– Как вы убили Максима? Вы это хотели сказать?
Елена заплакала. Протасов положил перед ней свой телефон.
– Вот эту записку, напечатанную на старой машинке, в день своей смерти получила Брякина. Читаю вслух: «Лиза! Хватит нам воевать. Вчера был день рождения Максима. Приходи сегодня, помянем мальчика. Я ошибалась насчет тебя, теперь знаю правду. Хочу тебя обнять. Твоя Марфа». Вот почему Лиза, улыбаясь, протягивала вашей матери руку при своем появлении в вашем доме. А Марфа Ильинична сочла поведение Брякиной изощренным издевательством, и у нее сорвало крышу. Кстати! Ведь Елизавета после исчезновения сына примерно год только пачкала дверь вашей избы фекалиями, не так ли? А все следующие гадости делали вы. Чего вы добивались? Хотели, чтобы мать согласилась уехать жить в Москву? Мы поняли это потому, что створка покрывалась дерьмом в те моменты, когда мать не отпускала вас заниматься пением, и начинался новый «виток гадостей от Лизы», хотя Брякина была ни при чем. Так?
– Да, – прошептала Елена. – Сначала я думала, что мамаша поймет: Елизавета жить нам тут не даст. Умные Винкины и Палкины сразу удрали, а мы остались. Но мать… она… она…
Я решил помочь Горкиной.
– …всякий раз говорила: «Лена, ты убила Максима, я расскажу об этом людям, если ты уедешь в Москву».
– Да! – застучала кулаком по столу Елена. – Она сумасшедшая! Психопатка! Церковная маньячка! Почему не желала место жительства сменить? Была у нас такая возможность, она храм бросить не хотела, служила матушке Ирине собакой. Макса я просто с качелей столкнула. Ну, побила его немного. Ребенком была, глупым, злым. Так ведь я не одна гадкого мальчишку лупила. Потом мы с ребятами испугались, в яму тело бросили. И всю жизнь, всю жизнь, всю жизнь мне этот детский поступок исковеркал! Мать меня к себе приковала.
– Когда замаячил шанс стать участницей телешоу, вы решили его не упустить, – остановил поток ее жалоб Евгений. – Напечатали на старой машинке, которая до сих пор стоит в вашем кабинете в клубе, письмо от имени матери и подбросили его Елизавете. Вы знали, что Брякина придет к Марфе, а та, увидав ее у себя в доме, потеряет самообладание и бросится на нее.
– Не думала, что она убьет Лизу, – заплакала Елена, – даже не предполагала этого.
– Да ну? – воскликнул я. – А мне кажется, вы старательно подталкивали мать к преступлению. Дверь опять испачкали. Нарочно в сенях на место веника острую кирку поставили.
– Нет-нет-нет! – зарыдала Елена. – Я просто… хотела… я думала… Мне казалось, что она начнет нервничать, давление подскочит, тут как раз Брякина мириться заявится, и у матери инсульт случится. Она умрет, а я на шоу выступать буду. Тогда больше никто меня не станет шантажировать убийством Максима. Нельзя человеку целую жизнь из-за детского проступка зачеркнуть. Вы не представляете, какая моя мать сволочь! Вы ж не в курсе, что устроили она, Филипп Петрович и матушка Ирина. Максим-то жив! Да-да-да! Жив!
Елена рассказала о происшествии, которое тридцать лет назад случилось на шоссе. Мы с Протасовым молчали.
– Она меня обманывала! – кричала Лена. – Держала все при себе, отлично зная, что Максим живет в интернате при монастыре. А их святой, всеми обожаемый отец Дионисий самозванец!
В конце концов Горкина разрыдалась.
– Лена, давайте поговорим спокойно, – попросил я. – От кого вы узнали правду про отца Дионисия?
Лена молчала.
Я решил задать ей другой вопрос:
– Это ведь вы явились ночью к отцу Дионисию и попросили его прийти в церковь? Так?
– Да, – прошептала дочь Марфы. – Но мне велели. Меня вынудили.
– Кто? – уточнил я.
Елена закрыла глаза.
– Незадолго до того дня я мать обманула, сказала, что поехала в Благотворительный фонд на совещание. Но ей не надо нервничать, все нормально, я же решаю денежные вопросы для ее любимой церкви, помощь выклянчиваю. А сама рванула в Москву, чтобы заявку на участие в шоу подать. Провернуть это удалось быстро, я обрадовалась, что не задержалась, поспешила на вокзал, и тут – звонок. Я решила, что меня с телика ищут, что-то в моих бумагах не так. Но это оказался незнакомый мужчина. Он сказал: «Елена Горкина? Нам надо встретиться. Прямо сейчас. Парк «Красная Пресня». Жду вас через час у входа».
Вот уж я удивилась! Стала вопросы задавать, но он не отвечал, твердил: «Приезжай, и поговорим». Я ему заявила: «И не подумаю даже спешить к не пойми кому, не знаю зачем. Хоть до утра там стойте, не дождетесь меня». А он спокойно в ответ: «Имеешь полное право на такое поведение, но если тебя через час в условленном месте не будет, завтра я приеду в Бойск и расскажу местной газете, что ты, Ленка, с Максимом Брякиным сделала. И место покажу в лесу, куда тело бросила».
Горкина прижала ладони к щекам.
