее распределение мест в Губисполкоме: 15 мест – рабочим, 21 место – уездам в зависимости от численности населения, 4 места – калмыкам, 7 – Киргизской степи, 5 – мусульманскому революционному комитету и еще 8 – социалистическим партиям. Последнее оказалось самым интересным. Большевики и левые эсеры предложили предоставить по два места не только себе, но также меньшевикам и правым эсерам.
Условие было одно – признание Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа. Проще говоря, меньшевикам и правым эсерам было предложено признать советскую власть и войти в ее состав на равных условиях с правящей коалицией.
Правые наотрез отказались. 28-летний меньшевик Шалва Абдушели произнес речь о том, что его партия считает невозможным немедленное введение социализма и требует немедленного созыва Учредительного собрания. Он также выразил глубокую скорбь по поводу раскола в революционных рядах. После этого слово получил правый эсер Семенов. Начитанный Семенов взял на вооружение письмо Ленина швейцарским рабочим, написанное год назад, в январе 1917 года. В этом письме Владимир Ильич выражал сомнение в любой революции в России, особенно социалистической. Теперь Семенов говорил о непоследовательности лидеров большевиков и недопустимости проведения опытов над страной.
И Абдушели, и Семенов заявили, что советской власти не признают и ни на какие ответственные посты их партии предлагать никого не станут. Применительно к Астраханскому краю они выступили с совершенно утопическим предложением избрать местное Учредительное собрание.
Правым оппонировали не большевики. Их раскритиковали левые эсеры и максималист Цыпин. В том же духе высказались представители крестьян, ловцов, казахов, калмыков, солдат и еврейской рабочей партии.
Голосование показало расстановку сил. Резолюция эсеров и меньшевиков про Учредительное собрание получила всего шесть голосов «за». Еще 20 человек воздержались.
В результате сотни делегатов съезда избрали Губисполком. Правых в нем не было, а доля уездов была увеличена до 28 мест. Во главе Губисполкома встал большевик Липатов.
После этого было избрано новое правительство края в составе 16 комиссаров. Шесть мест в нем досталось большевикам, пять – левым эсерам, по одному – максималистам и народным социалистам, и три – беспартийным. Правительство возглавил левый эсер Войцехович.
Совнарком и партии левой коалиции
Новые власти развернули работу и для начала начали ведомственное обустройство. Здание, где раньше располагался Совет, пострадало от огня, а Кремль был не очень приспособлен для размещения административных органов, исключая разве что военное ведомство.
Совет рабочих, крестьянских, солдатских и ловецких депутатов и его губисполком (большевик Липатов) выбрал себе дом Сергеева у Полицейского моста[508]. Здесь же пара кабинетов была отведена комиссариату по печати (большевик Хумарьянц).
Военный комиссариат (большевик Аристов) решил остаться в доме архиерея в Кремле.
Сразу три ведомства – комиссариаты юстиции (большевик Вейнмарн), труда (большевик Трусов) и образования (левый эсер Бакрадзе) – остановились на доме Печенкина прямо напротив Архиерейской башни[509].
Комиссариат внутренних дел (левый эсер Перфильев) разместился в доме губернатора[510].
Комиссариат продовольствия (левый эсер Войцехович) выбрал помещения бывшего губернского продовольственного комитета[511]. Комитет располагался в огромном правительственном корпусе, и понятно, что в нем было много и иных учреждений, включая, например, городские органы власти.
Комиссариат торговли и промышленности (максималист Цыпин) расположился на Косе, в доме Солиной против пристани общества «Самолет».
Комиссар земледелия левый эсер Митенев и его сотрудники работали в доме Лианозова на Канаве[512].
Комиссариат судоходства (большевик Демидов) занял здание Биржи[513].
Здание бывшего дворянского собрания[514] перешло к комиссариату здравоохранения (беспартийный доктор Гузиков).
Главпочтамт вполне естественно стал местом работы комиссариата почт и телеграфов (большевик Чиркин, работавший ранее телеграфистом).
В одном из домов на Облупинской площади соседствовали комиссариат рыбных дел (беспартийного ловца Иванова скоро сменил большевик Крупнов) и комиссариат театра и искусств (беспартийный Кунышев, впрочем, этот комиссариат долго не проработал и был подчинен комиссариату образования).
За финансы отвечал народный социалист Рушевский, за железную дорогу – левый эсер Лабунский.
С комфортом обустроились и социалистические партии.
В апреле левые эсеры получили отдельный особняк для партийного штаба в доме рыбопромышленника Казбинцева[515]. Для охраны здания был выделен отряд мусульманской роты, чьи командиры симпатизировали левым эсерам[516]. Большевики въехали в дом Воробьева на ул. Почтовой. Мусульманский ревком расположился в доме Мирманова на Канаве. Максималисты предпочитали собираться в Думском зале, но получили и офис в доме Яковлева/Миллера на Канаве[517]. В реквизированных типографиях выпускались газеты: «Астраханский рабочий» у большевиков, «Молот» у максималистов, было свое издание и у левых эсеров.
Все комиссары лично ежедневно принимали посетителей. Аристов, например, вел прием на протяжении полутора часов, а некоторые комиссары – и двух.
Большевики и левые эсеры проводили собрания и лекции. Некоторые из них были платными, например у Трусова. Сборы от таких лекций шли в фонд помощи безработным и раненым красногвардейцам.
Перестройка власти
«Отношения у нас с большевиками хорошие, – рассказывал Спиридоновой и другим делегатам II съезда ПЛСР астраханец Жучков, – у нас идет вполне налаженная работа с ними.
У нас комиссары из левых с-р идут плечом к плечу во всем с большевиками»[518].
Нельзя сказать, что между большевиками и левыми эсерами весной 1918 года шла какая-то борьба за власть. В основном все вопросы решались общим согласием, а там, где имелись разные позиции, они определялись не столько партийной принадлежностью, сколько личными мнениями.
Ярким примером является судьба городской Думы. После провозглашения советской власти было не понятно, каким образом надо с ней поступить. К тому же Дума была избрана летом 1917 года и совершенно не отражала изменений в настроении астраханцев. Меньшевик Абдушели, сам бывший думским депутатом, риторически вопрошал на заседании:
«Разве кто-нибудь из нас убежден, что население нам доверяет? Думаю, что нет. Мы слышим плевки по нашему адресу, мы перестали подходить населению. В эти грозные дни население шло не за нами, а за теми, кто сражался»[519].
Возник вопрос о перевыборах Думы. Поразмышляв некоторое время, 17 февраля депутаты согласились[520].
Однако возник вопрос, зачем вообще проводить новые выборы, раз есть Советы и при Советах возникли органы исполнительной власти. 18 марта Совнарком разделился по этому вопросу.
Эсер-максималист Цыпин предложил сохранить городскую Управу, усилив ее несколькими энергичными работниками. Левый эсер Перфильев предложил Управу, наоборот, распустить, создав городской комиссариат на базе советских кадров.