В отсеке слабо горел свет. Перед койкой стоял дядя Фима и светил фонариком ей в глаза. Рядом с охранником — Тадефи. В руках у нее открытый пузырек и пустой стакан — вода из него растеклась у Бой-Бабы по футболке и одеялу.
— Что такое? — прохрипела она, отирая лицо и шею простыней. Голова шла кругом.
Тадефи села рядом с ней на койку:
— Тебе лучше? Мы испугались.
— Что случилось? — выговорила Бой-Баба. — Сколько времени? Где мы?
Они переглянулись. Тадефи погладила ее по руке.
— Тебе надо поспать. Это, наверно, нервы. Мы только пришли спросить.
— Спросить… о чем спросить? — в голове пустота.
— Послушай, золотая, — придвинулся дядя Фима, — ты помнишь, как делала укол Коку?
Укол… Коку. Она делала укол?
— А что?
Тадефи показала ей коробочку.
— Ты помнишь, как именно ты делала укол? По инструкции? Или нет? Расскажи нам.
Бой-Баба оглядела отсек. Она на «Голландце». На пути к базе или уже летят оттуда?
Тадефи подала ей стакан с водой.
— Когда ты делала укол Коку, ты проверяла пенал с комплектом? Нанотестер — помнишь?
Пенал с комплектом. Она напряглась — и вспомнила:
— Тадефи, ведь ты же мне его и дала. Ведь вы же его и нашли, дядь Фим, в медблоке. Еще сказали, что это последний.
Охранник взял ее за плечо:
— Слушай, золотая. И слушай внимательно. Ты пришла к Коку. Как ты делала инъекцию?
Она нахмурилась, соображая:
— Ну, собрала инъектор… проткнула иголкой флакон, выпустила в него жидкость… взболтала…
Охранник наклонился к ней.
— А ты не помнишь, флакон лежал в пенале как обычно? Ничего особенного ты не заметила?
Она сосредоточилась и представила: вот она открывает пенал, инъектор тут, колпачок на иголке, рядом в кармашке флакончик… Она лезет пальцами внутрь пенала достать флакончик, он шероховатый под руками — странно, ведь обычно пластик гладкий, а этот…
Бой-Баба остановилась и уставилась на них с открытым ртом.
— Крышечка, — сказала она. — Край крышечки был на ощупь шероховатый. Неровный какой-то. Как будто его… — она внимательно посмотрела на них, — как будто его уже снимали и потом надели снова, — закончила она.
Они переглянулись. Охранник кивнул:
— Все понятно, — сказал он. — Прости, что разбудили. — И повернулся к Тадефи: — Всегда меня слушай. Когда ты в детском саду в доктора играла, я уже в нелегалах ходил и свою агентуру имел. Но я, — поднял он указательный палец, — я вам этого не говорил.
— А что? — спросила Бой-Баба.
Охранник промолчал.
— Состав, который ты ввела Коку, был не нанотестер, — сказала Тадефи. — В инъекторе были остатки глюкозы.
Она замерла, переводя взгляд с Тадефи на дядю Фиму и обратно.
— Ты понимаешь, что это значит? — дядя Фима наклонил голову и смотрел на нее с прищуром.
Бой-Баба задумалась.
— Нанотестер определяет уровень глюкозы в крови, — сказала она. Стало быть, если во введенном составе есть посторонняя глюкоза, то он будет врать. Как китайский будильник.
Тадефи кивнула.
— А если он будет врать, — продолжила Бой-Баба, — то искусственная поджелудочная получит его сигналы и подумает, что в крови слишком много глюкозы. И произведет слишком много инсулина.
Она замерла. Посмотрела на обоих.
— И что тогда — кома?
Тадефи вновь кивнула:
— Смерть. А повышенное содержание инсулина в крови после смерти обнаружить невозможно. И все чисто.
— Ты понимаешь, что это значит? — Дядя Фима не сводил с нее глаз.
Бой-Баба подумала. Помотала головой.
Охранник наклонился над ней и произнес очень тихо, в самое ухо:
— Значит, это был не несчастный случай.
Бой-Баба открыла рот от изумления. Сидела в кровати, переводя взгляд с одного на другого.
— И вы решили, что это я? — наконец сказала она. — Поэтому и пришли? Так?
Тадефи накрыла ее руку своей:
— Мы ни одной минуты не думали, что это ты.
— Почему? — буркнула Бой-Баба. — Я же ввела ему этот чертов препарат.
— Я знаю, — подтвердил охранник. — И все это знают.
— Ну так как же… — пробормотала она.
— И я подумал, — дядя Фима запустил лапищу в свою седую гриву и почесал затылок, — раз все это знают, значит, глупо было бы тебе его убивать.
— В этом убийца просчитался, — добавила Тадефи.
— Убийца?
От этого слова сами стены корабля похолодели и отстранились.
— Так что одну вещь я с твоей помощью уже о нем знаю, — продолжил дядя Фима. — И надеюсь, что узнаю что-нибудь еще.
Бой-Баба молчала. Сердце стучало.
— А Майер знает? — наконец спросила она.
Охранник замялся. Сел рядом с ней на койку и положил руку ей на плечо.
— А как по-твоему, — сказал он, — стоит нам говорить Майеру?
Она задумалась. Посмотрела на обоих.
— Вы потому спрашиваете, что подозрение на меня падает?
Охранник усмехнулся:
— Если бы я тебя подозревал, золотая, я б тебя не спросил бы… — Он поднялся. — Еще раз прости, что разбудили.
