Сначала я хотел сказать, что крылатая фраза из средневекового фарса «Адвокат Пьер Патлен» звучит иначе: «revenons a nos moutons», что в переводе означает «вернемся к нашим баранам». Но потом подумал: баран, козел, осел – какая разница? И промолчал.
– Теперь посмотрите на ряд матрешек и скажите, на какой вы бы никогда не женились, – потребовала Радько.
– Ни на одной, – повторил я уже сказанное.
– Почему?
– Они деревянные, – вздохнул я. – Доктор, может, вы проверите мой слух? Отправите на анализы? Или нет, лучше сразу сделать томографию мозга.
– Поспешность мать неправильного диагноза и отец плохого лечения, – объявила доктор. – Кем вы работаете?
– Владелец частного детективного агентства, – представился я.
Радько почесала нос взятой со стола линейкой.
– Понятно. У пациента никакой фантазии, эмоциональность снижена, зато хорошо с логикой. Но все же попробуем… Представьте, что игрушки живые. Какая вам, как мужчине, совершенно не подходит?
– Ни одна, – решительно отрезал я. – Мне нравятся стройные ухоженные дамы, элегантно одетые. А на полке толстушки без талии, наряженные в сарафаны.
– Надо найти среди них наиболее гадкую, – потребовала академик. – Ну-ка, включите ту малую толику фантазии, которую вам, выпускнику юридического вуза, отсыпали родители.
Я учился в Литературном институте, потом работал редактором, сам пытался писать. Детективом стал из-за нежелания жить в одной квартире с Николеттой и потому, что маменьку надо было содержать. Элеонора, которая взяла меня к себе секретарем и предоставила комнату, самозабвенно занималась расследованиями. Хозяйка сидела в инвалидной коляске и при первой нашей встрече объявила: «Ваня, я мозг, а ты ноги». И я стал носиться по городу, добывая для Норы информацию[11]. Но рассказывать свою биографию академику Радько мне не хотелось, поэтому я уставился на деревянных уродцев и после небольшого раздумья ткнул пальцем в одну матрешку.
– Вот эта в шеренге невест будет на последнем месте.
– Обоснуйте свой выбор! – рявкнула Радько.
– Она мне не нравится, – пробормотал я.
– По какой причине?
– Противная.
– Что вас от нее отвращает?
Я пожал плечами.
– Я не люблю восточных женщин, меня привлекают дамы европейской внешности. А эта кукла явно принадлежит к монголоидной расе: темные волосы, широкие скулы, узкий разрез глаз. И весьма странно, что у нее сбоку нарисован рыбий хвост. Жениться на русалке? Увольте!
– А если будет выбор: кентавр или русалка, кого вы предпочтете? – оживилась Радько.
– Никого, – сообщил я. – Кентавры мужчины. А русалки живут в воде. Никто из предложенных вами не подходит мне в спутницы жизни. Первый по половому признаку, вторая по среде обитания.
– Не любите море? – заинтересовалась Радько.
– Чисто теоретически прекрасно отношусь к морю, – начал объяснять я, – но на пляж не езжу. Там жарко, шумно, грязно, кричат дети, а большинство взрослых в раздетом виде выглядят устрашающе. Смотришь на фигуры в купальниках-плавках и понимаешь: всем им пора перестать питаться десять раз в день и надо спешить в спортзал.
– Виктор, включите диктофон, я объявляю диагноз, – торжественно продекламировала Радько. – Шизофренически параноидальное состояние в соединении с глубоким комплексом неполноценности в фазе обостренной обиженности на весь окружающий мир и злобности по отношению к женскому полу. Латентный сексуальный маньяк, подавляющий желание убивать брюнеток и…
Я не дал эскулапу договорить.
– Вы о ком сейчас ведете речь?
– О вас, голубчик, – заулыбалась тучная мадам академик. – Не переживайте, сегодня в нашем распоряжении масса средств для сдерживания ваших инстинктов: таблетки, уколы, психотерапия, занятия в группе…
– С чего вы взяли, что у меня комплекс неполноценности? – перебил я Радько.
Гора в кресле попыталась сложить руки на животе и потерпела неудачу – верхние конечности оказались слишком коротки для столь объемного пуза.
– Душа моя, – сладко пропела ученая дама, – только не нервничайте. Вы сказали, что никогда не женитесь на русалке.
– Конечно, нет, – фыркнул я. – Как вы себе представляете наш счастливый союз? Супруга не может передвигаться по суше, а у мужа отсутствуют жабры, он не приспособлен дышать в воде.
– Нет, голубчик, – нежно остановила меня Радько, – вы человек сухой, рациональный, поэтому подводите под свое решение логическую базу. На самом деле причина иная. Знаете, почему вы не желаете жить с русалкой? Потому что думаете, что никогда не сможете вместе с ней опуститься на дно.
– Верно, – согласился я, – пару секунд назад я сказал вам то же самое: я не приспособлен дышать в воде.
– Ангел мой, обратите внимание на свое подсознание, – повысила голос Радько. – Что оно вам говорит? Слышите?
– Нет!!! – воскликнул я.
– Я не опущусь на дно, значит, я дерьмо, вот голос вашего эго, – объявила Радько. – Вот она, самооценка: я – дерьмо. Дерьмо я.
