Астраханский край в годы революции и гражданской войны (1917–1919) — страница 36 из 90

азанцева и казака Расстригина из станицы Александровской, которые дважды в течение полугода организовывали вооруженные выступления против Советов. Станичники рассудили иначе и постановили виновных лиц навечно изгнать из станицы.

Проблемы у казаков возникли не с большевиками, а с крестьянами. Пользующиеся авторитетом среди селян крепкие хозяйственники стремились разделить казачьи земли, и общины их поддерживали. Возникали множественные конфликты. II Астраханский краевой съезд Советов, на котором очень весомым было представительство зажиточных крестьян, постановил не исполнять рекомендаций Москвы о моратории на использование казачьих земель, а допустить селян на казачьи сенокосы «до выяснения обстоятельств»[724].

Большевики старались держать баланс и поддерживали право казаков сохранить прикрепленные к станицам земли. Позицию крестьян активно защищали левые эсеры и максималисты. «Декрет о восстановлении казачества и возвращении им земли непременно вызовет в Астрахани бойню, – заявлял входивший в губисполком левый эсер Пасхин, – землю уже поделили крестьяне, а теперь ее надо опять отдавать казакам»[725]. Однако после июльских событий 1918 года влияние партии левых эсеров резко упало. Это позволило казачеству сделать в защите своих интересов сильный шаг вперед. Поэтому станичники в значительной своей части поддержали советскую власть.

Разумеется, часть казаков подалась к белым. Какой была их доля? – Борис Пугачев, посвятивший десять лет своей жизни исследованию жизненного пути астраханских казаков, приводит биографии 130 человек, из которых 86 воевали на стороне белых, а 36 – на стороне красных. Причем следует иметь в виду, что в поле зрения исследователя оказались представители командного звена, то есть людей более состоятельных[726]. Соответственно, в целом среди казачества число сражавшихся за красных было вполне сопоставимо с числом сражавшихся на другой стороне баррикад.

Самыми известными среди красных казаков были большевик Мина Аристов и левый эсер Сергей Буров. Но не менее интересен путь бывшего командира Астраханской казачьей бригады генерал-майора Василия Сарычева, который отказался участвовать в январском мятеже, пошел служить в РККА, стал инспектором кавалерии и создал кавалерийские части X Красной армии.

Другим заметным казачьим командиром в Красной армии стал Василий Водопьянов, бывший помощником командира 3-го полка. Он участвовал в январском мятеже, но после амнистии был призван в РККА, мобилизовывал калмыков и стал начштаба 7-й кавдивизии красных, в основном сформированной из астраханского казачества. После победы на Нижней Волге этот офицер стал инспектором кавалерии Туркестанского фронта и был награжден орденом Красного Знамени.

Среди красных казаков стоит также упомянуть военного инженера Ивана Яценкова, инструктора пехотных курсов РККА Петра Аратовского, помощника командира калмыцкого кавполка, сотника 2-го казачьего полка Василия Бирюлькина, инструктора кавалерийских курсов хорунжего Петра Болдырева, делопроизводителя губисполкома сотника Ивана Ежова, летчика астраханского авиаотряда Евгения Полетаева.

Кроме упомянутой 7-й кавдивизии, были сформированы и другие красные отряды. Четыре сотни пополнили ряды X армии, защищавшей Царицын, другие сотни вошли в состав 1-й Черноярской Степной советской бригады.

В целом число астраханских казаков, вызвавшихся добровольцами защищать власть Советов, вполне сравнимо с числом казаков, призванных четырьмя годами ранее воевать с немцами.

Образование

Левому эсеру Бакрадзе, возглавившему комиссариат образования, досталось сложное наследство.

Образовательных учреждений было много, они отличались крайним разнообразием, и большинство из них не работало ввиду многомесячной невыплаты зарплаты преподавателям. Школы финансировались на уровне волостей, а денег у тех давно уже не было. Вдобавок наступила весна с ее обычными ледоходом и распутицей, и она на несколько недель отрезала многие села от Астрахани.

В губернии имелось 33 высших начальных училища и 1111 обычных начальных училищ. В «высших училищах» обучение шло четыре года, а в остальных и того меньше. Обучение сводилось к умению читать и писать, вести простые арифметические расчеты и знать основы православия, буддизма или ислама в зависимости от вероисповедения.

Среди начальных училищ имелось 45 станичных, 30 калмыцких, 50 киргизских (казахских) и сто татарских. Они были разбросаны по всей территории губернии, и только, к примеру, в Черноярском уезде их было 170[727].

