— Какие раки?! Какое «Жигулевское»?! — возмутилась девица. — Какой теперь год?
— Зеленый. — Василий вынул из тощего бумажника две зеленые бумажки.
Девица приклеилась к ним намазанными глазами. Показала толстым пальцем на низкую дверцу:
— Пройдите за стоечку.
Они прошли узким темным коридором. Буфетчица ткнула обитую дерматином дверь. И звонко крикнула:
— Зоя, к тебе гости. — Широко улыбнулась Василию ярко-красным влажным ртом: — Сказали бы сразу, что вам в «Ностальжи».
Василий галантно поцеловал ее пухлую руку. Буфетчица засмеялась, по-деревенски прикрыв рот.
— Счастливо отдохнуть, ребята. С Зоей и расплатитесь.
Василий втолкнул Алика в узкую дерматиновую дверь. Они попали в прихожую малогабаритной хрущевки. Стеклянная дверь на кухню была открыта. Оттуда пахло наваристым борщом и котлетами. Играло радио. Звонко и весело выводил хор:
Будет людям счастье,
Счастье на века,
У Советской власти
Сила велика.
Сегодня мы не на параде,
Мы к коммунизму на пути.
В коммунистической бригаде
С нами Ленин впереди!
Василий даже зажмурился от удовольствия. Схватился рукой за сердце:
— Я дома! Алик, наконец-то я дома!
Из кухни выглянула хозяйка в ярком фланелевом халатике, в газовой косыночке. Из-под косыночки выбивались крупные пластмассовые бигуди. Хозяйка подмигнула лукаво:
— Где задержались, мальчики? Я вас давно жду.
Василий просто расцвел. И тут же принял ее игру:
— Работа, Заинька, работа! Ответственное дело — строить коммунизм в отдельно взятой жуткой стране.
— Ну трепачи, — рассмеялась Зоенька, — проходите, садитесь.
Она выдернула штепсель радио. Включила старый катушечный магнитофон «Днепр». Лента захрипела и поплыла голосом Аркаши Северного:
В семь сорок он приедет,
В семь сорок он приедет,
Мы на перроне его будем ждать, ать!
Василий откинул косуху, заложил большие пальцы под мышки, танцуя вкатился на кухню. Подпевал уже мертвому от водки Аркаше:
Он выйдет из вагона,
Пройдется вдоль перрона.
На голове его шикарный котелок, ок!…
— Заходи, Алик, садись! Это же не Осьмеркин, а Мебиус какой-то. Божественно!
На этой кухне все было как тогда. И радушная, заводная, неизвестно чья, но родная хозяйка. И колченогие белые табуретки, и стол, покрытый клеенкой в виноградинах, сливах и яблоках. И даже календарь на тысяча девятьсот семьдесят шестой год. С календаря улыбался, как перед хорошим стаканом, Юрка Гагарин. Над его головой размашистые буквы: «Пятнадцать лет космической эры!» Восклицательный знак ракетой улетал в далекие звезды. Совершенно не верилось, что прошло уже сумасшедших двадцать лет. С Афганом и с перестройкой…
Зоя разлила по тарелкам дымящийся ароматный борщ. Плюхнула в него по целой ложке сметаны:
— Проголодались, мальчики?
Василий сглотнул слюну:
— Заинька, считай, я восемь лет не ел.
— Сидел, что ли? — делово осведомилась Зоя.
— Считай, что сидел, — засмеялся Василий, — я из Америки, Заинька…
— У-у-у, — посочувствовала ему Зоя.
— Но для начала, для разгона, для старта… Заинька, раки у тебя имеются?
Зоя лукаво ему подмигнула:
— Сейчас к соседу зайду.
— Тогда «Жигулевское» и раки! — торжественно провозгласил Василий.
— Так, «Жигулевское» и раки, — повторила Зоя.
— И бутылку «Стрелецкой» для драки,— в рифму закончил Василий.
Зоя вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Алик и Василий устроились за неказистым столиком.
— Ты уже бывал здесь? — спросил Алик, оглядываясь.
— Никогда, — огляделся и Василий, — времени не было. Я же вашу лабораторию покупал. Готовил документацию.
— Откуда же ты про «Ностальжи» знаешь?
— По логике.
— Как это? — не понял Алик.
— Очень просто, — доходчиво объяснил Василий, — раньше в этой стране можно было через «Березку» за доллары попасть в будущее. Сейчас это будущее стало расхожей банальностью. Эрго! За доллары из этого будущего мы можем попасть обратно в «Ностальжи». Просто тонкий расчет. Доллары в этой стране могущественнее, чем на Западе!
Аркаша Северный закончил свою приветственную песнь. Магнитофон пожурчал немного и вдруг томно запел голосом Лещенко. Не этого, а настоящего.
Встретились мы в баре ресторана,
Как мне знакомы твои черты.
Помнишь ли меня, моя Татьяна?
Мою любовь, наши прежние мечты?
Тихо вошла Зоя. Поставила на стол поднос с крупными раками, две кружки пенного пива и бутылку водки с мужиком разбойного вида на этикетке. На плече мужик держал страшного вида секиру.
Зоя ласково улыбнулась Василию, ожидая похвалы. Но не дождалась. Василий всем своим существом слушал песню. А ей только рукой махнул. Мол, не мешай, исчезни. И она, пожав фланелевыми плечиками, обиженно исчезла.
Упали косы душистые, густые.
Свою головку ты склонила мне на грудь.
