Дальнейшие попытки вернуть разговор в русло положения дел в Коминтерне успеха не имели. Зал явно собирался обсуждать местную повестку, хотя и не был враждебен центральной, просто хотел быстрее ее пройти. Резолюция о совместной борьбе за лучший мир в союзе с западным пролетариатом была принята единогласно.
После этого конференция с интересом перешла к главному вопросу.
С докладом от Военно-революционного комитета выступал Киров. Он пересказал, собственно, всем известные вещи про прибытие в город 11-й Красной армии, про ее размещение, про дефицит припасов и перебои с поставками из Саратова. Киров призывал к дисциплине, сознательности и воздержанию.
После Кирова слово вновь взял Зазнобин. Он вышел на трибуну, держа в руках некую бумагу. Это была резолюция фабзавкома «Кавказ и Меркурий», поддержанная рядом других предприятий, содержавшая требование увеличить нормы выдачи хлеба и угрозу забастовки.
Поддерживавшая Президиум часть собрания взорвалась криками «Позор!», заглушившими последние слова стойкого анархиста.
На выступления записалось более двадцати ораторов. Мнения разделились примерно поровну. Медведев, Бабкин, Сахаров и ряд других выступающих поддержали хлебную монополию и военную диктатуру. Они много говорили про этику, про то, что власть и так принадлежит рабочим и нелепо против нее выступать. А Скрябин из профсоюза строителей прямолинейно пригвоздил к позору тех, кто выступает за забастовку.
Но половина ораторов высказывала иную точку зрения. Тов. Степанов, явно человек семейный, был возмущен тем, что паек для детей рабочих сокращен до 1/2 фунта, и потребовал увеличить паек до 1 1/4 фунта, то есть пойти хотя бы на некоторые уступки. Его поддержал тов. Волков, заявивший, что норма для детей должна быть увеличена до фунта хлеба в день, и вообще, что существующая система выдачи продуктовых карточек несовершенна. Действительно, карточки выдавались через домовые советы, которые были созданы не везде и не всегда проявляли инициативу. Волков хотел, чтобы карточки выдавали органы власти, хотя, очевидно, те могли просто захлебнуться в потоке посетителей.
А тов. Куракин ответил тов. Скрябину: «Позор не в призывах к забастовке, а в том, что богатый край оказался голодным. Теперь рабочие вышли из терпения и вынесли такую резолюцию, от которой они не отступят». Его поддержали аплодисментами.
Вновь выступил Зазнобин, констатировавший «взаимное непонимание рабочих и власти».
Прения в думском зале шли до двух часов ночи!
Под конец слово взял Киров, который, обрисовав положение, отрезал: высказанные рабочими Астрахани требования в настоящий момент никак не могут быть выполнены.
Принятая большинством голосов резолюция звучала так:
«Считать недопустимым и преступным прекращение работ как средство воздействия на свою же собственную власть в текущий грозный момент схватки с недалеким от Астрахани врагом». Но, кроме громкого окрика, в резолюции были и деловые предложения.
Конференция постановила упорядочить снабжение горожан рыбой, организовать поставку ненормированной продукции (мясо, молоко и т. п.), а также поручить ВРК совместно с профсоюзами заняться организацией поставки хлеба[1100].
Сегодня, наверное, любой толковый чиновник вышел бы из конфликта, созревшего в Астрахани в марте 1919 года. Всего-то-навсего было нужно проехаться по заводам, провести массовые встречи и предложить работникам направить своих представителей в комиссию, которая бы в недельный срок установила: сколько в городе хлеба и других припасов, можно ли поднять нормы выдачи и что вообще нужно делать. Ну, например, командировать в Красный Кут полсотни рабочих-ремонтников с парой пулеметов, чтобы вызволить застрявшие вагоны с зерном. Причем привлекать к работе было нужно самых протестно настроенных людей.
А через неделю провести встречи на тех же заводах, где послушать доклады делегатов от этих предприятий о проделанной работе.
Но 32-летний Киров был далек от таких тактик.
6 марта состоялось собрание горкома РКП(б), в ходе которого был поддержан курс Временного Военно-революционного комитета на твердость.
Контролируемая партией пресса обрушилась на рабочих. 6 марта «Коммунист» отмечал в передовице, что астраханские работники живут в сытости, намекая даже о некоторой избыточности уменьшенного пайка: «Надо сказать, что наши рабочие чересчур привыкли смотреть на продовольственный вопрос с точки зрения своего желудка, настолько узко, что становится прямо стыдно, когда сравниваешь голодных рабочих северных губерний с нашими рабочими, получающими до сих пор фунт с четвертью, надо сказать, довольно сытный паек»[1101].
