полу, а точнее слой земли, и поверх этой земли настоящая лесная осыпь: кое-где проглядывала самая настоящая травка, посредине комнаты стояли три креслообразных пенька, стены были абсолютно черными, но их чернота едва проглядывала сквозь заросли абсолютно сухих деревьев, деревьев, которые коряво и уродливо ветвились повсюду вдоль стен. Откуда шло освещение комнаты, я не понимал, будто невидимая лунность присутствовала здесь. Что-то щелкнуло, и этот довольно просторный клочок леса (комната была метров двадцать пять, не меньше) словно расширился еще больше, видимо, Екатерина включила магнитофонную запись, потому что я оказался в ночной глубине леса, наполненной ужасающими звуками.
Неожиданно, когда мы с Екатериной уселись на пеньки друг подле друга, откуда-то из сухих зарослей свысока спланировала какая-то птица, и она уселась на плечо Екатерины.
- О, Филька, - продолжая сидеть неподвижно, сказала Екатерина, она почему-то грустно смотрела себе под ноги.
И я, и Екатерина сидели босиком, ибо ведьма, прежде чем запустить меня в комнату, деловито распорядилась скинуть туфли и снять носки.
- Хорошо у тебя, - сказал я, стараясь как-то оборвать укромное молчание Екатерины, - послушай, а как же ты подметаешь пол? - нашелся я, потому что знал, что ни одна хозяйка не умолчит об опыте ведения домашнего хозяйства.
- Два-три раза в год я меняю землю и осыпь. Остап Моисеевич привозит мне все это свежее на машине из леса. Сорить я здесь не сорю, вот так и живу, Сережа...
Грусть Екатерины передалась и мне.
- А где ты спишь? - спросил я.
- На пеньке, - посмотрела на меня Екатерина и обалдело юльнула глазками, словно ожила.
- Пардон, а с мужчиной как же?
- А у меня только один мужчина - Остап Моисеевич. Это его проблемы.
- Ну а все-таки? - не унимался я.
- Да нормально я сплю, как и все люди, в постельке. Хочешь заглянуть?
- В постельку?
- В спальню.
- Ну давай посмотрим.
Мы поднялись с пеньков. Екатерина подошла к одному из деревьев и потянула на себя один из его сучков, это оказалась дверь в соседнюю комнату. Я подошел и заглянул в нее - стены здесь были обтянуты белой материей от пола до потолка, зеркально чистый голубой пол, деревянный стол в углу, на столе бог весть чего только не навалено из магической атрибутики. Одна стена была полностью шкафом с открытыми полками, на которых лежало множество всевозможных трав и корней, у окна располагалась кровать: широкая, застеленная ковровым покрывалом.
- Не беспокойся, - сказал позади меня Екатерина, когда я уже стоял посредине комнаты и оглядывался по сторонам, - живу я вполне цивилизованно: телевизор на кухне.
И тут в прихожей колокольчиком прозвенел электрический звонок, прозвенел продолжительно еще раз.
- Это он, - сказал Екатерина.
- Кто? - переспросил я.
- Остап Моисеевич, конечно же. Сейчас я тебя с ним познакомлю.
- Этого еще не хватало, - забеспокоился я и на всякий случай приготовился покинуть Гришино тело.
- Да ладно, не волнуйся ты, не выдам, не для того привела. Оставайся здесь.
- Может, он догадался, что я...
- Да ну там, прибалдеть пришел, гад мой любименький. Ладно... Иду-у-у! - протяжно и громко простонала ведьма, а в мою сторону добавила шепотом: - Сиди на кровати, я скоро.
Затем она вышла из спальни и потихонечку прикрыла за собою дверь.
Вскоре за дверью послышались торопливые голоса:
- Ну, давай же, Екатерина.
- Неужели так проголодался, Остапчик?
- Еще бы, целый день в этой вонючей конторе, - потом до меня доносилась какая-то возня, а еще минуту спустя - два тяжело дышащих голоса, будто два человека заглянули отдышаться в лесную комнату за стеною этой спальни, после долгой изнеможающей пробежки. Несколько минут голоса перешептывались, словно отдышались и могли насладиться спокойствием.
- Еще, - прозвучал один из голосов.
- Хватит, я устала, - ответил другой голос, голос Екатерины.
Теперь послышались шаги и неопределенное шуршание и снова шепот, но уже отдаленный, видимо, из прихожей.
Скрежетнула металлическими язычками замков входная дверь, и опять, но на этот раз одиночные, шаги.
Я пристально смотрел на дверь спальни, она открылась.
- Так, надеюсь, ты меня уже заждался? - сказал Екатерина.
- Он не вернется? - несмотря на ее развлекательное настроение, я тут же обратился с вопросом к ведьме.
- Вот что ты думаешь, то сразу же и происходит, Сережа, пришлось отдаваться на пеньке, - расхохоталась хозяйка спальни.
- Я спрашиваю, Остап Моисеевич не вернется? - снова повторил я вопрос.
Хохот Екатерины остановился, губы отпустили улыбку.
- Он уже насладился, я постаралась, - как-то снисходительно ответила Екатерина и тут же перешла на деловой тон, - ладно, пойдем кормить твоего толстяка.
Мы прошли на кухню. Я усадил Гришино тело на кухонный стул.
- А что он любит? - спросила Екатерина.
- Откуда я могу знать.
- Ты что, его ни разу не кормил?
