Qui comme un grand soleil estival se montroit,
Et iectant son aspect vers la lampe lunaire,
Plus il s'en esloignoit, plus il la rendoit claire[548].
(И вот когда король въезжал на сцену в колеснице,
Подобно солнцу летнему он взорам всем явился.
И королевский ясный лик Луне дарил свет – пламенея.
Он удалялся прочь, она – светила ярче и белее).
Король-солнце в искусственных небесах играет ту же роль, что и настоящее солнце по отношению к луне, которая светит ярче в отсутствие дневного светила ночью.
Множеством самых различных способов двор и окружение Генриха III создавали шаблоны, которые, хотя и потонули в войнах и неурядицах последующих лет, но всплыли затем в новых формах при вступлении французской монархии в период своего наивысшего величия в XVII в. Генрих III в качестве короля-солнца стал прообразом Людовика XIV в качестве Le Roi Soleil, центра больших символических празднеств и балетов своего царствования.
Thе́âtre pompeux или движущаяся модель небес была триумфом механики того времени, и нам известно имя создавшего её инженера. Дора говорит, что представленная на этих празднествах огромная модель мира, которую он сравнивает с созданной в античные времена Архимедом, была спроектирована Луи де Монжосье[549]. Это был выдающийся человек. Как утверждается, он интересовался античной механикой[550] и, вероятно, находился под влиянием того, что можно назвать механическим гуманизмом или возрождением древней механики – движением, сравнимым в своей сфере с гуманистическими попытками возродить античную музыку. Ему покровительствовал герцог де Жуайез, которого, как говорят, он обучал математике. Кроме всего прочего, Монжосье интересовался ещё скульптурой и живописью. В посвящении Жуайезу своих эссе на эти темы он проводит аналогию между цветами и музыкальными тонами[551]. По всей видимости, это был разносторонний учёный, способный видеть разные аспекты торжеств в честь Жуайеза, использование в них цветов, музыки, живописи и собственной механики как части единого целого, как комбинированное использование культуры для нужд придворного празднества.
В те времена, как и в более ранней традиции, механика по-прежнему ассоциировалась с магией. Но это не значит, что приёмы, использованные Монжосье при создании thе́âtre pompeux, не были механикой в научном смысле. Просто сама наука использовалась в магических целях. Использование механики как магии прекрасно определил Роберт Эванс в своей книге о Рудольфе II[552]. Как искусство, способное создавать движение и, тем самым, имитировать жизнь, механика могла вступать в магический контакт с живой вселенной. Таким образом, «помпезный театр», созданный Монжосье для свадебных торжеств Жуайеза, должен был стать ещё одной магической церемонией, призванной стяжать для французской монархии силу небес. Это был движущийся талисман, производивший посредством механики те же колдовские эффекты, что и античная музыка.
Держа в уме эти предположения о всей серии торжеств в целом, мы можем по-новому взглянуть на самое известное из увеселений, дошедшее до нас в наиболее полном виде. Полный текст Ballet comique de la reine[553] с музыкой и иллюстрациями был опубликован в 1582 г., в то время как другие увеселения цикла так никогда и не были изданы, и их приходится собирать по крупицам из программы и других источников. Ballet comique стал вкладом в торжества королевы Луизы Лотарингской. Она привлекла других поэтов и музыкантов, поэтому балет написан не метрической поэзией и музыкой Академии Баифа. Тем не менее во вступлении утверждается, что это представление являлось «античной музыкой». В нём прослеживается достаточно следов теории гуманистической музыки, чтобы предположить его направленность на достижение «эффектов». Кроме того, сюжет и мотивы представления соотносятся с мотивом всей серии торжеств, а именно с призванием космических сил на помощь французской монархии.
Темой сюжета был переход власти от волшебницы Цирцеи в руки французской королевской семьи, наблюдавшей за представлением. Это должно было быть видно из самой планировки зала и развития действия. В одном его конце находился великолепно расцвеченный сад Цирцеи, где перед ней ходили различные виды животных – мужчин, превращённых её чарами в зверей. В другом конце зала сидела королевская группа: королева-мать, король и жених (королева и невеста принимали участие в представлении). Действие открывается побегом «благородного беглеца» из сада Цирцеи. Он пересекает зал и умоляет короля спасти мир от колдуньи. В разыгрываемой затем мифологической драме перевес оказывается то на одной, то на другой стороне. Цирцею удаётся победить не сразу, но, в конце концов, она уступает превосходящим силам.
Ярко подсвеченный и покрытый звёздными облаками золотой свод в левой части зала представлял небесный мир. На нём находились певцы и музыканты, поделённые на десять оркестров, музыка которых воплощала подлинную гармонию небес.
