правда, если б Христос существовал, разве бы он разрешил умереть самым близким Никите людям? Бога нет! Нет его! Но сейчас, стоя на дороге, где в двух разбитых машинах лежали мертвые люди, его друзья и совсем чужие, незнакомые, Слон вдруг понял: он не один, рядом есть кто-то невидимый. И этот некто сказал ему на ухо:
«Надень на себя крест отца Дионисия, возьми младенца и ступай в Бойск к матушке Ирине».
В памяти вдруг ожили слова, которые он слышал в детстве на службе: «Помяни, Господи, души усопших раб твоих и сотвори им вечную память».
Держа на руках кулек с тихо сопящей девочкой, Никита помчался вперед и в конце концов увидел дом, в окне которого, несмотря на поздний час, горел свет. Парень постучал в дверь, а когда на пороге появилась пожилая женщина в платье, Слонов понял: это та, кто ему нужна, и протянул ей ребенка. А потом произнес совершенно несвойственную фронтмену «Ронди Кар» речь:
– Матушка Ирина, меня к вам послал отец Дионисий, упокой Господь его душу. Помогите, Христа ради.
До Бойска Слонов бежал, у него было столько сил, словно он хорошо выспался и поел. Хозяйке дома Никита на одном дыхании за пять минут рассказал об аварии. Потом хотел отвести матушку Ирину к месту смерти священника, но едва всю информацию выплеснул, провалился в забытье.
Глава 35
Очнулся Слонов днем на широкой кровати, укрытый пуховой периной. С одной стены с потемневших икон на него смотрели торжественно-печальные лики святых, перед ними мерцала лампадка. В комнате висели полки с книгами, у окна громоздился письменный стол с раритетной чернильницей и томами в потрепанных кожаных переплетах. Большое кресло, накрытое старым клетчатым пледом, выглядело уютным. Тихо говорили «тик-так» ходики с двумя гирьками.
Никита сел, продолжая оглядываться. И в этот момент в комнату вошли старушка, женщина лет тридцати пяти и крепкий мужчина. Первая села на кровать, вторая застыла на пороге, дядька опустился в кресло и без обиняков заявил:
– Будем знакомы. Я Филипп Петрович Ветров. Ты находишься в доме матушки Ирины, вдовы отца Владимира. Сам-то кто?
– Музыкант, – пробормотал парень. – Никита Слонов.
– Расскажи нам, сынок, что случилось, – попросила бабуля. – Но сначала молочка теплого выпей. Коровка своя, хорошая, добрая.
Голос хозяйки дома звучал ласково, смотрела она на нежданного гостя с такой любовью, что Слон почему-то зашмыгал носом, а потом вдруг заплакал как маленький.
– Это ничего, даже хорошо, – загудел Ветров, подавая Никите полотенце. – На-ка, утрись. Это душа у тебя просыпается.
Матушка Ирина встала, обняла парня, прижала его голову к своему животу и тихо заговорила:
– Ну-ну, Господь управит. Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится…
Никита сразу вспомнил знакомый с детства девяностый псалом, на секунду ему показалось, что рядом родная мама, и он совсем отчаянно разрыдался. Филипп Петрович, матушка Ирина и женщина помоложе сидели молча. Наконец истерика Слонова стихла, и он, совершенно неожиданно для себя, рассказал незнакомым людям всю свою жизнь. Признался в грехах, поведал о девках, выпивке, воровстве, о своей любви к музыке, о том, что случилось в клубе и ночью на дороге. Излив душу, Никита притих.
Матушка Ирина погладила его по голове.
– Правильно отец Дионисий сказал: не зря Господь тебя в живых оставил.
– Все умерли, – всхлипнул Никита.
– Нет, – неожиданно ответил Филипп Петрович.
– Что будет со мной? – испугался Никита. – Украденные деньги! Они в автомобиле, в мешке из-под мусора… Их там очень много! И драгоценности! Умерли не все? Кто остался жив?
Матушка Ирина сложила руки на коленях.
– Отца Дионисия и монахиню, которая, по твоим словам, взялась ему помочь с ребенком, мы тайно похоронили в лесу. Приятели твои все покойники.
– Времени их упокоить по-человечески не было, – подхватил нить рассказа Ветров, – я вашу машину вместе с их телами в карьер столкнул. Утром съездил в деревню Марково в церковь на литургию за упокой погибших душ записки подал. Машину Тарасова, на которой отец Дионисий ехал, в овраг носом загнал, получилось, будто Валерка с управлением не справился. Мы с матушкой Ириной к месту аварии на мотоблоке поехали. Думали, если там кто дышит, мы его в больницу оттащим. Жив лишь Тарасов был, он с места ДТП сам ушел, мы его, когда уже назад возвращались, на околице приметили, сидел на пне, с виду целый. Но про происшествие вообще ничего не помнит и говорит как-то странно, медленно очень. Домой его я отвел, жене сдал.
– Что теперь со мной будет? – запаниковал Никита. – Столько трупов! Меня посадят?
Филипп Петрович похлопал парня по плечу.
– Тебе кажется, что влип в неприятности, а у нас горе огромное, мы можем храм потерять. Слушай внимательно. Есть выход из положения…
Актриса прервала плавный рассказ.
– Вы уже все поняли?