- Нет.
- С ума сошел, он же сдохнет.
- Ничего, ему голодать полезно, водичкой я его попаиваю.
- Спроси у него, что ему приготовить.
- Сейчас попробую.
- А что, он с тобой не общается, что ли?
- Почти нет. Мое сознание его сильно притеснило... Гриша, - обратился я к хозяину тела, - ты есть хочешь?
- Да, - послышался короткий ответ его чувств.
- А что бы ты хотел?
- Все.
- Ну что там? - поинтересовалась Екатерина, поджидая конец моего внутреннего диалога.
- Все в порядке, все, что ты приготовишь, съест, - будто отчитался я перед Екатериной.
Екатерина разогрела суп, налила полную тарелку и поставила ее передо мной, а я подумал: "Как будет лучше, есть самому либо уступить правую руку Грише? Нет, вначале попробую я сам".
- Запах чувствуешь? - спросил я у председателя кооператива.
- О-о-о, - утомительно простонал Гриша, - классно пахнет.
Тогда я начал есть: абсолютно никакого вкуса я не ощущал, мне был безразличен процесс трапезы, все это выглядело так, словно я был сторонним наблюдателем, но Гриша волновался.
- Послушай, Сатана, ты не мог бы глотать побыстрее? А мясо в тарелке есть?
- Есть, приличный кусок.
- Я очень люблю есть мясо впремежку с супом.
- Ну что я, в тарелку руками, что ли, полезу? - обозлился я, но все-таки уважил Гришу.
- А-а! - заорал Гриша. - Ты мне обжег пальцы, - видимо, в этот момент хозяину тела каким-то образом удалось овладеть ощущениями кожи своего тела, ибо внутренности Гриша чувствовал сам. Кожу я взял на себя с самого начала, чтобы случайно не повредить земное тело председателя кооператива, увлекшись чем-нибудь своим, и даже не обратить на это внимание, потому что Гришино, как я понял, общение со мною возникало по моему желанию, а это означало, что Гриша вовсе не спал, а просто не мог докричаться до меня, пока я сам не хотел его услышать.
- Извини, я не хотел, - тут же ответил я на Гришин крик.
- Дай я сам буду есть! - свирепо, но боязливо сказал Гриша, и я решился: мне стало жаль председателя.
Острожно я вытащил лучик моего воображения из правой руки хозяина тела, и тут же Гриша начал ощупывать свое лицо этой рукой.
- Господи, у меня уже борода отросла, - сказал он.
- Не борода, а щетина, - поправил я его, - мне некогда было бриться.
- Дай мне ложку, где ложка? - заторопился Гриша.
- Она на столе, - подсказал я и все-таки помог левою рукою: медленно опустил Гришину правую руку на стол, и кисть этой руки тут же сграбастала деревянную ложку - все это выглядело довольно забавно.
Когда Гриша наелся, я снова овладел его телом и мы вместе с Екатериной возвратились в лесную комнату.
- Что это под ногами колется? Сатана, ты меня затащил в лес? Мы за городом? Что ты хочешь делать? Не убивай меня, Сатана.
- Ну вот: ты еще скажи - "я тебе пригожусь".
- Сатана, я тебя честно прошу - не убивай, а?
- Ладно, Гриша, помолчи, сейчас самый ответственный момент наступит.
- Господи, спаси! - завопил председатель и удушенно смолк.
- Ну что, мне уже пора, - обратился я к ведьме.
- А который час? - поинтересовалась она, поглаживая Фильку, пригнездившегося у нее на коленях, сама Екатерина сидела на пеньке, я же стоял поодаль у зарослей, на краю, если так можно выразиться, поляны.
- Около двенадцати.
- Мы его свяжем? - спросила Екатерина.
- Давай попробуем, - ответил я, подойдя к ведьме и повернувшись к ней спиной. На пару минут Екатерина исчезла в спальне. Гришино тело продолжало стоять на месте, ожидая своей участи.
Вскоре я обернулся на шаги ведьмы, он объявилась с веревкой в руках, подошла ко мне, заломила Гришины руки за спину и туго связала их.
- Усади его возле пенька, - скомандовала ведьма, и я тут же повиновался, и Гришино тело грузно ухнулось возле пенька. Ведьма привязала Гришино тело к пеньку, обмотав его через грудь, затем связала и ноги, запечатала рот лейкопластырем и завязала бинтом через шею.
Я смотрел на Екатерину, она стояла на коленях возле Гришиного тела, но глаза ее почему-то были грустными.
Прошло около минуты. Екатерина положила ладони на плечи председателя, и вдруг она разрыдалась, прильнула щекою к груди Гриши.
- Господи, - причитала она, - прости меня, Господи! - звучали ее всхлипывающие слова, и мне стало не по себе, я не знал, что делать, я не мог ничем ей помочь и только стал ерзать, извиваться всем Гришиным телом на месте, и мычание вырывалось у меня из ноздрей.
- Ну почему же я должна все это делать, Сереженька? - продолжала причитать тревожным шепотом ведьма, - зачем... зачем же мы живем... - она сглотнула дыхание, - на свете... ведь же думала я, что смогу ответить, но и там нет ответа, только власть, обезображенная власть, но зачем? Устала я жить ради наслаждений, Сережечка, что я натворила, была хоть какая-то, но тайна, и ее не стало. Всему свое время, - потом она плакала еще несколько минут, но затихая.