Я оторопел, а доктор продолжала:
– Дерьмо не тонет. Если я не тону, то я какашка.
– Оригинальный вывод, – не выдержал я. – А сексуальный маньяк во мне в чем проявляется?
– В ненависти к матрешкам, которые символизируют весь женский род, – пояснила врач. – Ни на одной господин Подушкин жениться не пожелал.
– По-вашему, если мужчина холостяк, то он серийный убийца? – уточнил я.
– Конечно, нет, – засмеялась Радько. – Я не женат, но мне деревянные куклы очень нравятся. Все. А вам нет. Дорогуша, мы можем начать ваше лечение с электровоздействия на лобные доли мозга. Да! Чуть не забыл, есть и хорошая новость: старческого слабоумия у вас не наблюдается, что весьма отрадно для человека совсем не молодого возраста. Я прав, Виктор?
– Да, да! – подхватил помощник. – Жизнь дурака вовсе не радостна, уж я-то знаю.
Я стал лихорадочно соображать, как побыстрей смыться из кабинета странного существа, которое все же оказалось мужчиной.
Тут у Радько зазвонил мобильный, и он произнес в трубку:
– Да! Правда? Бедный Леонид Маркович… Сейчас поднимусь.
Доктор с кряхтением встал, и я увидел, что его рост совпадает с объемом талии.
– Душа моя, потоскуйте пока в компании Виктора. У нас беда – доктор Горелов погиб в ДТП.
– Это не горе, а следствие его алкогольных возлияний, – тихо уточнил помощник.
Радько оглушительно кашлянул, сердито взглянул на ассистента и, уже стоя на пороге, вновь обратился ко мне:
– Ванечка, не плачьте. Сегодня вечером собака не станет вам отвечать. Пара ударов током, и вся шизофрения пропадет. Виктор, позвони в процедурный кабинет.
Глава 29
Не успел эскулап переместиться в коридор, как я вскочил и ринулся к двери.
– Вас просили подождать, – занервничал Виктор.
– Мне срочно надо в туалет, – соврал я.
– Провожу вас, – заявил ассистент, который явно боялся упустить пациента.
Пришлось идти по коридору в компании парня. Мы спустились на первый этаж.
– Как зовут Радько? – спросил я.
– Александр Миронович, – ответил мой спутник.
– Значит, он точно мужчина, – выпалил я.
Мысленно я себя укорил: Иван Павлович, ты свалял дурака, сделал неверный вывод, увидев на шее человека золотую цепочку. Сильный пол давно украшает себя бижутерией, и возможно, у врача на ней висит нательный крестик.
– Женщина бы откликалась на Александру Мироновну, – заметил Виктор.
Ну, с этим не поспоришь.
– Странно, что отоларинголог ставит диагноз шизофрения, – пробурчал я.
– Академик не занимается ушами, – опешил Виктор, – он психиатр.
Я остановился у двери, где на табличке был изображен мужчина, и схватился за ручку.
– Стойте, туда нельзя, – сказал мой провожатый, – это не сортир.
– Да? – удивился я. – Видите табличку? Здесь буква «М» и нарисована мужская фигура.
– Тут кабинет уролога, – объяснил Виктор, – а унитаз вы найдете в помещении слева, где на двери написано «Комната релакса».
– Почему просто не указать «Туалет»? – вздохнул я.
Виктор опустил глаза в пол.
– Это неприлично.
Думая, как удрать от сопровождающего, я вошел в предбанник, где еле поместилась маленькая раковина. Помощник Радько втиснулся следом.
– Виктор, оставьте меня одного, – сурово потребовал я, – хочу остаться с унитазом тет-а-тет.
Парень быстро выскочил в коридор.
Я подошел к окну и обрадовался – оно открывалось. Сопя от напряжения, я выбрался во двор и заметил у подъезда клиники стройного мужчину лет пятидесяти. На его лице было выражение детского недоумения.
– Молодой человек, – окликнул меня незнакомец, когда я двинулся мимо него к парковке. – Можете прочитать, что там написано?
Я взглянул на стену и увидел лист ватмана с текстом: «Коллектив клиники приносит глубочайшее соболезнование друзьям, родственникам и пациентам доктора Леонида Марковича Горелова в связи с кончиной доктора Леонида Марковича Горелова, которая случилась из-за смерти Леонида Марковича Горелова сегодня в аварии, в которую попал Леонид Маркович Горелов. Вечная память Леониду Марковичу Горелову. Марк Леонидович Горелов навсегда останется в наших сердцах. Ура! Безутешный коллектив клиники в составе как медицинского, так и административного персонала. Желающие оказать материальную помощь могут оказать материальную помощь с помощью кружки. Хорошего вам дня!»
– Вы тоже это видите? – прошептал незнакомец.
– Да, – кивнул я. – Немного странно написано. Тексту явно нужна правка редактора. И имя покойного они один раз неправильно указали.
– Но Леонид Маркович жив! И это я, – заметил мой собеседник. – А Марк Леонидович, который также упоминается в тексте, мой отец, и он тоже пребывает в добром здравии. Сегодня первое апреля?
Я не успел ничего сказать. Из поликлиники вышла девушка-администратор, неся табуретку и нечто вроде аквариума. Горелов поспешил к ней.
– Светлана, разрешите вам помочь.