– Могу предположить, что Никита превратился в отца Дионисия. Вот почему в библиотеке были детские православные книги – матушка Ирина обучала парня Закону Божьему. Думаю, парень кое-что помнил, знал, ведь ребенком ходил на службу, пел в хоре, но вдова решила с азов начать. Но как эта троица решились на подмену? Я не воцерковленный человек, но в моей голове не укладывается, как люди, которые громко говорят о вере и Боге, стоят на Литургии, бьют поклоны перед иконами, как они могли решиться на… У меня никак не подбираются сейчас эпитеты… Страшные поступки? Ужасные? Богомерзкие? Сбросить в карьер машину с телами? Похоронить отца Дионисия и монахиню без отпевания? По сути украсть ворованные деньги? У меня нет слов, чтобы оценить содеянное этими «верующими»!
Людмила грустно улыбнулась.
– Мы с вами похожи по эмоциональным реакциям. Услышав от Никиты его историю, я произнесла те же слова, что и вы сейчас, только еще прибавила: «И как ты можешь после всего этого служить в храме? Ты же самозванец!» Никита ответил не сразу, несколько мгновений он просто смотрел на меня, затем произнес:
– Некоторые люди убивают друг друга за одну монету и говорят, что делают это ради веры в Господа. Не мной эти слова были сказаны, другим человеком, намного более умным, чем я. Попробую тебе объяснить. Матушка Ирина невероятно любила мужа, после его смерти для нее главным делом в жизни стало сохранить храм, где служили предки супруга. После похорон отца Владимира вдова ни пила, ни ела, только молилась, потом поехала в Москву. Для нее посещение столицы было сродни подвигу, матушка боялась большого города, ее жизнь проходила вокруг мужа и церкви, и она ведь добилась своего: отца Дионисия отправили в Бойск. Трудно нам понять, какой удар по психике получила тогда женщина. Сначала долгая болезнь отца Владимира, его медленное угасание, смерть обожаемого супруга, угроза закрытия храма, путешествие в Москву и… Победа! Матушка вернулась назад счастливая, она сутками у икон стояла, Господа благодарила за то, что он помог ей церковь сохранить. И вдруг! Все рухнуло. На пороге ее дома возник парень с младенцем.
Никита неожиданно взял меня за руку.
– Я исповедую прихожан, среди них и те, чья душа вот-вот покинет тело. Давно заметил: незадолго до смертного часа у некоторых людей случается невиданный прилив сил, как духовных, так и физических. И в момент тяжелых испытаний у многих людей, как перед смертью, происходит такой же всплеск. Матушка Ирина, поняв, что храм в связи с гибелью отца Дионисия точно закроют, в секунду придумала план, как спасти церковь. Она мне потом говорила: «Озарение Господь послал!» Но думаю, что в момент, когда она приехала к месту аварии, у нее уже некоторое время развивалось психиатрическое заболевание. Поселившись с ней в одном доме, я сначала не понимал, почему женщина иногда ведет себя странно, думал, у нее характер такой, сложный. Но потом, через несколько лет сообразил, что к чему, и привез к ней психиатра, не сказав, что мужчина врач, она никогда бы в этом случае не пошла с ним на контакт. Как все психически нестабильные люди, матушка Ирина была уверена в своей нормальности. По указанию доктора я стал давать ей таблетки, говорил, что они от артрита. Болезнь развивалась медленно, посторонние ничего не замечали. Матушка-то всегда была сурова, немногословна, то, что она вообще перестала почти разговаривать, никого не удивило. Некоторые поступки, которые она стала совершать, люди считали свидетельством ее истинной веры и глубочайшей религиозности. Под конец жизни она самобичеванием занималась… Я видел, как она страдает, пытался помочь и понимал: матушка Ирина тяжело больна, недуг, вероятно, начал развиваться сразу после смети отца Владимира и набирал силу. В момент, когда матушка Ирина приняла решение заменить Никитой Слоновым отца Дионисия, она уже была психически больна. Потому как, будучи в здравом разуме, ни один воцерковленный человек подобного поступка не совершит. Что же касаемо Филиппа Петровича и женщины, которая тоже поехала к месту аварии… За пару часов до кончины матушка рассказала мне всю правду. Это не было ее исповедью, просто разговор, поэтому могу раскрыть информацию. Когда Филипп, матушка Ирина и еще одна тетка примчались на место трагедии, мужчина сразу вытащил из машины мешок с деньгами, с драгоценностями, посмотрел на все и тихо сказал:
– За все это богатство можно сто машин купить, а я на одну никак не скоплю. Знаете, матушка, я вам помогу. Молчать всю жизнь стану, во мне не сомневайтесь, я никому правду не расскажу. Ради нашего храма, ради веры все сделаю.
Он говорил, говорил, говорил… Матушке Ирине стало все понятно, она пробормотала:
– Филипп Петрович, вы точно купите себе машину.
Тетка, услышав эти слова, поняла, что Ветров станет владельцем автомобиля, и завела свое:
– И я молчать стану. Пусть меня режут, огнем жгут, все ради сохранения нашего храма вытерплю. Но у меня мечта есть! Сарайчик с индейскими курочками. Уж так они мне нравятся, уж так нравятся, уж так нравятся, но дорогие, заразы. Денег у меня совсем нет.