Я после спортзала также заглядывал домой, но своего соседа, второкурсника по фамилии Сколков, в комнате тогда не застал.
— Ну, значит, и правда, будет гроза, — равнодушно пожал я плечами, ожидая, что теперь Воронцова пойдет своей дорогой — не за нами же она так спешила, про ночной дозор растолковать?
Но оказалось, что как раз за нами. Вернее, за мной.
— Позволите ненадолго украсть вашего кавалера, сударыня? Не переживайте — верну в целости и сохранности! — обратилась Милана к Терезе. — Есть разговор, сэнсэюшка, — добавила уже мне.
Это она так Ясухару передразнивала — японец по-прежнему предпочитал уважительно обращаться ко мне «сэнсэй». Последнее время, впрочем, это слово мне доводилось слышать нечасто: после расселения по разным комнатам общаться с Тоётоми мы стали куда меньше. Как, впрочем, и с Воронцовой — с ней мы, по большому счету, за последние дни и парой слов не перекинулись.
— Пожалуйста, молодая графиня, — сухо обронила фон Ливен. — Буду ждать вас в зале боевой магии, сударь.
Все, что мне оставалось — подтверждающе кивнуть в ответ.
— Новая фаворитка? — с едкой усмешкой осведомилась Милана — добро хоть выждав, пока Тереза удалится на дюжину шагов.
— Катись ты к духам, — скривился я.
— Ну, по крайней мере, она из хорошей семьи… — не унималась Воронцова. — Все относительно, конечно…
— Ты за этим за мной бежала со всех ног? Обсудить родственников Терезы фон Ливен?
— Было бы что обсуждать, — хмыкнула молодая графиня. — Отойдем с дороги? — кивнула она затем на тропку, сбегающую направо, в перелесок — тот самый, где после экзамена по истории мы так нехорошо расстались с Надей. — Присядем где-нибудь…
— Что, разговор предстоит долгий? — нахмурился я.
— Не знаю. Надеюсь, что нет — но как пойдет.
— Ну, хорошо, — не нашел причины возразить я, первым сойдя на тропинку.
Уже через несколько шагов та привела нас к поваленной березе — конечно, не той самой, что в свое время послужила пристанищем нам с Надей, но вполне годной, чтобы на ней устроиться. Я вопросительно обернулся на Милану, та кивнула, и мы опустились на поверженный ствол, приветствовавший нас недовольным скрипом.
— Ну? — не слишком любезно пригласил я спутницу к разговору.
— Говорят, в спортзале новенькая задала тебе хорошую трепку? — почти без вопросительной интонации произнесла Воронцова.
— Кто говорит? — быстро спросил я.
— Да все говорят…
Ну вот, наша слава нас опережает. Добро бы хоть, это была добрая слава…
— Во-первых, у нас вышла ничья, — раздраженно буркнул я. — А во-вторых, то, что происходит внутри третьего отделения, посторонних вообще никаким боком не касается!
— Даже тем боком, что Иванова использовала магическое усиление? — прищурилась Милана.
— С чего ты такое взяла? — не без труда заставив голос звучать ровно, вопросом на вопрос ответил я.
— Да вот рассказали…
— Кто рассказал? Снова все?
— Нет, конечно.
— Тогда кто?
— Кто надо. Я своих источников не раскрываю.
Ну вот. Мало мне было чисто внутреннего раскола в отделении. Оказывается, кто-то из «жандармов» еще и стучит Воронцовой. Ведь не ротмистр же поделился с ней информацией? Значит, кто-то из своих…
«Без паники, сударь: сию утечку организовал я», — заявил внезапно Фу.
«Что? — моему изумлению не было предела. — Но зачем?!»
«Вы же сами поручили мне подумать, как уличить госпожу Иванову. Сие было проверкой одной из моих идей. Меня интересовала реакция молодой графини на новость. К сожалению — или к счастью, тут как посмотреть — догадка не подтвердилась».
«Какая догадка?»
«О связи между проделками госпожи Ивановой и вашей нынешней собеседницей, сударь. Воронцова определенно к ним не причастна».
«А с чего бы ей оказаться причастной?»
«Сия версия была не хуже прочих… Не переживайте, дальнейшего хода полученной информации молодая графиня не даст. Не в ее интересах».
«Это уже пусть Иванка переживает… А вы, получается, раскрылись перед Миланой?» — сообразил я вдруг.
«Обижаете, сударь. Все сделано чисто!»
«Ладно, потом расскажете», — оборвал я наш безмолвный диалог — Воронцова уже снова что-то говорила, а я прослушал.
— Что, прости? — переспросил я у собеседницы.
— Говорю, это все была присказка — так, для затравочки. Сказка впереди.
— Боюсь даже предположить, о чем тогда пойдет речь в самой сказке, — заметил я.
— О славных подвигах, разумеется — о чем еще сказки складывать.
— Слушай, бурдючница, ты вокруг да около не ходи — меня там, между прочим, ждут! — мотнул я головой в сторону полигона.
— Подождет твоя красотка, не скиснет, — поморщилась Милана, в целом проигнорировав «бурдючницу». Как я уже знал, само по себе это слово особой негативной окраски не имело, но вот Воронцову — задевало. — Ладно, к делу, беглый холоп, — ан нет, не проигнорировала. Впрочем, парировала дежурно, считай, беззлобно. — Нас приглашают на гонки. Ты в команде.
