В Университет можно было поступить с 16 лет. Были открыты три подготовительные группы, в которых изучали русский язык, литературу, математику, географию, ботанику, зоологию и другие предметы, хорошо знакомые сегодня учащимся старших классов средней школы.
В Университете имелось три факультета, сгруппированных несколько непривычным для сегодняшнего восприятия образом:
– социально-экономический (политэкономия, статистика, теория права, римское право, русская и французская история);
– историко-филологический (психология и логика, теория права, история Средних веков, история Франции XVIII века, русская история XIX века, русская литература и др.);
– естественно-исторический (математика, физика, химия, кристаллография, минералогия, ботаника, зоология)[1007]. Первым ректором Университета стал профессор Сергей Усов. Сергей Андреевич был специалистом в области зоологии, преподавал в МГУ и привнес весь свой талант для организации в Астрахани высшей школы.
Одним из самых замечательных людей, чье имя оказалось связано с историей Университета, стал коренной астраханец профессор Николай Пальмов. Николай Николаевич родился в 1872 году в семье священника, закончил Астраханскую духовную семинарию, а затем поступил в Киевскую духовную академию. Оставшись жить в замечательном городе на Днепре, он стал преподавателем Киевской Духовной академии, увлекся археологией и древней историей. После наступления в Киеве хаоса в 1918 году Пальмов вернулся в Астрахань и с большим увлечением погрузился в работу созданного Бакрадзе Университета. Он читал курс по древней истории Астраханского края, включая хазарский и ордынский периоды, и осуществил экспедицию на Шареный бугор, исследовав остатки татарской Астрахани.
Университету не хватало помещений. Лекции читались в кинотеатре «Модерн», клубе моряков в доме Степанова на Кремлевской ул. и даже в Думском зале. Профессор Усов вел занятия по зоологии, профессор Станкевич – по высшей математике и физике, а профессор Скринников – по минералогии. Еще семь преподавателей открывали для студентов миры химии, биологии, анатомии и немецкого языка[1008].
За работу Университета его создатели подвергались критике. Им вменялось в вину то, что среди студентов практически нет рабочих и крестьян. Но в таком положении не было вины ни Бакрадзе, ни крестьян, ни рабочих. Университетское образование требует хорошей школьной подготовки, а ее в Астрахани дети из семей простых работников при царе получить не могли. У них не было для этого ни денег, ни связей.
Но Бакрадзе был мечтателем. Он не хотел ограничиваться Университетом. Он хотел создать Сельскохозяйственный институт и политехнический техникум. В каждом уезде намечалось открыть ремесленное училище. Заработали бухгалтерские курсы. Учительские курсы посещали 400 человек. Пединститут готовил преподавателей физики, биологии, химии, географии, литературы, математики, русского языка и истории[1009].
6 августа в здании комиссариата образования прошло учредительное собрание Союза изобретателей. Для него в Москве начала закупаться специальная техническая литература. Озвученные рацпредложения носили утилитарный характер – технологии консервирования воблы, конструкции печей для безотходного сжигания камыша и т. п.[1010]
Из столицы выписали шесть высококвалифицированных лекторов.
Фронт работы был огромен. Из-за малого числа школ в Астрахани учащимся приходилось заниматься в три смены[1011].
В селах люди сами строили школы, прося у власти только стройматериалы. Таким хозспособом, например, летом 1918 года была построена школа в Камызяке[1012].
Здравоохранение
Новая власть старалась максимально поддержать здравоохранение. В июле были утверждены новые тарифные ставки. Зарплата врачей в среднем составила 800 руб., то есть соответствовала окладам губернских комиссаров. Но за особые условия труда полагались существенные надбавки. Например, старший судоходный врач или заведующий лабораторией Киргизской степи получали по 1500 руб.[1013]
Наряду с краевым правительством финансирование медпомощи осуществляли профсоюзы на принципах медицинского страхования. На Форпосте, например, в больничную кассу отчислялось 10 % от зарплаты рабочих[1014].
Однако не хватало кадров. Более того, из 200 астраханских докторов для нужд Красной армии был мобилизован 121[1015].
Большие проблемы были на местах. В Нижнем Баскунчаке, где соледобытчики работали в адских условиях с покрытыми язвами ногами, больница фактически закрылась. Окна были выбиты, лекарств не имелось, и единственный врач был бессилен что-либо сделать. Между тем число рабочих в Баскунчаке в это время достигало 15 000 человек[1016]. Условия жизни были крайне скученными, и осенью вспыхнула эпидемия холеры, которая унесла жизни 71 человека.