Далее было написано, что в Астрахани никакого пролетариата вообще нет: «Отсутствие крупных фабрично-заводских производств, отсутствие крупных промышленных предприятий – вот в чем обусловливается отсутствие в Астрахани настоящего пролетариата. Наши рабочие в массе своей чужды пролетарской психологии и мировоззрению и на все смотрят не с точки зрения интересов победы всемирной пролетарской революции, а лишь своей, с точки зрения своей колокольни».
Газета «Пролетарская мысль» тоже не стояла в стороне и разместила публикацию под названием «Провокаторы за работой»[1102].
В духе этих публикаций 9 марта в 16.00 прошел организованный властями в порту митинг.
Словно подстрекая рабочих к выступлению, горисполком назначил на 11 марта заседание о повышении производительности труда, а пресса разместила большие статьи о повышении зарплаты рабочим Москвы.
То есть астраханцам предлагали работать больше, есть меньше, и это на фоне увеличения довольствия в столице и послаблений центральной власти в вопросе о свободных закупках хлеба.
Подобная агитация от лица власти разрушала десятилетия работы, проводимой астраханской группой РСДРП и ее столь блестящими представителями, как Александр Трусов. С 1903 года астраханские социал-демократы в условиях подполья, а после Февральской революции в серьезнейшей конкуренции с эсерами апеллировали к рабочим. Они помогали в создании профсоюзов, проведении забастовок, организации рабочих дружин. Они победили в январе 1918 года более опытных и лучше вооруженных офицеров и белоказаков. И они всегда обращались к чувству общности рабочих, стремились их подбодрить и, конечно же, сформировать чувство гордости за умение отстоять свои права.
Этот опыт солидарных действий и чувство гордости за победы прошлых лет – в марте 1919 года – не исчезли после приезда Кирова. Но теперь приезжие начальники, видевшие Астрахань впервые в жизни, пытались не просто снизить продовольственные нормы. Они пытались отнять у астраханских рабочих чувство внутреннего достоинства, которое часто бывает важнее хлеба.
На заводах продолжаются массовые собрания. Нельзя сказать, что царит единодушие. К примеру, 6 марта общее собрание рабочих Волго-Каспийского канала единогласно постановляет послать делегатов на все предприятия с призывом поддержать требование «вольной продажи и ввоза ненормированных продуктов, права закупать самостоятельно нормированные продукты, отмены и снятия всех заградотрядов, препятствующих свободному ввозу продовольствия».
«Власть не в силах удовлетворить нас, рабочих, в продовольственном отношении», – заявляют лидеры коллектива, поддержанные товарищами.
Такое же решение приняли рабочие-судоремонтники пос. Ново-Александровский, расположенного за Царевом (район совр. Морского завода)[1103].
Но в этот же день массовое собрание работников завода «Кама» столь же единогласно принимает решение от забастовки отказаться[1104]. Представители «Камы» к этому времени успели побывать на заводе «Нобель», где, видимо, настроения похожие. Между коллективами поддерживается контакт, и даже в случае, если настроения работников сдержанные, это явно беспокоит кировский «Ревком», поскольку люди принимают решения самостоятельно и советуясь друг с другом, а не выполняя волю руководства.
7 марта решением Временного Военно-революционного комитета под председательством Кирова в Астрахани вводится чрезвычайное положение. С 21.00 устанавливается комендантский час. «Всем фабрикам, заводам, мастерским, союзам и извозчикам необходимо усилить производительность работы. Оставление работы ни под каким предлогом не допускается», – сообщало официальное распоряжение. 8 марта в ожидании рабочих выступлений начальник городской милиции Кожевников приводит милицию в боевую готовность. После девяти вечера движение по городу запрещено. Исключение составляют только лица с пропусками. Но и такие вызывают подозрение у коменданта города Петра Чугунова. Слишком много разных пропусков и удостоверений было выдано за прошедший год. Поэтому вводится система паролей. Пароли меняются ежесуточно[1105].
Однако собрания продолжаются, и 9 марта конференция рабочих-металлистов избирает лидером своего профсоюза Федора Митинева, лидера местных ревкоммунистов. В нем рабочие, скорее всего, видят посредника в переговорах с властью, очень преувеличивая его влияние как бывшего губернского комиссара земледелия[1106].
В понедельник 10 марта события, наконец, разворачиваются. Сразу отметим, что все ограничивается 6-м районом города. Эта территория охватывает Эллинг, Татар-базар, окрестности церкви кн. Св. Владимира между Золотым затоном и современной улицей Кирова, а далее тянется длинным языком вдоль Волги в направлении реки Царев, включая южные татарские предместья Тияк и Зацаревский аул. Здесь находился ряд судостроительных предприятий, пороховые погреба и две крупные хлебопекарни.
Сразу отметим, что в других кварталах города, а также на Форпосте волнений не было, хотя в события оказалась втянута часть соседнего, 5-го района, охватывавшего Заканалье.