Татьяна, помнишь дни золотые?
Весны прошедшей мы не в силах вернуть.
— А мы в силах! — Василий поднял пенную кружку. — Слушай, Алик, про мою прошедшую весну!
— Ты же хотел рассказать, как ты стал чертом,— напомнил ему Алик.
— А я о чем? Той прошедшей весной я и стал им! Весна очень способствует разным метаморфозам. — И Василий резко нажал клавишу магнитофона. Сказал сурово: — Дальше не надо.,. А то заплачу.
Алик протянул ему пачку «Мальборо»:
— Кури.
Василий вздохнул с сожалением:
— Ты же знаешь, я не курю.
— Да, — обрадовался Алик,— а почему это ты не куришь? Спортсмен, что ли?
— Можно и так сказать, — улыбнулся Василий,— просто нам этого нельзя. Рюмочку иногда нам разрешают. А дымить эту вонючую дрянь нам категорически нельзя.
Алик даже в ладоши хлопнул от восторга:
— Кому это «нам»? Чертям, что ли?
Василий оглянулся по сторонам и, указав на лампочку, сказал шепотом:
— Членам нашей организации.
Алик почувствовал себя совсем хорошо. Совсем как на кухне семидесятых. Он наклонился к Василию и сказал тоже шепотом:
— А что у вас за организация?
Василий ему многозначительно подмигнул:
— Общество разумных тружеников. Сокращенно — ОРТ. Мы, сознательные труженики, решили наконец объединиться. И создали ОРТ…— Василий глотнул «Стрелецкой». Захрумкал соленым огурчиком. — Божественно… Правда, не все нас понимают… Местечковые остряки дразнят нашу ОРТ «обществом рогатых тружеников». А рядового члена нашей организации прозвали «чорт». Член общества рогатых тружеников… Остроумные, подлецы. Но мы на них не сердимся. Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Ведь правда?… А то, что именно мы последними останемся, — сомнений-то ни у кого нет. Потому что мы трудимся. А кто трудится, тот и ест. Всех! — Василий вдруг поморщился брезгливо. — Фу… В политику ударились… Давай, Алик, оставим эту грязь… Мы же с тобой островитяне, черт возьми! И лицо мне твое жутко знакомо… Где-то мы с тобой встречались. Не помнишь?…
Алик уже давно не смеялся. И у него разрасталось впечатление, что они с Василием давно знакомы. Только мучительно не мог вспомнить, где и когда они познакомились. И он пустил пробный шар:
— Сколько тебе лет?
Василий прищурил серый глаз. Уставился на Алика черным. Черным, как пистолетное дуло.
— А мы с тобой еще на «ты» не пили, между прочим.
— Пили на брудершафт.
— Это не одно и то же,— засмеялся Василий,— знаю я этих западных брудеров. Сегодня пьют, а завтра продают друг друга за двадцать центов. Мы с тобой должны выпить по-русски, на «ты».
— Так в чем же дело? — Алик плеснул в граненые стаканы «Стрелецкой».
Они выпили на «ты». Алик вновь поставил на повестку очень волнующий его вопрос:
— С какого ты года?
— А какая разница? — искренне удивился новый друг Василий. — Мы же знаем, что времени нет. — И добавил не без кокетства: — А лет мне столько, на сколько я выгляжу…
Алик посмотрел на него. И понял, что смуглый Василий отлично законсервирован. И выглядит на широкий возрастной диапазон от поношенных двадцати восьми до бережливых пятидесяти. И он обиделся:
— Конечно, времени нет. И у нас в России это давно и великолепно знали. В летописях писали: «Это случилось, когда затмилось солнце и погорел храм Пресвятой Богородицы». Возраст твой мне знать ни к чему. Ты напомни координаты события, когда мы с тобой познакомиться могли. Когда у тебя затмилось солнце?
— Вот, — поднял смуглый палец Василий. — Но ведь и солнце не координата. Солнце-то могло затмиться только для меня одного! И это, уверяю, для меня вселенская катастрофа! Ты же астральный летчик! Ты же знаешь, что Вселенная в тебе!
Алик рассердился:
— Нам с тобой так никогда не договориться!
— Почему? — искренне удивился Василий.— Мое дело рассказывать, а твое — слушать и искать. Ищи свою координату. Внимательно ищи. Для меня, может быть, это и не событие даже. А у тебя на нем «солнце затмилось», как ты красиво выразился. И ты не должен обижаться, что я его на пробросе пролетел… У меня же свое «утомленное солнце», на которое тебе наплевать. И я ведь не обижаюсь на тебя… Так сказать, печалься сам и дай печалиться другим. Это и есть высшая гуманность.
Алик стукнул кулаком по столу. И тут же смутился. Вспомнил, как Андрюша недавно на другой кухне по столу кулаком стучал.
— Чушь… По-твоему, люди никогда не поймут друг друга. Не поймут, не помогут, сдохнут врозь, каждый от своей собственной катастрофы, от своего «затмения».
Василий захохотал, довольный. Налил «Стрелецкой» и Алику, и себе.
–Божественно! Вот ты и доказал, что мы с тобой люди одного поколения! Одно у нас смешное утомленное солнце. Одни координаты. О своем затмении можем забыть, лишь бы помочь ближнему. — Василий торжественно чокнулся с Аликом. — Молодец! — выпил аппетитно. — Я могу тебя порекомендовать в наше ОРТ. Ты человек общественный. Хочешь стать чортом?