Холера проявила себя и в Астрахани. К середине июля заболели 105 человек, после чего эпидемия пошла на спад и концу августа окончательно затихла[1017]. Следующая волна заболеваний пришла поздней осенью. К 12 ноября было зарегистрировано 16 случаев брюшного и 8 случаев сыпного тифа[1018].
В казахских урочищах близ ст. Кайсацкая опять проявила себя пульсирующая в этих краях уже второе десятилетие чума. В 1917 году она унесла жизни сорока человек[1019], а в начале 1918 года еще стольких же. О происходящем на отдаленных кочевьях не мог знать никто[1020]. Осенью 1918 года чума посетила Ханскую Ставку, убив еще 24 человека[1021].
Астрахань не обошла эпидемия испанского гриппа, забравшего в мире свыше 20 миллионов жизней. К середине октября в уездах заболели 2042 человека, однако число смертельных случаев оказалось небольшим – погибли всего 17 человек, из них 15 – в северном Царевском уезде[1022].
Вернувшийся на должность комиссара здравоохранения Павел Гузиков старался развить сеть медицинской помощи. К декабрю были открыты четыре амбулатории. В Знаменской церкви, к радости прихода, заработал зубоврачебный кабинет[1023]. В здании Коммерческого училища развернулся госпиталь для красноармейцев на 360 коек. Невзирая на страшную тесноту, «везде наблюдались поразительная чистота, тщательный уход, хорошая и вкусная пища»[1024]. Свыше 30 тысяч рублей удалось выделить на ремонт дома прокаженных, находившегося в жутком состоянии[1025].
Для рабочих и красноармейцев, получивших увечья и лишенных домашнего ухода, был открыт Дом инвалида на 300 мест. В Доме были созданы портняжная, сапожная и чулочная мастерские.
Впрочем, Гузиков работал начальником краевого здравоохранения недолго. В декабре на III съезде Советов «бакинцы» постарались избавиться от астраханских кадров на ответственных постах. Отдел здравоохранения возглавил Мовсум Исрафильбеков, выпускник медицинского факультета Киевского университета, работавший ранее ординатором в Баку и отвечавший в Бакинском Совете за медико-санитарную помощь[1026]. Гузиков ушел на должность главврача больницы на Паробичевом бугре.
Культурная жизнь
Михаил Непряхин занимался не только организацией поставки в Астрахань продовольствия. Он писал стихи, был увлечен скульптурой и живописью. По его инициативе при профсоюзах был создан отдел культуры и просвещения, и более того – художественная студия, где люди осваивали искусство рисовать и ваять. Для студии было изъято помещение в доме Лбова у Сапожниковского моста.
Именно такой человек был нужен Павлу Догадину – талантливому предпринимателю, который вложил все свои сбережения в коллекцию картин и произведений искусства. В коллекции были работы Куинджи, Кустодиева, Рериха, Левитана, Шишкина, Маковского и других мастеров. Имелся в архиве мецената и сборник писем и личных автографов Толстого, Чехова, Достоевского, Тургенева, Лескова, Чайковского. Общая стоимость коллекции оценивалась в 50 000 рублей золотом[1027].
Времена были сложные, и Догадин опасался, что его коллекция может стать целью бандитского налета. Поэтому он решил передать ее Советскому государству.
Михаил Непряхин вспоминал[1028]: «Павел Михайлович изложил мне суть своего предложения… Показал мне свою коллекцию, развешенную на стенах его сравнительно небольшой квартиры. И я с искренней радостью убедился в процессе общения с Догадиным, что это человек, который и по внешности, и по мягким манерам, и по его духовным интересам и высокой культуре совсем не похож на купца. На меня произвела большое впечатление скромность этого человека. Никаких признаков какой-либо купеческой хитрости. Простота и человечность. Тонкий эстетический вкус. Никакого предубеждения, никаких признаков озлобления против революции.
После моей встречи с Догадиным я поделился впечатлениями с товарищами А. А. Перовым и другими большевиками-интеллигентами, знавшими Догадина. Они подтвердили, что мое впечатление отражает подлинную природу этого хорошего культурного человека.