Содержать все это селяне не были намерены. Про скромный заработок учителя в триста рублей «крестьяне заявляли – “агромное жалованье!”, и на этой почве были попытки закрыть школы или посадить туда своего учителя подешевле, конечно, дочку или малограмотного сынка какого-нибудь жителя». Эту позицию разделяли и избранные крестьянами уездные власти. В Николаевской слободе население прямым текстом сказало: «Нам ваша гимназия не нужна». В Красноярском уезде власти хотели оставить на 400 учеников всего одного учителя[728].

Константину Бакрадзе предстояло преодолеть не только хаос, но и откровенное противодействие населения.

Уже к марту со всеми училищами была установлена связь. Долги по зарплате перед учителями погашались в первоочередном порядке. В отдельные села были направлены учебные пособия и литература. Учительство, однако, в целом было недружественно к новой власти, а их профсоюз осудил октябрьский переворот[729]. Большинство школ существовало при приходах, и отмену религиозных занятий педагоги восприняли отрицательно.

В рамках демократизации школы при «высших начальных училищах» были созданы Родительские советы. Учителям старой культуры это, понятно, тоже не нравилось.

В Астрахани отмечались свои сложности. Во время боев сгорели 1-я мужская гимназия (это здание так и не было восстановлено) и гимназия Шавердовой (Московская, 8). В этой связи Бакрадзе изъял у церкви все три учебных заведения – семинарию, мужское и женское духовные училища. Сюда были переведены гимназические классы. Лишь 25 февраля удалось возобновить занятия, то есть было утрачено почти два учебных месяца.

Бакрадзе также хлопотал об улучшении условий для арестованных с оружием в руках гимназистов. По его просьбе их перевели в отдельные камеры, упростили порядок передачи продуктов и белья и вскоре освободили[730].

К слову, сегодня получило распространение частное письмо некоей С. Румянцевой, в которой та рассказывает про расстрелы и избиения гимназистов по итогам январских боев[731]. Возможно, речь идет о тех гимназистах, которые были схвачены астраханцами с оружием в руках. Вряд ли справедливо требовать от людей, чьи родные и друзья были убиты и искалечены этими гимназистами, дружелюбия. Что до остальных учащихся, то, судя по встрече Бакрадзе с директорами учебных заведений, все эксцессы свелись к двум событиям:

– руководитель частной гимназии Базерман сообщила, что на ее ученицу напали три солдата, толкнув, изорвав шляпу и разбросав книги по улице;

– представитель реального училища Ломан рассказал, что солдаты порвали пропуска у двух его учащихся.

По обоим эпизодам Бакрадзе направил письмо военному комиссару Аристову, потребовав объяснений[732].

Всего в крае имелось 24 гимназии, включая 13 частных. В них получали образование 8645 гимназистов и работали 350 преподавателей. Пятнадцать гимназий работали в Астрахани (из них 12 частных), две в Николаевской слободе[733] и по одной в Енотаевске, Черном Яру, Красном Яру и Цареве. Частные гимназии были взяты под управление комиссариатом.

Кроме начальных училищ и гимназий, имелся ряд специализированных учебных заведений: учительский институт, учительская семинария, Торговая школа, Мореходное училище, художественное училище, народная консерватория и школа глухонемых, школа садоводства, виноградарства и огородничества в 13 км от Астрахани. В Николаевской слободе и Красном Яру были ремесленные школы.

Эти учреждения также перешли под управление Бакрадзе. Их стремились использовать как вечерние школы для рабочих. Подобные курсы пользовались невероятной популярностью. Люди стремились познавать мир и, как губка, впитывали знания по самым разным направлениям человеческой мысли. На каждый курс записывалось по 250–300 человек. Вначале школа для взрослых была открыта при Реальном училище, где даже имелась обсерватория[734]. Затем вечерние курсы появились при 13-м начальном женском училище на Эллинге, 7-м начальном мужском училище на Селенах, 9-м начальном училище на Татар-базаре, при Епархиальном женском училище на Больших Исадах, на Форпосте, пос. Свободном и т. п.

Школа садоводства была преобразована в среднее сельскохозяйственное учебное заведение. Еще одно среднее училище планировалось создать на базе Ахматовской школы садоводства в селе Черепаха, где еще весной были открыты вечерние курсы[735]. В Замьянах была создана школа рыболовства, в Копановке – техническая школа, а в Александровке – сельскохозяйственная школа, а затем и высшее начальное училище. При женской гимназии был открыт 8-й класс, в котором готовили преподавателей для школ.

В доме Шелехова[736] была открыта народная консерватория, в которую перевезли семь конфискованных роялей и другие инструменты. Проходили занятия по классу виолончели, пения, духовых инструментов, скрипки, фортепьяно, хоровому пению и теории