Тадефи коснулась плеча Бой-Бабы:
— Лучше его не трогать. Проснется, тогда дадим ему лекарство.
На цыпочках все вышли в брехаловку. Йос повалился в кресло и застонал, закрыв лицо руками.
— Какой кошмар, — проговорил он. — Наш капитан! Наш Майер!
Он поднял голову, оглядел остальных жадными глазами.
— Но зачем он это делал? — пересохшими губами спросил штурман. Закрыл глаза, задумался. — Да, да, да — теперь все становится ясно! — он тряхнул головой и вновь застонал сквозь зубы. — Как же мы не сообразили, что Майер ненавидит Рашида больше всего на свете! Ведь именно из-за него Тео когда-то потерял все! Потерял своего Троянца!
Штурман схватился за голову, раскачиваясь в кресле. Через пару минут он поднял голову на остальных и быстро заговорил:
— А я-то все никак не мог понять, почему Майер так охотно согласился взять Рашида на борт. После всего, что между ними двоими было сказано и сделано. Я, по правде говоря, решил, что капитана тупо припугнули в Обществе Соцразвития. А оказалось… — штурман недоверчиво покачал головой, — оказалось так просто! Они сами на блюдечке поднесли Рашида Майеру. И он…
— Поня-атно, — Живых сидел в сторонке и кусал пластиковую соломинку, выуженную из автомата с кока-колой. — Это объясняет смерть Рашида. А нас тогда за что?
Йос нетерпеливо взмахнул рукой:
— Подождите! Я подозреваю, что Кок стал свидетелем убийства Рашида. Ведь он со своим диабетом вечно ошивался возле медблока. Именно поэтому он перед смертью хотел видеть капитана. И Майер избавился от него, пока тайное не стало явным.
Бой-Баба рассеянно кивнула. Несходняк, подумала она. Если Кок знал тайну капитана, какой смысл открывать ее самому капитану? Но вслух ничего не сказала.
— А потом произошла диверсия, — продолжал Йос. — И Майер об этом узнал.
— Как? — против воли спросила Бой-Баба.
Штурман пожал плечами:
— Через охранника? У него же в отсеке слежения просматривается весь корабль. Фима доложил Майеру о диверсии, и тот убил инспектора. А потом решил убить и самого охранника — как свидетеля.
— И нас заодно! — буркнул Живых и повернулся к Тадефи. Та сидела тихая, уткнув подбородок в ладошку. Прозрачные зеленые глаза смотрели устало.
— Я не могу поверить, что это Майер, — сказала она. — Он такой… такой порядочный.
Бой-Баба переводила взгляд с нее на Живых, потом на Йоса. В полутьме аварийного освещения звезды в иллюминаторе казались еще ярче. Дядя Фима тоже стал звездочкой — точнее уж, окаменевшей белой личинкой человека в космосе.
Дядя Фима не заслужил такой смерти, подумала она. Хотя… кто знает, что он успел совершить в жизни? Человек-то он был непростой. Как это она сказала на днях? — Рашида убили, чтоб он больше не плодил зла. Или что-то в этом роде. Она нахмурилась, вспоминая мысль. Рашид отказался взять на борт корабля больных поселенцев. Остановить преступника… убить, чтобы остановить.
Ее лоб разгладился. Она подняла голову и оглядела остальных.
— Вы все ошибаетесь, — беззвучно шевельнулись ее губы.
Йос покачал головой.
— Это невозможно. — Он повернулся к остальным, заглянул им в глаза, ища поддержки. Не нашел. Обернулся к Бой-Бабе: — Не мы ошибаемся, а вы вообразили неизвестно что!
Штурман стоял посреди брехаловки. Вокруг него образовалось пустое пространство. Бой-Баба, Живых, Тадефи смотрели на него с ужасом.
— Тео Майер — мой лучший друг, — твердо сказал штурман. — Вы не смотрите, что мы с ним иногда как кошка с собакой. Неужели вы думаете, что я… что он… — он устремил на Бой-Бабу растерянные глаза. — Неужели ты думаешь, что Майер… что он хочет меня убить?
Тадефи прижала кулачок к губам. Живых обхватил ее за плечи. Даже звезды в иллюминаторе отстранились, и стекло потемнело, отражая только столы, стулья и растерянные лица астронавтов.
— Майер… — прошептала Тадефи. — Нет… он — он не мог.
Живых критически наморщил лоб:
— А почему нет? Майер — единственный из нас, кто мог оказаться на месте каждого несчастного случая, и никто бы ничего не подумал. У него работа такая — быть везде одновременно.
Йос покачал головой, обеими руками обхватил затылок и затих. Потом поднял на них глаза, полные боли.
— Но за что? — прошептал он.
— Как за что? — тихо сказала Бой-Баба. — Вот смотрите. Майер очень трепетно относился к поселенцам. Десять лет назад он даже не побоялся гнева Общества Соцразвития и отказался везти поселенцев на базу, когда подслушал разговор Рашида и понял, что там на них будут ставить эксперименты.
Йос кивнул.
— Было такое дело, — прошептал он.
— Ну вот, — Бой-Баба встала и медленно пошла к иллюминатору, рассуждая на ходу. — Я так думаю, что Майер надеялся спасти еще живых поселенцев, увезти их с планеты. Именно поэтому он согласился лететь в компании Рашида. А может, еще и потому, что уже решил: живым из полета Рашид не вернется.
— Собаке собачья смерть, — повторил Йос. — Но мы-то тут при чем?
