— Ты нормально? — Бой-Баба развернула девушку за плечи, всмотрелась ей в глаза. — Что стряслось-то?
Та покачала головой:
— Давай работать.
Вдвоем они разошлись по отсекам и принялись за уборку, вставив шланги пылесосов в круглые стенные разъемы. Постепенно, наводя порядок, добрались до отсека Живых.
— Иди ты, — буркнула Тадефи. — Я не пойду. У меня тут дел много.
Ах вот оно что! Бой-Баба пожала плечами и энергично вгрызлась в ковер в отсеке Живых.
До того, как экс-капитан попала в тюрьму, она редко задумывалась о том, как ее штурман проводит время вне полетов. У всего экипажа были какие-то личные истории, страдания, все плакались друг другу в жилетку, и они с Живых не были исключением. Но он всегда отделял работу от личной жизни. И вот — Тадефи. Очень милая девочка. Он русский, она марокканка — по законам генетики дети должны получиться очень красивые. Когда Бой-Баба оформляла документы в Голландии перед стартом, она видела много детей от браков голландцев с индонезийцами. Невозможно было отвести взгляда от этих инопланетно красивых детей, смуглых и белокурых, с ярко-синими раскосыми глазами.
— Тадефи, — окликнула Бой-Баба сквозь мурлыканье пылесоса, — а ты детей любишь?
Та просунула голову в отсек. Ее золотая кожа горела румянцем от работы, но прозрачные зеленые глаза смотрели печально.
— Люблю, — кивнула она и перехватила поудобней в руке тряпку. — Очень. А ты?
Бой-Баба не ожидала вопроса. Хмыкнула. О детях ей теперь было незачем думать.
— Детей-то? — переспросила она. — Обожаю! Особенно если с лучком и картошечкой… — она развела оплетенные сталью руки в стороны и кровожадно сверкнула искусственным глазом.
Тадефи уронила тряпку и попятилась. Бой-Баба рассмеялась и потянулась ее обнять, но девушка отстранилась.
— Это шутка такая, — начала Бой-Баба.
Тадефи кивнула.
— Я понимаю, — холодно сказала она и ушла работать.
Когда Бой-Баба уже заканчивала, сквозь мурлыканье пылесоса до нее донесся грохот.
Астронавтка побежала на шум. В собственном отсеке на полу, в куче свалившихся с полки вещей сидела Тадефи, закрыв голову руками. Вырванная с мясом полка валялась на боку.
Марокканка раскачивалась, тяжело дыша, но не плакала.
Бой-Баба села с ней рядом, обняла. Ты вырвалась, отбилась обеими руками и посмотрела на нее зло.
— Жалко, что тебя тогда не убили, — сказала Тадефи сквозь зубы.
Бой-Баба опустила руки:
— Тади, золотце!
А откуда она знает про «убили»? Хотя конечно, тут же поняла Бой-Баба, — Живых рассказал. Больше некому. Бой-Баба погладила девушку по светлому ежику. Та замотала головой. Сверкнула на Бой-Бабу блестящими исподлобья глазами. Ну чисто кошка.
— Как я ненавижу этот корабль! — сказала она. — Как я себя проклинаю за то, что согласилась… — Тадефи замолчала.
— На что согласилась, Тади? — осторожно спросила Бой-Баба.
Та презрительно усмехнулась и поднялась.
— Пошли, — сказала она. — Еще надо эту чертову рашидову порнографию в очистку спустить. У меня душа не на месте, пока она на борту.
Девушка достала магнитную карту и отперла прозрачную дверь в отсек утилизации. По его полу шуршала черная лента конвейера, исчезая в жерле мусоросборника. Там скрипел гигантский шнек, острые лопасти которого начинали измельчение корабельных отходов.
Вместе они кидали тяжелые глянцевые журналы на конвейер и смотрели, как наточенные, словно ножницы, лопасти шнека перемалывали блестящие страницы в труху. И с каждым поворотом лопастей спина Тадефи чуть распрямлялась, дыхание становилось ровнее, а улыбка тверже, как будто тень Рашида наконец покидала корабль.
После связи с дирекцией Электрий Суточкин повеселел. У него завелась новая привычка — напевать, — и он гулял по коридорам, не зная, чем себя занять от радости, и с поклоном здоровался с попадавшимися ему по дороге астронавтами.
Но сегодня инспектору было не до пения. Бот должен был подойти и состыковаться через два часа. Забрать пассажира с корабля незаметно от командного состава было невозможно — даже Электрий это понимал.
Но в этот раз удача будет на его стороне! Капитан Майер впервые за трое суток чрезвычайного положения отправился спать. Штурман Йос встретился Электрию по дороге и сказал, что идет в дальний док проверять настройку генераторов. На мостике оставался только Питер… но Питер, усмехнулся Электрий, сейчас идет в двух шагах позади него и бормочет благодарности.
Электрий остановился и резко обернулся, почти столкнувшись с Питером Маленьким. Тот протянул к нему руки и, запинаясь, проговорил:
— Я вам очень признателен, инспектор!
Только этого не хватало! Суточкин незаметно отстранился.
— Вам не за что меня благодарить, друг мой, — ворчливо ответил он. — На моем месте так поступил бы каждый. Конечно, бот не резиновый и не может забрать всех. Но я вам обещал, — сказал он твердо, — и сдержу слово.
Питер опустил руки.
— Значит, завтра?
