Василий хмуро сверкнул тусклым черным глазом.
— А мне тебя, Саша, жалко.
— Не надо. Не жалей.
— Ты же не живешь, Саша,— сокрушался Василий, — ты же весь там. Ты же не замечаешь жизни. Не видишь чистоту и свежесть утра. Не чувствуешь запах этих прелых листьев. Не ощущаешь грусти заката. Ты уже там. За закатом. Ты уже умер. Ты здесь — тень. Мне тебя очень жалко, Саша.
— Не жалей меня, Вася, — успокоил его Алик, — не жалей. Не сокрушайся.
Василий помрачнел:
— Ты отказываешься мне помочь?
Алик встал:
— Каждому свое, Вася. Давай разойдемся при своих.
Василий тоже встал. Его загорелое лицо побледнело.
— Ты не хочешь меня вылечить, доктор?! Ты же клятву Гиппократа давал!
Алик усмехнулся:
— Тебе поможет Никита. Он уже многое умеет.
— Никита мне ничем не может помочь! — заорал вдруг Василий.
Вороны, угомонившиеся на ночь, вдруг возмущенно заворчали. Заметались в тенистой кроне, как в рыболовной сетке.
— Он сказал, что меня можешь вылечить только ты! Ты же спас второго АЛа! Ты же ему помог.
Алик поморщился:
— Это совсем другое дело.
Василий крепко обнял Алика:
— Почему другое?! Ты же сам сказал, ты — это я! Ты же подписался даже!!! Помоги мне, Саша. Спаси меня!
Алик за рукава кожаной косухи оторвал от себя Василия:
— Я не могу тебе помочь. Не могу.
— Почему?
— Ты мне правду не говоришь. Я вижу: с тобой что-то происходит, и не могу понять. А правду ты же мне не скажешь, Вася. Все равно не скажешь.
— Скажу, — вдруг выдохнул Василий и сам испугался своего порыва.
Он опустил голову. Крепко провел ладонью по седому ежику.
— Сядем.
Они снова сели на низенькую скамейку у сломанной колонны. Василий с ненавистью посмотрел на дрожащий голубой столбик. Становилось все темнее. От черной колонны на соседний белый крест легла длинная тень. Перерубила крест наискось.
— Взорвал бы этот чертов камень! Бандитов бы нанял и взорвал! Плюнул бы я на всю эту мистику! На эту собачью чушь!
Василий замолчал. Алик терпеливо ждал его признания. Наконец Василий выдавил из себя:
— Все это было бы смешно. Только она меня не узнала, Саша. Понимаешь? Она меня не узнала!
Алик спросил осторожно, как врач:
— Как она могла тебя не узнать?
— А вот так. — Василий тяжело вздохнул. — Ты, говорит, стал совсем другим человеком. Капитан.
— Конечно, — помог ему Алик, — Ты изменился… Поседел… Постарел…
— Да не в этом дело, — со злобой махнул рукой Василий. — Что она, маленькая? Не понимает этого? Дело не в седине. Я действительно стал совсем другим, Саша.
Алик молчал. Боялся помешать ему неосторожным словом.
— Я все жду, Саша, когда ты меня спросишь. Как она спросила: «А где твоя родинка?»
Алик посмотрел на него, и только сейчас заметил, что его смуглое загорелое лицо было совершенно чистым. Никакого намека на родинку не было. Василий ждал, подставив лицо под последний луч уходящего солнца. Алик спросил его серьезно:
— А ты вообще-то он?
Василий мрачно хмыкнул:
— Вот-вот. И она меня так же спросила. Оказывается, эта родинка для нее — самое главное. Ни мои деньги, ни мое положение, ни моя любовь. Родинку ей подавай!
Алик смотрел на него с интересом:
— Как же она согласилась на помолвку?
Василий ткнул пальцем в щеку у рта:
— Вот здесь она была. Еще в прошлом году была. Маленькая, но была. И пропала. За год совсем пропала. И свет мой пропал.
Алик задумался. Засвистел что-то себе под нос, заулыбался рассеянно. Случай был действительно очень интересный: человек, потерявший свое поле, стал изменяться физически. Тут было над чем подумать.
Василий его улыбки не понял. Снова стал закрытым и сухим:
— Марина мне сказала, тебе деньги нужны. Сто тысяч. Это не проблема. Ты их получишь.
— Это не проблема, — весело согласился Алик. — Срочно поехали в лабораторию. Мне нужно тебя на приборах посмотреть.
Василий сморщился. С усилием сдернул с левой руки массивный серебряный перстень. Алик подумал, что это он ему в подарок, и резко возразил:
— Не надо, Вася! Не надо. Мне ничего не надо. Поехали.
Но Василий и не собирался дарить ему перстень. Крепко зажал его в кулаке.
— Если ты мне поможешь, Саша… Ты странный человек, тебе ничего не надо. Но сто тысяч ты возьмешь. И мою дружбу, если захочешь. У меня нет друзей. Я тебя всего на семь лет старше. Подходит тебе такой друг? Друг старик Хоттабыч? Любое твое желание исполню. Любое, Саша!
Алик встал:
— Да ладно. Поехали.
— Садись. За нами сейчас Чен приедет.
— Чен прямо сюда приедет? — удивился Алик.— Как он узнал, что мы здесь?
Василий раскрыл кулак. В темноте сверкнул серебряный перстень.
