В тот летний день, оставшись один, Илья вытащил из портфеля конспекты, учебник и взялся за ренту. Читал украдкой: в любую минуту мог быть застигнутым врасплох. Храмцов не приходил долго. Илья назубок выучил ренты, обнищание, товарный фетишизм, у него осталось еще времени, чтобы в общих чертах пройтись по всему курсу. В квартире не раздавалось ни одного звука. Было похоже, что о нем забыли.
Часов через пять Илья узнал от домработницы, что доцент уехал на дачу, а зачетка ждет Илью на кухне. Храмцов поставил ему четверку. Илья ответил дерзкой запиской, после которой Храмцов приехал в общежитие и принес извинения. С этого началось их знакомство, перешедшее в странное подобие дружбы между блестящим, подающим надежды кандидатом наук и великовозрастным студентом.
Илье показалось, что он пришел не ко времени: выйдя в коридор, Андрей плотно закрыл за собой дверь гостиной.
— Что нового в инязе?
Стол хотели накрыть в кухне, но Храмцова настояла, чтобы Илью приняли в кабинете — с зажженными свечами, с хрусталем, с ослепительной полировкой стола, едва прикрытой камышовыми салфетками, со множеством непривычных в обращении предметов сервировки.
— Вы, вероятно, любите консервированные помидоры. — Храмцова поставила перед Ильей тарелку вялых крупных помидоров в рассоле, один вид которых привел Илью в трепет. Помидоры полагалось есть не как в Юрюзани — целиком, а разрезая с помощью ножа.
— Вот моченые яблоки — Андрюше прислал их аспирант из Костромы…
Илья подозревал, что она причиняла ему боль нарочно, может быть даже сама не. отдавая себе в этом отчета. С другой стороны — чем он мог заслужить ее неприязнь, что сделал ей плохого — провинциал, студент, учителишка?!
Пока Храмцова хлопотала вокруг стола, Андрей вышел в гостиную. За дверью послышался быстрый разговор.
Илье необходимо было приходить в эту квартиру, казнить себя созерцанием ее устоявшегося благополучия. Храмцовы действовали на Илью как катализатор — он уходил обновленный, полный решимости добиться для себя большего.
В этот раз, впрочем, все было по-другому. На дне оврага в Деганове, в герметически закрытой банке лежали деньги, которых хватило бы на покупку всего окружавшего Храмцовых великолепия.
Сегодня Илья просто присматривался к окружающему.
Под кабинет Андрея была отведена самая большая комната, значительно большая, чем под гостиную, письменный стол стоял в середине — Храмцовы не боролись мелочно за каждый сантиметр свободного пространства, не придвигали каждую вещь к стене. Все было подчинено удобству человека, сидевшего за столом, справа и слева от него тянулись книжные полки, полированные, отражавшиеся в люстре. На полках стояло штук пять отреставрированных икон, напротив, в углу, застеленное ворсистым покрывалом, нечто похожее на походную раскладушку. Здесь Храмцов спал, когда засиживался допоздна за столом.
Планировку кабинета и цветовую гамму Илья решил запомнить.
— Как учение? К концу? — входя, рассеянно спросил Храмцов и вдруг .почувствовал, что застал Илью врасплох. — Когда думаем обмывать диплом?
Единственному человеку — не жене, не тестю — далекому от него, ироничному Храмцову мог Илья рассказать о переменах в своей жизни, заговори сейчас тот с ним по-другому, не задай этот дурацкий вопрос. Маленький. графинчик, пара соленых огурцов, ломоть черного хлеба и сердечность — совсем немного надо для откровения. Однако Андрей спешил — в гостиной его ждали двое коллег, приехавших из другого города с интересным деловым предложением. Сейчас они отдыхали, общество Ильи могло бы их только обременить.
— На банкет не забудешь пригласить? — вопрос отвергал серьезный ответ.
Теперь Илья не сомневался в том, что Храмцов занят, и причина, по которой его не пригласили в гостиную, была слишком прозрачна.
Впрочем, он и не думал рассиживаться.
— Я ведь на минутку. Как докторская? Машину не купил?
— В этом плане ничего нового. Между прочим, в четверг у нас будет Скотт на английском.
— Фицджеральд?
— Он самый. Позвони мне завтра к вечеру. Или лучше послезавтра утром.
Илья не ответил. Маленькая женщина в джинсах, в такой же курточке, похожая на собравшуюся на каток девчонку-восьмиклассницу, показалась в дверях:
— У тебя гость? Вот как?
— Кажется, вы незнакомы с Ириной?
Илья представился.
— Слышала о вас, очень приятно. — Она подошла к Андрею, что-то тихо сказала на ухо.
Сбоку она еще больше походила на пай-девочку.
Все в этой комнате было странно подобрано друг к другу — письменный стол доцента, иконы доцента, подруга доцента.
За столом разговор не клеился. Ирина рассказала какой-то случай, происшедший у нее на работе, — неправильно оформленная заявка, трудовое соглашение, невозвращенный аванс — она работала юрисконсультом на телевидении.
Теплый чай не требовал к себе бережного отношения, как горячий, — чаепитие заняло несколько минут. Все как-то смирились с тем, что этот визит Ильи последний.