– Я чуть не умерла, услышав это. Крикнула: «Вы кто?» А мужчина рассмеялся: «Приезжай – узнаешь». И я поехала. И разве что замертво не упала, когда увидела, кто стоит у входа в парк. Это был он, Максим, я его сразу узнала. Вы не поймете, что я пережила…
Елена начала рассказывать о злоключениях Брякина, о том, что помнила сама и что поведал ей бывший соученик. Кое-что нам с Евгением уже было известно: падение мальчика с качелей, попытка Елены убить Максимку, похороны в яме…
В момент аварии на шоссе Макс потерял сознание, потом очнулся, увидел трупы, услышал тарахтение мотоблока… Перепуганный насмерть, он решил, что это Лена, Толя и Гена едут его убивать. Не надо удивляться, что ему в голову пришла такая мысль и не возник вопрос, откуда дети могут знать, где его искать, – вспомните, какой стресс мальчик пережил. Он хотел убежать в лес, но ноги его не слушались, а тарахтение мотора становилось все громче. Максим успел лишь заползти под автомобиль и затаился там. Лежа под машиной, он прекрасно слышал все разговоры взрослых, хоронивших отца Дионисия, монахиню и сталкивавших в карьер машину с трупами музыкантов. Максим понял, что затеяли приехавшие, и точно бы все рассказал людям. Да только он заснул в доме матушки Ирины, одурманенный настоем, и очнулся в интернате при монастыре, где у него началась другая жизнь.
Игуменья Софья была очень строга с воспитанниками. Дети жили в суровых условиях, времени на отдых у них не было: молитвы, учеба, послушания. Даже самые маленькие работали. Удрать из обители было невозможно – вокруг болота, через лес не пройти. Единственная проезжая летом дорога с наступлением осени до следующего года становилась непроходимой. Монастырский люд жил натуральным хозяйством. Когда Максиму исполнилось шестнадцать, ему пришлось покинуть интернат. Юноша растерялся – он ведь был не приспособлен к жизни в миру. Поэтому пошел в мужской монастырь, где стал сначала трудником, потом послушником. Хотел ли Максим служить Богу? Наверное, нет. Но он не знал, как жить в обычном мире. Монастырский уклад был ему хорошо знаком, образования не было, жилья тоже. Куда деваться?
В обители юноша оставался не по зову сердца, а от безнадежности. Настоятель Алексей понимал, что у парня нет крепкой веры, но симпатизировал сироте, бывшему воспитаннику приюта. Когда Алексей умер, его сменил настоятель Ферапонт, человек жесткий, который вскоре выгнал маловерующего Брякина из монастыря.
Молодой человек шатался по разным городам, приехал в Подмосковье, стал бродить по сельским храмам, и в конце концов его приютила добрая старушка. Одинокая бабушка и никому не нужный парень объединились в семью. Максим нанимался на разную черную работу, его благодетельница получала небольшую пенсию, имела огород. Так они и жили.
Спустя пару лет Макс Брякин нанялся уборщиком на вокзал. Как-то раз он нашел на скамейке оставленный пассажиром журнал, стал его читать. Это оказалось издание для финансистов, там было интервью с Владимиром Геннадьевичем Брякиным, владельцем банка. Корреспондент задавал много личных вопросов, Владимир откровенно на них отвечал: он сейчас живет в Лондоне, куда уехал со своей семьей после смерти отца. Нет, он не родной по крови Геннадию Брякину, у которого в жизни было много горя, в частности, он лишился своего любимого сына Максима, который пропал в семилетнем возрасте во время прогулки. Геннадий Андреевич долго горевал, потом решил усыновить ребенка. Выбор его пал на двенадцатилетнего Володю. «Мне невероятно повезло, – признался банкир. – Как многие сироты, я спал и видел, что обретаю семью, но и мечтать не мог о таком отце. Я обожал своего приемного папу – он дал мне образование, любовь, поддерживал материально».
Максим прочитал статью несколько раз и ощутил невообразимый приступ гнева. Почему его ни разу не посетила мысль, что надо искать родителей? Ответ прост: игуменья Софья сказала ему, будто те умерли. Что матушка могла соврать, мальчику даже в голову не пришло. И долгие годы Максим считал себя сиротой. Увидев фото Геннадия Андреевича с Владимиром и прочитав интервью, он узнал, что его отец до недавнего времени был жив, воспитывал чужого мальчишку. А почему родители не искали его, Максимку? Наверное, по той же причине, что и он: кто-то сообщил им про смерть сына.
Елена умолкла, а я спросил:
– Максим Брякин решил отомстить людям, из-за которых попал в приют?
Горкина прошептала:
– Да. Он не хотел возвращаться в Бойск, опасался, что его там могут узнать. Хотя спустя столько лет кто бы понял, что неизвестный мужчина тот самый пропавший когда-то Максимка? Я его узнала, потому что видела почти каждую ночь во сне. Правда, Лиза-то была жива, уж мать-то, наверное, могла бы сообразить, что перед ней выросший сын, если б столкнулась с ним на улице. Знаете, он ее ненавидел и когда о ней заговорил, весь аж затрясся. Мне Брякин сказал: «Будешь мне помогать – останешься в живых. Откажешься… Я-то тебя пальцем не трону, но все вокруг узнают, что ты – убийца. Я случайно жив остался».
– Это Максим велел вам привести отца Дионисия в церковь? – уточнил начальник полиции.
– Да, – подтвердила Лена. – Храм на самой окраине стоит, за ним сразу лес начинается, поэтому там домов больше не построили, деревья вырубать нельзя.