— Какие еще гонки? — не понял я.
— Что значит какие? Традиционные ночные гонки первокурсников в честь начала нового учебного года. В этом году они как раз проходят в Москве. Участвуют Борисовская Академия Петрополиса, наша Федоровка, а также военные школы из Хабаровска, Новосибирска, Казани и Ростова-на-Дону. Всего пять экипажей…
— Пять? — перебил ее я. — Школ ты назвала шесть.
— Худшее по итогам прошлого года учебное заведение команду не выставляет — его представители выступают посредниками между экипажами и судьями. Детали потом объясню, — отмахнулась Милана.
— Понятно, — кивнул я. — И кто формирует команду?
— Нашу — я.
— А почему ты?
— Может быть, потому, что моя фамилия — Воронцова? — усмехнулась молодая графиня. И, выдержав выразительную паузу, продолжила: — А именно такая значилась на первой строчке вступительного рейтинга Федоровки. Вот организаторы на меня и вышли.
— А кто организаторы?
— Особый комитет. Неофициальный, конечно.
— А почему неофициальный?
— Чухонец, не тупи, а? — состроила недовольную гримасу Милана. — Гонки на самобеглых экипажах по ночному городу. В грозу. С участием несовершеннолетних кадетов, которым, вообще-то, без приказа и днем-то территорию корпуса покидать не позволено.
— Так это еще и незаконно? — догадался наконец я.
— Неофициально, — поправила меня Воронцова.
— Незаконно, — покачал головой я.
— Ну ладно, незаконно. С формальной точки зрения. И что?
— То, что я — пас.
— Почему? — искренне изумилась моя собеседница.
— Не хочу вылететь из Федоровки из-за такой ерунды. Мне еще есть чему здесь подучиться.
— Что за чушь?! — насупила брови Милана. — Никто ниоткуда не вылетит! Все офицеры корпуса, как и других школ, когда-то были первокурсниками, а лучшие — сами в таких гонках участвовали! Насчет Поклонской точно знаю — она в комитете. А возглавляет его, как поговаривают, сам Цесаревич — хотя вот это уже не точно. Но всяко люди там собрались влиятельные, всегда отмажут, если что.
— Даже так? — покачал головой я. Цесаревич — это, конечно, серьезно. — А что дает победа?
— Ну, призовых баллов тебе за это не начислят — соревнования все ж таки неофициальные… Корпусу — престиж, команде — уважение старшекурсников и преподавателей — по крайней мере, части из них. Не обязательно даже в случае победы, просто при достойном выступлении — Федоровка лет десять не побеждала в гонках, а в прошлом году даже в первую тройку не вошла. В команду специально берут по одному кадету из каждого отделения — чтобы не нарушать внутрикорпусного баланса в славе. От первого иду я, от второго — Ясухару. Так что, если ты и впрямь откажешься — придется мне звать кого-то другого из ваших «жандармов». Иванову, например? — склонив голову на плечо, хитро посмотрела на меня собеседница.
— Ой, да на здоровье! — всплеснул я руками. — Она там еще где-нибудь смухлюет, попадется — вас к духам дисквалифицируют, и вместо уважения преподов получите заслуженный прессинг!
— «Еще смухлюет»? — на свой лад выхватила из моей фразы суть Воронцова. — То есть то, что сегодня в зале она была не на нуле — правда?
— Ротмистр Сиротин никаких нарушений не заметил, — досадуя на свою проговорку, буркнул я.
— Вот это-то меня больше всего и удивляет… — задумчиво пробормотала Милана. — Ладно, расслабься, насчет Ивановой в команду — это я неудачно пошутила, — энергично тряхнула толстой черной косой она. — Не доверяю я ей. И дело не только в вашем странном спарринге.
— А в чем еще?
— Не знаю. Но что-то с ней не так. Определенно.
— А мне, типа, доверяешь? — с некоторым запозданием уточнил я.
— С тобой мы два раза сражались плечом к плечу. Ну и еще кое-что два раза… — подмигнула мне она. — Чего-то это да значит. И потом, глупо было бы не использовать твой бездонный запас маны.
— Вот с этого и надо было начинать, — хмыкнул я, к собственному удивлению несколько смущенный ее напоминанием о «других двух разах». — Тебе нужен не я, а моя мана.
— На самом деле, предел маны — далеко не самый ключевой фактор в гонках, — невозмутимо заметила на это Воронцова. — Сама по себе самобеглая коляска большого расхода не требует. Но случиться в пути, конечно, может всякое — в этом смысле, да, лишние две-три тысячи мерлинов нам явно не помешают.
— Кстати, о колясках, — сообразил я. — Я же не умею управлять экипажем!
— Ну, с тараканом ты сегодня неплохо сладил, — напомнила моя собеседница. — Принцип тот же самый — майор Артемьев же объяснял. Кроме того, первым пилотом стану я. Вы с Ясухару — на подхвате.
— Ну… — неуверенно протянул я.
— Баранки гну! Ладно, не хотела говорить раньше времени… Нынешние гонки, как я уже сказала, проходят в Москве, и традиционно команда-хозяин выбирает им… ну, девиз, не девиз — что-то вроде ведущей темы. Я потребовала, чтобы они были посвящены памяти Нади Морозовой. Организаторы одобрили. Ну, что теперь скажешь?