Цирцея управляет простейшим миром природы, представленным мифологическими существами сиренами и сатирами, среди которых и происходит действие. Победить её смог только союз добродетелей и Минервы с небесным миром, выраженный в великолепном, основанном на символических геометрических фигурах балете в исполнении королевы, невесты и других дам. Четыре кардинальные добродетели в звёздных одеждах, войдя, призывают богов спуститься с небес. «Золотой свод» отвечает на их музыку своей, и с этого момента небесный мир начинает одерживать верх над Цирцеей. Окончательную победу обеспечило сошествие вниз Юпитера. Спуск бога на орле занял некоторое время и сопровождался громким исполнением «самой учёной и совершенной музыки, из той, что когда-либо доводилось петь или слышать». Слова песни были такими:
O bien heureux le ciel qui de ses feux nouueaux
Jaloux effacera tous les autres flambeaux
O bien heureux encor sous ces princes la terre
O bien heureux aussy le nauire Francoys
Esclairе́ de ses feux, bienheureuses leurs loix
Qui banniront d'icy les vices & la guerre.
(Огонь вдруг небо охватил, он не один – блаженно небо!
Им суждено затмить любое пламя… лишь победа!
Блаженны земли наши, этот край, царей владенье,
Блажен же и корабль тот, что «Францией» был наречён,
Огнями озарённый!.. Блаженна истина, блажен закон
В заветах этих от войны и от пороков избавленье).
Песня, как и золотой музыкальный свод, должна была напоминать зрителям о небесном своде, представленном в огромном амфитеатре Монжосье с его аллюзиями на корабль французской государственности, освещаемый Кастором и Поллуксом, предвестниками мира для Франции и написанной в звёздах счастливой судьбы для королевской династии. Юпитер, спускающийся под музыку золотого свода, выступал не просто декоративной фигурой мёртвой мифологии, но «счастливой звездой» (astre heureux), призванной величественной музыкой, чтобы избавить Францию от ужасов войны, укрепить и благословить французскую монархию.
Возможно, с художественной точки зрения Ballet comique de la reine не был таким уж выдающимся событием на фоне других увеселений серии. Но тем не менее общий план этого вклада королевы в свадебные торжества органично влился в весь цикл празднеств в целом как ещё один поэтический и музыкальный талисман.
Эти торжества стали последним воплощением той ренессансной традиции, что на протяжении всего XVI в. развивалась при французском дворе. Этот мир уже испытывает жёсткое давление, и в течение нескольких лет ренессансная вселенная двора Валуа не выдержит и исчезнет в хаосе войн Лиги.
Политико-религиозные взгляды, лежавшие в основе этих празднеств, становятся ясны из посвящённой Жуайезу поэмы Баифа «Les Mimes», полной воспоминаний о его свадебных торжествах. В ней Баиф выражает горячую преданность французской короне и ревностное католическое благочестие, но одновременно выступает резко против предательской Католической лиги, от поддержки которой он предостерегает папскую власть. Он призывает к ненасильственной Контрреформации, которая будет использовать не политическое оружие и репрессии (его пугает возможное введение инквизиции во Франции), но лишь оружие подлинной добродетели и благочестия. Сделать его привлекательным должна сила искусства, вознесение хвалы Господу на всех языках и под «новую музыку». И он страстно взывает к «благородной и доблестной крови» де Гизов не поддерживать мятежную клику и оставаться верными трону[554].
Эти слова раскрывают внутренний смысл торжеств, заключавшийся в поддержке монархии и призыве к Гизам не предавать её, представленном со всей привлекательностью искусства и «новой музыки».
Последний король из династии Валуа воплощал собой сложный момент религиозной истории. В своей Дворцовой Академии он был свидетелем споров, в которых поэты и учёные излагали идеи ренессансного религиозного синкретизма о том, что Бог присутствует во всех вещах, что басни поэтов и мифы разных религий обращаются к одной религиозной правде, выраженной в разных формах[555]. Этот либеральный ренессансный синкретизм соединялся в Генрихе с влияниями Контрреформации и породил то, что можно назвать (пока ещё малоизученным) движением либеральной Контрреформации, возглавляемым французской монархией. Гизы, вожди Католической лиги, представляют новейший религиозный фанатизм, тесно связанный с про-испанскими политическими мотивами и направленный, в конечном счёте, на уничтожение Генриха. Баиф в «Les Mimes» вполне ясно видит всю ситуацию и призывает к своего рода «музыкальному» и ненасильственному движению, которое пытался возглавить Генрих.