— Ничего, — буркнула она. — Мне все равно на вахту пора вставать.
Они попрощались и вышли. Бой-Баба помедлила, вылезла из постели и начала одеваться.
Выйдя из жилого блока, Бой-Баба замерла на углу коридора. Тут кто-то был. Ничего не видно, не слышно, но астронавтка чувствовала своей сгоревшей, клонированной кожей, что она не одна.
Рука собралась в кулак, напружинилась. Что на этот раз? Кто? Бой-Баба медленно поворачивала голову. Глаз вперился в полумрак.
Никого.
Шаг. Еще один. Она приникла к стене, стелилась по ней телом. Ладони скользили по ребристому пластику, задевали за клеммы разъемов. Темноватая арка между двумя блоками коридора. Еще шаг.
Она затылком чуяла, что тут кто-то есть. Мысленно перебрала всех. Пожалуй, что на убийство способен каждый. Кроме Живых. В нем она уверена больше, чем в себе. Да и мотива у него нет.
А у кого есть мотив? Ладони вспотели, спина взмокла. Противно.
Да кто ж ее так ненавидит? За что? Что она кому сделала?
Бой-Баба навострила искусственные уши, стоившие страховке диких денег. Что-то было, какой-то посторонний призвук, помехи… дыхание.
Впереди, через несколько метров, — обзорный павильон. Если ее кто-то поджидает, то именно там. Ящерицей юркнув вдоль стены, астронавтка остановилась под аркой, где коридор расширялся в просторную камеру с иллюминаторами вдоль стен.
И сразу услышала дыхание. Правее. Ближе.
— Кто это? — спросил глухой голос.
— Это я, — механически сказала она. Тень в углу возле иллюминатора шелохнулась.
Инспектор. Он сгорбился, упершись руками в стекло иллюминатора. Напомаженные волосы сбились и стояли на узенькой головенке колом. Налитые кровью глаза в темных впадинах. Мятый костюмчик — где он его так изжевал?
Пассажир наклонил голову, скрывая от нее лицо.
Может, он пьян? Или на таблетках? На этих… интенсификаторах?
— Я вам воды принесу, — предложила Бой-Баба.
— Нет! — он схватил ее за руку. — Нет! Пожалуйста. Это одна минута… сейчас пройдет. Я… давайте присядем.
Электорий с трудом произносил слова, делая между ними большие паузы, и до нее не сразу дошло, что инспектор — впервые за весь полет — заговорил по-русски, а не на своем ломаном английском. Впрочем, и по-русски у него с непривычки выходило неважно. Напротив иллюминатора стояла скамеечка, и она повела его к ней. Суточкин рухнул на сиденье, не выпуская ее руки. Некоторое время молчал и наконец проговорил, глядя в сторону:
— Я не знаю, как мне теперь жить.
Бой-Баба усмехнулась:
— Не вы первый. Привыкнете.
Он поднял на нее глаза:
— Мы, безусловно, погибнем?
— Кто вам сказал такое? — нахмурилась Бой-Баба.
Электрий мотнул головой:
— Неважно…
Он сидел и пялился в пол. Бой-Баба ждала. Наконец инспектор зашептал:
— Они все врут! Все сплошная ложь! И я знал, что они лгут, понимаете? — Он поднял голову и посмотрел ей в лицо запавшими глазами. — Я думал, что вреда от этого нет. Мы врем поселенцам, но это для их же блага. — Он помедлил. — Я гордился тем, что помогаю устанавливать политику Общества Соцразвития в колониях. На базах.
Теперь Электрий смотрел мимо нее, в иллюминатор. Голос его окреп:
— Я просто не знал. Я вообще первый раз в космосе. Теперь я понимаю, что в офисе имели в виду под «контролируемым течением процесса». — Он еще крепче вцепился в ее рукав. — Я не могу больше ничего вам говорить… — зашептал он, — понимаете? Не знаю, кто еще может нас слышать, но подозреваю, что кто-то непременно слушает. Но если вы вернетесь, — он умоляюще смотрел в ее лицо, — когда вы вернетесь, с этим нужно будет что-то делать! Это следует остановить!
— Что остановить? — спросила Бой-Баба.
Опустив голову, инспектор тяжело дышал, переводя дух. Подбирал слова. Потом все же осмелился поднять на нее глаза.
— Остановить… их. Вы меня понимаете?
— Нет, — честно ответила Бой-Баба.
Он усмехнулся:
— Тогда я сам их остановлю.
Бросив ее руку, Электрий поднялся и нетвердым шагом двинулся по коридору к жилым отсекам.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 9
— Ты кофе хочешь? — спросила жена лаборанта.
Профессор оторвал тяжелую голову от микроскопа. Мойра стояла перед ним в полутьме задраенной наглухо лаборатории базы — лохматая, завернутая в свое вечное драное одеяло, — она всегда мерзла, еще на Земле, с тех самых пор, как он ее встретил, — с пустой кружкой, вымытой и пахнущей антисептиком.
Лаборант потянулся и притянул жену к себе. Она подчинилась и стояла неподвижно, а он уткнулся лицом в это вонючее одеяло и дышал, стараясь успокоиться. Наконец поднял на нее глаза и хрипло сказал:
— Завтра надо начинать эксперименты.
Мойра кивнула:
— Я знаю.
Он удивленно посмотрел на нее:
— Ты не боишься?
Она усмехнулась:
— А чего мне бояться? — высвободилась, вернулась к лабораторному столу и забренчала баночками с сахаром, порошковым молоком и кофе. — Все самое страшное с нами уже случилось. Дальше — только свобода.