Бой-Баба повернулась к нему.
— Вы все при чем, — горько сказала она. — Вы отказались взять поселенцев и бросили их погибать. И Майер…
— Нет! — Йос вскочил, в сердцах пнул стол. Он стоял посреди отсека, тяжело дыша, и смотрел на них налитыми кровью глазами. — Вы не знаете Майера так, как знаю его я! — наставил он на астронавтов узловатый указательный палец. — Он бы никогда не предал… своих товарищей.
— А если эти товарищи предали беспомощных умирающих людей? — сказала Бой-Баба. — Чью сторону выбирать Майеру?
Штурман накрыл ладонями уши и стоял, мотая головой и не слушая их.
— Люди меняются, Йос, — мягко сказал Живых. — А астронавты — известная группа риска. Крыши едут, люди попадают в лечебницы. Майер летает уже много лет, поэтому ему тяжелее всех…
Йос упал в кресло, расставив острые колени. Беспомощно посмотрел на них.
— Что же нам делать? — спросил он тихо. — Что делать… с нашим капитаном?
И он оглянулся на дверь брехаловки, как будто за ней стоял Майер.
Обсудив все, астронавты решили пока ничего не предпринимать. Капитан Тео Майер тяжело болен, возможно — при смерти. Теперь, когда они знали, от кого исходит угроза, он не представлял опасности. Приставили Живых ухаживать за капитаном и заодно сторожить его — и все.
У их маленькой команды были другие важные дела. Йос неловко позвал Бой-Бабу на мостик и указал ей на штурманское кресло.
— Я не смогу посадить корабль один, — сухо сказал он. — У вас есть подготовка. Поведем корабль вместе, если вам… если вы не возражаете.
Бой-Баба старалась сделать каменное лицо. Но улыбка все-таки просочилась.
— Конечно, не возражаю, — тихо сказала она.
Приборная панель осветилась с мелодичным звоном. Бой-Баба посмотрела на датчик отражателя. Он горел! Горел! Отражатель действовал! Они могут развернуться и лететь, куда только захотят!
Она вскочила в кресле, повернулась к Йосу:
— Можно, я пойду им расскажу?
Штурман наклонил голову:
— Конечно.
Бой-Баба, задыхаясь, прогромыхала по трапу. Стукнула в дверь капитанского отсека:
— Живых, открывай!
Дверь отъехала в сторону. Возле кровати Тадефи меняла капельницу. Живых сидел в кресле и держал в руках планшетку. Он читал капитану вслух.
Майер смотрел на Бой-Бабу. Живые блестящие глаза сияли на изрезанном морщинами лице. Капитан слабо улыбнулся:
— Что у вас, астронавт?
Задыхаясь от радости, она рассказала. Тадефи прицепила капельницу и захлопала в ладоши. Живых подкинул планшетку и полушепотом издал торжествующий клич. Даже капитан кивнул, приветствуя новость.
— Ну и куда теперь? — спросил Живых. Тадефи сделала страшные глаза, но он не заметил. — Обратно на базу?
Майер застонал, замотал головой. Он потянулся к ним дрожащей рукой, лицо его посерело, а рот открывался и закрывался, не издавая ни звука.
Приборы возле кровати запищали и зазвенели. Тонометр принялся издавать низкие предупредительные сигналы. Тадефи схватилась за голову.
— Вон отсюда все! Вы его до второго инфаркта доведете! Где мы ему сердечно-сосудистую клонировать будем?
— Так на базе же, — настаивал Живых. — Там есть все — установки для клонирования, консервации… Вылечить Майера мы сможем только там. На борту он помрет скоро, — шепотом добавил астронавт, глядя на обессиленно откинувшегося на подушку капитана.
— Язык у тебя без костей! — в сердцах буркнула Бой-Баба, вытащив Живых за шкирку в коридор. — Тебе велели его сторожить, а не провоцировать!
Живых виновато посмотрел исподлобья. Но сдержать улыбку он все же не смог.
— Когда летим? — спросил он и, угадав ответ, прошелся колесом по коридору.
Тадефи клали на консервацию. Прилив энергии, переполнивший девушку при новости, что корабль исправен, уже прошел. Она стояла, тихая и безразличная, и крепко держалась за руку Живых. Возле постели капитана того временно заменил Йос.
— Ты даже не заметишь ничего, — повторил Живых. — Как будто и глаз не закрывала. А уже будешь на базе. Мы тебя вылечим.
— И их тоже вылечим, — поддакнула Бой-Баба, — поселенцев. Потом сядем на Троянца и все полетим домой.
При мысли о Троянце тень нашла на ее лицо. Что задумал Йос? Что он хочет делать после того, как сядет на планету? Что будет с ними?
Чутье подсказывало ей, что ничего хорошего из их посадки не выйдет.
Бой-Баба оттолкнула мысль, запихнув ее в самый дальний угол мозга. Сначала надо сесть на планету, а там видно будет. Но похоже, что Йос своих наполеоновских планов с захватом корабля поселенцев не оставил. Уж очень у него смиренный вид. Уж очень готовно он бросается всем помогать…
— Домой… — проговорила Тадефи. — Как хорошо… на Землю.
Она окинула взглядом блок консервации, уцепилась за край капсулы и перекинула свое гибкое тело внутрь. Села, как в ванне. На Тадефи была простая белая футболка и хирургические светло-сиреневые брюки. Голову она побрила, чтобы прикрепить электроды. Ноги босые — тоже из-за электродов.