Отдышался он на лестнице, когда закрыл за собою дверь.
«Осталось совсем немного, — подумал Илья, спускаясь по ступеням, — и я обставлю вас, доцент Храмцов».
1 января, 23 часа 50 минут
Денисов чувствовал — все решится сегодня. Он не знал, куда себя деть, — слонялся по кабинетам, уходил в даль платформ к Дубниковскому мосту, снова возвращался в камеру хранения. Положение человека, занятого личным сыском, освобождало от участия в общих мероприятиях, в его присутствии начальник розыска давал поручения другим инспекторам, связывался с коллегами на вокзалах.
…Женщина поставила сумку, сбила теплый платок на затылок.
Рука, поставившая сумку, была затекшей, с мертвенно-белыми бороздами поперек ладони.
Денисов видел, как женщина решительно подула на пальцы и набрала снаружи шифр — «тысяча девятьсот двадцать семь». Ячейка открылась. Те же цифры стояли внутри.
Женщина посмотрела по сторонам и, никого не заметив, быстро перекрутила наружный шифратор. Цифры снаружи изменились — шифр теперь оставался только внутри ячейки. Женщина не собиралась его менять после того, как переложит часть вещей из сумки в ячейку.
Ячейка снова будет закрыта на тот же шифр.
Денисов, как зачарованный, смотрел на цифры наружного шифратора…
2 января, 0 часов 28 минут
Девять человек сидели в кабинете полковника Холодилина — начальники розысков всех московских вокзалов, десятым был начальник штаба, одиннадцатым — инспектор отдела милиции на Москве-Астраханской младший лейтенант Денисов.
В отсутствие Холодилина собравшиеся негромко переговаривались. Всего несколько человек знали, по какому поводу их вызвали. Холодилин должен был вот-вот приехать из министерства.
— У меня он из трех ячеек чемоданы вытащил. — Начальник розыска Курского, сидевший рядом с Денисовым, обвел глазами коллег.
— Еще неизвестно, сколько он вытащил на других вокзалах! Потерпевшие придут не сразу.
— Три вытащил и ничего не взял, только все вещи перевернул. Младший инспектор Дощечкин в том же отсеке стоял — ничего не заметил!
— Трудно! Тот ведь прямо к ячейкам прет, как хозяин!
Холодилин появился вместе с начальником уголовного розыска управления и сутулым человеком с длинными, свисающими вниз усами.
— Товарищи офицеры, — предупредил сосед Денисова.
Начальники розысков встали одинаково дружно, и лица их приняли одинаково непроницаемые выражения.
— На совещании присутствует конструктор существующих систем автоматических камер хранения. — Холодилин сказал это так, будто участие изобретателя в ночных совещаниях уголовного розыска было делом само собою разумеющимся. Усатый наклонил голову. — Предлагаю обменяться мнениями по поводу краж из ячеек. Слово инспектору Денисову.
Начальники переглянулись.
— Дело такого рода, — этой фразой Денисов начинал все свои не многочисленные публичные выступления, — все последние кражи имеют две особенности: внутри ячеек набран год рождения, и каждый потерпевший пользовался своим шифром дважды. Проще говоря, дважды закрывал ячейку на один и тот же шифр…
— Что категорически запрещено правилами, — заметил конструктор, кивнул и стал что-то быстро записывать в блокнот, покрывая крупным размашистым почерком одну страницу за другой.
— Последнее означает, что все они хотя бы раз набирали свой шифр снаружи, а потом его перекручивали…
Денисов чувствовал, что его не все понимают. Было бы много легче подойти к ячейке, набрать снаружи шифр, например 1927, как у той женщины с отекшими руками, и предложить начальникам розысков изменить его.
Единицу бы обязательно сместили влево — на нуль, дальше рукоятка не проворачивалась, семерка при повороте до упора вправо стала бы девяткой. Вместо 1927 появилось бы 0909, 0609, 0709 или 0409. Все равно комбинация цифр начиналась бы с нуля и кончалась девяткой.
— Есть закономерность, на которую преступник талантливо обратил внимание. Изменяя снаружи цифры, пассажир поворачивает рукоятку в сторону нуля или девятки, в зависимости от того, что ближе. Дело в том, что рукоятка существующего шифратора не имеет кругового вращения и поворачивается только до упора… Я понятно объяснил? — Денисов помолчал. — У меня все.
Холодилин посмотрел одобрительно: он уважал краткость.
Обмен мнениями не занял много времени. Начальники розысков коротко отчитались о принятых мерах. Конструктор не был готов возразить Денисову, он только рассказал о новой модели ячеек, поступившей на Киевский вокзал.
— Три обозначения цифровых и одно буквенное, — несколько раз повторил он, — никакого больше года рождения. Над секцией зеленый огонек, как у такси, свободную ячейку видно издалека.
Потом конструктор перешел к главному — к особенностям запирающих устройств.
— Щелчки исчезли напрочь, подслушать поворот диска невозможно. Реле времени, даже если шифр набран правильно, не позволит ячейке открыться сразу, так что подбирать шифр одним поворотом рукоятки уже нельзя. — Он постучал карандашом по блокноту с записями. — Что касается сообщения товарища, выступавшего первым, то мы должны его изучить…