3Марина
В гардеробной что-то произошло. Вышибала стоял у дверей навытяжку. Два амбала в серых пиджаках обшаривали вешалку. Один увидел Андрюшу, подошел, отодвинул его рукой. Открыл дверь туалета, опасливо заглянул туда, потом вошел. Андрюша замер…
В открытых дверях, три мраморные ступеньки вверх, стояла девчонка в белом платье с цветами в руках. Белые и красные розы на длинных стеблях. Девчонка глядела на улицу, смеялась чему-то, щекотала подбородок змеиными головками нераскрывшихся бутонов. У Андрюши перехватило дыхание, показалось, что знает ее, видел где-то…
Девчонка повернулась, увидела Андрюшу и перестала смеяться: наверное, вид у него был дикий. Девчонка вздрогнула, опять обернулась на улицу и уронила цветы. С трех мраморных ступеней покатились змеиные головки. Андрюша рванулся к ним.
— Стоять! На месте! — рявкнул ему амбал от вешалки.
Андрюша наклонился, собрал цветы, встал. От вешалки ему в затылок целился черный ствол.
Девчонка удивленно глядела на Андрюшу, как будто тоже его узнала. Андрюша подал ей цветы. Девчонка тряхнула каштановыми волосами:
— Спасибо, — и снова удивленно поглядела на Андрюшу.
За спиной Андрюши уже стоял второй амбал:
— Иди в зал. Проходи.
Андрюша подмигнул девчонке и пошел в зал. Гитарист не играл, внимательно глядел в темноту, в сторону двери. Андрюша сел за стол. Алик тут же отодвинулся от Вовы. Вова угрюмо курил. Гитарист вдруг мощно ударил по струнам, запел хрипло и радостно:
Братва, не стреляйте друг в друга, Вам нечего больше делить. За круглым столом лучше вы соберитесь — Так страшно друзей хоронить.
Под эту веселую песенку в зал вошли амбалы в серых костюмах. Четверо. По двое встали по бокам дверей. Из-за стойки выскочил маленький, похожий на гнома бородатый человек в, полосатом шерстяном колпаке, настежь отворил обе половинки дверей, пятясь и кланяясь, пропустил в зал новых посетителей. Слева — толстый, румяный, солидный. Справа — молодой, смуглый, черный, с английским пробором на прямых волосах, а между ними девчонка в белом платье с цветами в руках.
— Война алой и белой розы, — задумчиво сказал Алик.
— Братва, не стреляйте друг в друга! — надрывался гитарист.
Румяный похлопал в ладоши. Гитарист замолчал.
— Стасик, спасибо, — сказал румяный. — Я прошу при мне эту пакость не петь.
Перед ним тут же возник бородатый в колпаке:
— Джаст момент, джаст момент, Георгий Аркадьевич. — Бородатый повернулся к залу: — Господа, я предупреждал. Зал абонирован. Прошу освободить помещение. До свидания. Приходите к нам еще…
У столиков появились официанты. Гости безропотно расплачивались и тихо, как тени, исчезали в дверях. Официанты загремели посудой, унося горки грязных тарелок. Только языкастая девица из компании попробовала возмутиться:
— А мне здесь тоже нравится!
Плечистый партнер поднял ее под мышки и поволок к дверям.
— Со мной-то ты можешь? А с ними?! — визжала девица. — Докажи, что ты мужик! Докажи!
— Извините, — сказал плечистый охранникам и выволок девицу за дверь.
Бородатый стащил с головы шерстяной колпак, вытер им большой стол у стойки, доказывая его идеальную чистоту.
— Велком, Георгий Аркадьевич… Велком, как говорится…
— Проще, Мишенька, проще, — засмеялся румяный и взял под руку девчонку.— Это он, Мариночка, от твоего вида так разволновался, отвык, старый негодяй, от порядочных девушек.
Девчонка засмеялась. Смуглый, с английским пробором, загадочно улыбался. Андрюша не понял этой улыбки.
Румяный усадил девчонку в центр стола. Как раз на то место, где сидела языкастая девица. Смуглый и толстый сели по бокам. Тут же перед ними на столе появилось шампанское, вазы с фруктами. Вокруг суетились сразу трое официантов. Толстый хлопнул в ладоши:
— Стасик, в честь моих гостей, давай мою любимую!
— Стасик! — замахал руками бородатый. — Стасик!
А Стасик, глядя в глаза толстому, уже начал негромкое простое вступление. На три аккорда. Умпа-умпа-умпа. Бородатый улыбался восхищенно.
У дороги чибис,
У дороги чибис,
Он кричит, волнуется, чудак!
Седой подхватил мощным баритоном:
А скажите, чьи вы?
А скажите, чьи вы?
И зачем, зачем идете вы сюда?!
Старая детская песенка в исполнении толстого звучала грозно. Андрюша подумал, что угроза относится к ним, и насторожился, но Вова задумчиво разливал себе и Алику остаток «Абсолюта». Алик, глубоко затягиваясь сигаретой, смотрел на девчонку. Толстый гремел на весь зал:
Не кричи, крылатый,
Не тревожься зря ты,
Не войдем мы в твой зеленый сад!
Толстый раскинул руки, подмигнул девчонке:
Видишь, мы юннаты,
Мы друзья пернатых
И твоих, твоих не тронем чибисят!
Вова, о чем-то тоскуя, ткнул свой фужер в фужер очкастого Алика:
— Давай, Алик.