— Это янки придумали. Сначала они придумали электронный браслет для заключенных, которых из тюрьмы за хорошее поведение домой отпускают. В браслете передатчик. Заключенного везде можно найти. А снимешь браслетку — на пульте тревога. Потом догадались такие же передатчики в супружеские кольца вставлять. «Кольцо верности» — так это у них называется…
Алик в темноте уже не видел его лица.
— У Марины такое же колечко, — вспомнил он перстенек на Маринином пальце. — Значит, ты знаешь, где она?
Василий не ответил. Сказал озабоченно:
— Андрюшу с собой заберем. Заедем за ним.
— Он сейчас у Марины.
— Он не домой пошел с твоим зеркальцем? — удивился Василий.
— Зеркальце, конечно, не электроника, — усмехнулся Алик, — но тоже хитрая штука. А зачем он тебе?
Василий ему объяснил:
— Хороший паренек. Мне он понравился, еще на дне рождения Марины. Таким же волчонком я в первый раз с зоны пришел. Вылитый я…
Фары высветили могильные решетки, покосившиеся мраморные кресты. А голубой столбик все дрожал в невидной уже черной нише. Словно подвешенный в воздухе. И яркий свет галогенов не забивал его упрямого голубого сияния.
— Саша, ты справишься за три дня?
— Почему за три?
— Сегодня пятое, среда. А в воскресенье Марина должна представить меня своей маме.
До Алика вдруг дошло:
— А Светлана знает, что жених Марины — это ты?
— Пока нет. Гоша ее в больницу от меня упрятал. Ревнует, старый хрен.
— Кого ревнует? — не понял Алик.
— Светлану Филипповну, — с удовольствием объяснил Василий и засмеялся в темноте, — но свадьба есть свадьба. Нельзя же без родительского благословения.
Алику не понравился его смех.
— Так в воскресенье! Успеешь? — строго спросил Василий.
— Постараюсь.
Они встали и, шурша листьями, пошли навстречу петляющему по узким кладбищенским дорожкам белому джипу. «Он и правда похож на катафалк, — подумал Алик, — будто на кладбище ночью приехали по секрету покойника хоронить».
Когда они сели на заднее сиденье джипа, Василий вкрадчиво шепнул на ухо Алику:
— Ты правильно сделал, что согласился. Очень правильно. Иначе бы ты тут навсегда остался.
III«ОТРАДА»
Нам нет преград
Ни в море, ни на суше,
Нам не страшны
Ни льды, ни облака!
1Последняя проверка
Если вам вздумается найти бывший обкомовский рай, закрытую базу отдыха «Отрада», вам нужно доехать до Зеленогорска, на вокзальной площади суметь воткнуться в переполненный автобус до Смолячкова, если повезет с автобусом, радоваться не спешите, впереди еще самое трудное.
Конечно, лучше всего ехать туда на своей машине. Проще и удобнее. От Зеленогорска держите прямо на север по Нижнему шоссе. Держитесь вдоль берега залива. Где-то на десятом примерно километре от развилки Ушково справа мелькнет неказистая будочка, исписанная пульверизатором непотребными надписями и похабными рисунками. Когда-то здесь был полосатый шлагбаум КПП. Дальше до самого Выборга начиналась пограничная зона. И праздные горожане очень удивлялись экзотической ярко-зеленой пограничной фуражке. И суровому требованию: «Пропуск!»
Теперь-то зеленым фуражкам не удивляются. Они прочно прописались в черте города. И на вокзалах, и в аэропорту, и в Морском порту в Гавани, а двадцать восьмого мая, в День пограничника, вся Дворцовая площадь напоминает яркий зеленый газон на открытие футбольного сезона. И ночью жители прилегающих домов на Мойке и на Миллионной до утра слушают лихие песни бывших погранцов:
А на плечах у нас зеленые погоны,
И мы с тобой, браток, опять идем в наряд.
У пограничников суровые законы:
Нельзя нам спать, когда простые люди спят.
Простые люди не спят, слушают и понимают, что Государственная граница теперь пролегает через их город. Через их квартиры.
У неказистой будочки бывшего КПП автобус делает кольцо. Дальше «безлошадным» нужно добираться пешком. Вдоль берега залива еще километров десять. По песку. На свой страх и риск.
Тем, кто с комфортом катит на своей машине, тоже нужно держаться вдоль залива. В сторону Зеленой Рощи. Ни в коем случае не поворачивать направо.
Направо разбитая дорога уходит вверх по холмам и пригоркам на Выборг. Места там, конечно, тоже замечательные. Зеркальные озера, сосновые рощи, грибы. Заросший лесом фундамент из финских валунов. Это бывшая дача писателя-мистика Леонида Андреева. Но вы же не за этим сюда приехали?
Вам надо держаться левее, там места дикие, безлюдные. Справа стеной стоит мрачный хвойный лес. Слева серый залив и бледно-желтый прибрежный песок. Скользкие камни торчат из воды. У самого берега бродят понурые чайки. И ни одного человека. В бывшей погранзоне до сих пор населенные пункты редки. Какая-то тревожная аура окутала бывшую запретную зону.
Обкомовцы устроили свой рай за кордонами пограничников, подальше от людских глаз, не случайно.
Представляете, что творилось в этом раю?
Обкомовская номенклатура, скинув черные пиджаки и строгие юбки, только здесь чувствовала себя людьми, простыми и грешными.