Электрий кивнул:
— Завтра, друг мой, завтра. Через неделю в это же время мы с вами будем играть в гольф на поле Общества Соцразвития. У меня там абонемент. Вас пропустят, — он покровительственно похлопал Питера по плечу.
Тот сжался.
— Ах, как бы мне хотелось… — мечтательно проговорил Питер.
Электрий убрал руку:
— Да?
Питер вздохнул, мечтательно глядя в пространство.
— Мне бы хотелось забрать с собой… Кокки.
Электрий отвернулся, чтобы скрыть выражение своего лица.
— Вы сошли с ума, любезный. Как вы собираетесь его перевозить — в боте? Там не к чему подключить холодильную установку. И места нет.
Он помолчал. Бросил взгляд на часы. Пора.
— Ну так, Питер, я буду ждать вас завтра в это же время. В гольф-то вы играете?
Питер Маленький кивнул. Поднялся, оглядел отсек.
— Пойду попрощаюсь с Кокки! — прошептал он и вышел.
Инспектор закрыл за ним дверь. Времени оставалось в обрез.
Он быстро сложил сумку. После первой неудачи с прилетом бота он ее почти не распаковывал. Костюм на этот раз поддевать не стал, а скомкал и сунул поверх остальных вещей. С премии купит себе что-нибудь стоящее.
Оглядел отсек. Если что-то забыл… не страшно. Купит, все купит. В жизни не продается только жизнь — да и та, если верить исследователям из Общества Соцразвития, скоро будет доступна в таблетках. Посмотрим.
Электрий приоткрыл дверь, прислушался. Никого. Подхватив сумку, он неслышно двинулся по коридору.
В стыковочной камере с прошлого раза ничего не изменилось. Да и кому надо было сюда заходить? Инспектор бросил сумку на пол и поежился, поправляя обтянувший плечи гермокостюм. Шлем стоял у его ног. Как и в прошлый раз. Он наденет его в последний момент.
Электрий снял с пояса переговорник. А вдруг это жестокая шутка перепившихся на корпоративной вечеринке коллег? Вдруг это они выходили на связь — ведь он же и голоса не мог узнать, вдруг это был не секретарь, а… кто?
В этот момент переговорник дилинькнул, и Электрий мгновенно, не соображая, нажал кнопку соединения.
— Вы готовы? — спросил его добродушный, хоть и искаженный помехами голос.
Электрий кивнул. Только потом сообразил произнести вслух:
— Д-да… Да, я готов, конечно.
Голос в переговорнике объяснил ему, когда произойдет стыковка, как отпирать люк, в какой последовательности нажимать кнопки. Электрий кивал. Он все запомнил. Голова его работала четко. Ему хотелось петь.
По просьбе секретаря он сверил часы. Пять минут. Как быстро! Значит, они уже совсем рядом. Через пять минут он оставит этот корабль и его команду-призрак, и пусть они вечно блуждают среди звезд… а он вернется на Землю. И никогда больше не покинет ее.
Суточкин вспомнил о письме, которое оставил в отсеке, и усмехнулся. Даже свое исчезновение он сумел превратить в хорошо поставленное театральное представление. Когда он покинет корабль, ни у кого не останется сомнений, что же с ним произошло. Его последний выход в этой трагикомедии под названием «Гибель звездолета». Выход на свободу.
Три минуты. Повинуясь полученным инструкциям, Электрий принялся жать на кнопки и двигать рычаги. Его шлем пока так и стоял на полу. Память подсказывала ему последовательность действий, и он не сделал ни одной ошибки, подготовив камеру к приему бота.
Майер спит у себя в отсеке. Йос в дальнем доке. Питер в холодильной камере прощается с Коком. Никто на борту гигантского грузового звездолета не услышит, не заметит его побега.
Тут Электрий застыл, вспомнив. Конечно, есть еще охранник, этот дядя Фима, с его батареей экранов, показывающих ему каждый закоулок корабля. Но это риск, на который нужно идти. Да и осталось-то, — Электрий бросил взгляд на часы, — две минуты. Из каморки охранника стыковочную камеру заблокировать нельзя, а добежать охранник не успеет. Он, Электрий Суточкин, наконец-то свободен.
Инспектор нагнулся и поднял шлем. Закрыл глаза, борясь со страхом. Он будет мужественен. Это всего лишь костюм, и кислорода в нем сколько угодно.
И все-таки беглец опустил шлем. Успеется. Он наденет его в последний момент.
Шестьдесят секунд. Электрий нажал кнопку возле входного люка.
Зажглась красная лампа над входом, изолируя стыковочную камеру от корабля. Зашумел компрессор, нагнетая воздух. Инспектор сделал осторожный вдох, и в легкие ему полился кислород. Стало легко и хорошо. Он прислушался, но в шуме оборудования различить лязг приставшего бота он не мог.
Двадцать пять секунд.
Они уже здесь.
Электрий подхватил негнущейся перчаткой сумку. Что теперь? — Ах, да! — он нажал на приборной панели комбинацию команд. Над тяжелым внешним люком замигала еще одна красная лампа. Сейчас он поедет в сторону, открывая глазам Электрия теплую кабину бота, залитую светом и пропахшую свежим кофе.
Десять секунд. Сейчас он наденет шлем.
Тяжелая, как дверь бункера, крышка стыковочного люка с лязгом отъехала в сторону. Лепестки шлюза впереди дернулись. Загудел мотор. С металлическим шелестом дрогнула и раскрылась диафрагма шлюза.