— Давай, Вова, давай. Подумай, о чем я тебе сказал. — Он не отрывал глаз от девчонки.
Гитарист уже не пел, он только подыгрывал толстому. Бородатый таял в восхищенной улыбке. Смуглый щурил черные глаза. Девчонка хохотала от души. Толстый встал, сложил руки перед собой, как артист:
Небо голубое,
Луг шумит травою,
Ты тропу любую выбирай!
Он опять широко раскинул руки, захватывая в объятия весь полутемный прокуренный зал.
Это нам с тобою,
Всем нам дорогое -
Это наш родной, родной любимый край!
Девчонка зааплодировала:
— Браво, Гоша! Браво!
Смуглый крепко пожал толстому руку:
— Артист, такой талант пропал.
— Почему пропал? — удивился седой. — У меня, Чен, талантов много. И ни один не пропал! Ни один! — Он поцеловал руку девчонке. — Мариночка, это тебе мой подарок.
— Это самый лучший подарок, — смеялась девчонка.— Самый лучший, какой я сегодня получила. Спасибо, Гошенька.
Вова нахмурился, отставил фужер. К их столику подходил, аж паркет скрипел, элегантный мужчина в сером, центнера на полтора весом.
— Тебе, Батый, особое приглашение?
Вова медленно поднял на него глаза.
— Слушай, Слон, давай по-честному.
— Давай, — согласился Слон. — Мы этот «Фрегат» еще вчера заказали. Это разве не по-честному?
— Вчера, сегодня… Какая разница, — цедил сквозь зубы Вова. — Я-то уже давно здесь. С друзьями. Я первый пришел.
— Шума хочешь? — уточнил Слон.
— Зачем шум? — лениво возмутился Вова. — Давай так: вы выставляете бойца и мы выставляем бойца. Кто победит, та команда и остается. Так? По-честному?
За большим столом засмеялась девчонка в белом. Соседи не давали ей скучать. Глаза у очкастого стали опять огромные, он не мигая глядел на Слона. Скрипнул паркет. Слон сделал шаг. Оглядел Андрюшу:
— Интересное предложение. Пойду посоветуюсь с «папой», — и по паркету заскрипел, удаляясь.
— Как себя чувствуешь, боец? — спросил Андрюшу Вова.
— Нормально, — только сейчас понял все Андрюша.
Он повернулся лицом к залу. Стал оглядывать охранников — гадал, который выйдет против него.
— Вова, не надо цирка. Пойдем на воздух, — сказал Алик. — Лучше уйдем.
— Молчать, чекист! — осадил его Вова.— Шутки кончились.
Вернулся элегантный Слон.
— «Папа» против, — сказал он.
— Как это против? — обалдел Вова. — Мы же договорились…
— Обстоятельства изменились,— развел руками Слон.— У Мариночки день рождения. «Папа» хочет, чтобы все было красиво и тихо, как в старом кино. Так что… Канай, Батый, потихонечку…
— Он обещал! — очень обиделся Вова.
Слон без улыбки смотрел в его растерянное лицо:
— Ах, даже обещал?… Ладно, пойду уточню. — И он опять заскрипел по залу.
Очкастый вдруг встал, схватил Андрюшу за руку, сказал Вове:
— Я так не играю. Мы уходим. Идем, сынок.
Вова тоже встал, оттолкнул очкастого от Андрюши:
— Тихо! Сядь! Не мешай работать!
Очкастый моргнул и сел. Хмель у него как рукой сняло. Андрюша подумал, а был ли он вообще пьян?
Подошел Слон, бросил на стол новенькую зеленую бумажку с портретом Франклина:
— «Папа» вспомнил. Твой ход, Батый.
Вова полез во внутренний карман за мощным лопатником. Послюнил палец, вытащил такого же Франклина, но изрядно помятого, бросил его на стол рядом с новеньким.
— Идем, служивый, — позвал Слон Андрюшу.
Андрюша посмотрел на Вову. Прапор отвел взгляд, опустил голову.
— Прощай, десант. — Алик во все очки смотрел на Андрюшу. — Прощай…
— Пора, малыш. — Слон положил тяжелую руку на плечо Андрея. — Идем. Будет немножко больно.
Андрюша встал. Амбалы уже выставляли столы и стулья из центра зала. У стойки в кучке шептались официанты. Из-за черной занавески выглядывало глазастое лицо в белом накрахмаленном колпаке. Андрюша все гадал: кто же выйдет против него? Охранники расчистили центр зала и снова встали у дверей. Слон взгромоздился на табурет у стойки. Бородатый выставил перед ним кружку пива.
А за столом о чем-то шептались толстый и смуглый. Девчонка помахала Андрюше длинными цветами и улыбнулась. Только теперь до Андрюши дошло, что ее угораздило родиться в его день, в день Воздушно-десант— ных войск, второго августа, и он тоже улыбнулся в ответ.
К нему подошел толстый:
— Как зовут-то, красавец?
— Андрей Балашов.
— Как торжественно, — засмеялся седой. — Я у тебя только имя спросил. Андрюша, значит?
Андрюша кивнул.
— Руки, — сказал седой.
Андрюша не понял.
— Покажи руки. — Толстый взял его руки, перевернул ладонями вверх, внимательно осмотрел, опять перевернул, пощупал костяшки на кулаках. — Хорошие руки. Набитые. Где служил?
— На кавказской войне.
Толстый приветливо ему улыбнулся: