Живых присвистнул, глядя на цепочку формул, наспех набросанную стилусом на экране планшетки. Перевел взгляд на незнакомца. Тот облизал губы и заторопился.
— Я все понял… — он поднял на Живых и Бой-Бабу измученные глаза. — На Земле препарат продления жизни запустили в производство… Так Контролер и сказал: если не дождутся от него отчета об успехах — то будут запускать сами.
— Они что, сдурели совсем? — проговорил Живых. — Что же будет, если они начнут производство? Это же эпидемия.
Бой-Баба усмехнулась:
— Может, как раз на это они и рассчитывают. Сами начнут эпидемию, будут кричать о заразе и сворачивать неугодные им космические программы, а потом в нужный момент вытащат из пустой шляпы волшебное лекарство от чумы… И все, власть над миром у них в кармане. Элементарно.
Спасенный из медблока лаборант покачал головой:
— Они ничего не вытащат из шляпы. Я создал эту формулу, это чудо-лекарство, — он потряс планшеткой, — и им до этого не додуматься.
— А вы как додумались? — мягко спросил Живых. Он взял у лаборанта из рук планшетку, бросил взгляд на экран и убрал ее поглубже в нагрудный карман.
Лаборант помедлил:
— Я… мне… подсказали.
Кто, он не сказал, а Живых не стал настаивать. У человека жена умерла, зачем лезть с вопросами. Он бросил взгляд на тело, вытянувшееся на заднем сиденье.
— Ну и куда теперь? — повернулся он к Бой-Бабе.
Она-то знала, куда.
— Они нас заметят, — хрипло сказал лаборант, перегнувшись вперед с заднего сиденья и вглядываясь в сумрак сквозь ветровое стекло транспортера. Фар не зажигали. Пересевший за руль Живых остановил транспортер за все еще работавшими парниками с почерневшими растениями внутри. Стараясь не шуметь, все трое скользнули мимо парников и пошли вдоль лоснящегося зеленью бока Троянца.
— Сколько их, не знаешь? — спросил лаборанта Живых. Бой-Баба слушала вполуха, приглядываясь к уходящей в сумеречное поднебесье стене носителя, покрытой бессмысленными для землян знаками. Где-то тут можно попробовать попросить Троянца, и он — если согласится — откроет запасной проход.
Лаборант покачал головой:
— С Контролером мало кто из нас имел дело. Даже сам Челнок думал, что работает на себя. Есть Радист — я так понимаю, он отвечает за связь с теми на Земле, кто ведет самого Контролера…
— Общество Соцразвития, — кивнул Живых. Лаборант вопросительно посмотрел на него. — Потом объясню, — Живых махнул им рукой, идти дальше.
— Погоди, — сказала Бой-Баба, вглядываясь в просвечивающие под поверхностью письмена. Осторожно провела блестящей стальной ладонью по перепончатой броне. Опустила голову, сосредоточилась.
Лаборант вдруг сделал шаг вперед и прижался к масляно поблескивающему боку носителя. Обхватил поверхность руками и затих. Живых переводил взгляд с него на Бой-Бабу.
Сначала она ничего не почувствовала. Потом электроды на ладони послали первые импульсы в мозг. Она приподняла голову.
От руки ее расходились широкие волны, как от брошенного в воду камешка. Куда хватало взгляда, податливая поверхность километрового диска отзывалась на ее прикосновение, выгибаясь и углубляясь, и наконец стена в радиусе метра вокруг ее руки заколебалась, все глубже, все сильнее, и заходила ходуном, закручиваясь в воронку и втягивая в себя, как сбрасываемую старую кожу, закрывающий письмена слюдянистый верхний слой.
Воронка завертелась, ее багровый зев расширился так, что можно пролезть человеку. Бой-Баба оглянулась на лаборанта, но он так и стоял неподалеку, прижавшись смотровым стеклом шлема к колышущейся поверхности. Плечи его тряслись. Ей послышался всхлип.
Она обернулась к Живых:
— Бери этого Профессора и пошли, что ли.
Полутемный глухой проход вел их долго. Наконец своды ушли вверх, пружинящая тропа под ногами раздалась вширь, и все трое вошли в залитую зеленоватым светом камеру. Бой-Баба усмехнулась. Кого как, а ее Троянец всегда приводил куда надо.
— Где мы? — лаборант задрал голову к темному куполу, где поблескивала тысячами искр карта неведомого неба. Недоверчиво отстегнул шлем, поставил на пол.
Живых прислонился к стене, словно вбирая ее тысячелетнее дыхание.
— В центре контроля. Тут Троянец народ на вшивость проверяет.
Лаборант попятился, запнулся о до того не замеченную складку пола и осел на пол, потеряв равновесие. Вокруг него тут же выросло из пола кольцо тонкой слюдянистой переборки и полезло вверх, сходясь куполом над головой.
— Сиди смирно! — крикнул Живых. Лаборант сидел внутри слюдянистого выроста, как в перевернутом кверху дном стакане, и, прижавшись носом к переборке, смотрел на них. Лицо его исказилось, как в кривом зеркале: глаза казались огромными и круглыми, рыбьими, а плечики и ручки — узенькими и длинными.
Наконец слюдяной стакан начал медленно сжиматься, пока полупрозрачная оболочка не облепила все тело, голову, засаленный комбинезон лаборанта. С тихими чмоками вещество проникло под кожу, растворилось. Щеки лаборанта, блестящие от растопленной массы, порозовели. Он смотрел на них, и глаза его светились.
Бой-Баба повернулась к лаборанту:
— Это Троянец так в людях разбирается. Биополе, что ли, считывает. Да вставайте, все кончилось уже. — Она вздохнула. — Я уж и забыла, до чего хорошо человеком быть!
Живых подошел, помог лаборанту подняться на подгибающиеся ноги. Волосы на голове Профессора слиплись под невпитавшимися остатками студенистой массы.
Полукруглая стена перед ними просела, и в ней вырос, оформился и затвердел модуль управления. Широкая панель управления переливалась все теми же диковинными знаками. Податливые кресла обхватили, поднесли поближе к панели, подлокотники подтолкнули их руки к загогулинам письмен древнее, чем сама Земля. Лаборант крутил головой, подавляя нервную усмешку.
— Ты думаешь, взлетит? — Живых с сомнением окинул пульт.
Бой-Баба уклончиво пожала плечами:
— Он тратил всю энергию на помощь поселенцам. Но кто его знает, откуда он ее берет, энергию эту? Может, и взлетит. — Она задумалась, постукивая металлическим пальцем по коленке. Посмотрела на Живых, на лаборанта.
— Давайте так. Сейчас вернемся на «Голландец» и заберем Тадефи…
— А Мойру тут оставим, — тихо вставил лаборант.
— Мойру оставим, — тихо повторила она, помолчав. — Потом попробуем поднять Троянца. Этого Контролера с его ребятами и скрутить можно, если что. — Она повернулась к лаборанту: — Формула ваша… вы думаете, что она правда помогает?
Профессор, не глядя на нее, глухо ответил:
— Может, и помогает.
Живых покачал головой.
— Ну, и будем возвращаться на Землю, — голос Бой-Бабы окреп, зазвенел. Она выпрямила спину и, не отрываясь, смотрела единственным глазом на еще темный, переливающийся радужными разводами экран перед собой.
— Будут бить, — усмехнулся Живых. — Общество Соцразвития так просто игру себе портить не даст. — Он потянулся, хрустнув искусственными суставами. — Может, как раз здесь новый срок мотать будем.
Она не ответила. Смотрела на мертвый экран и думала о Майере. О дяде Фиме. И как хитро устроено на свете, что довольные и нечестные живут всю жизнь — свою и чужую — и не тужат. Только довольней делаются.
Пока не придет их срок.
Бой-Баба медленно повернулась к Живых с лаборантом. Сердце ее забилось, застучало в искусственных сосудах, ударило потоком чужой перелитой крови в запульсировавший мозг.
— Срок мотать, говоришь? Сначала пусть поймают!
Живых присвистнул. А она, не чувствуя пола под ногами, не видя заигравшей золотистыми сполохами поверхности стен, пошла вперед, в готовно распахнувшийся перед ней пульсирующий светом проход.
К «Голландцу» транспортер приблизился в почти полной тьме, но включать фары Живых наотрез отказался. Так и ползли на ощупь по обледенелому бездорожью, переваливая через камни, стукаясь макушками о низкий потолок кабины.
Лаборанта оставили в Троянце и там же выгрузили тело Мойры. Профессор обещал подготовить оставшихся поселенцев к эвакуации. В глазах его, как отметила Бой-Баба, поблескивало сомнение, но он все же нехотя согласился, что всем на «Голландец» ехать было незачем. Да и какая помощь от хилого «ботаника» двоим модифицированным богатырям?
Бой-Баба вгляделась во тьму впереди.
— Вроде тихо. Гостей тут без нас не было.
Транспортер скакнул, переваливая через гряду камней, Бой-Баба подпрыгнула на сиденье, и макушка ее шлема глухо стукнулась об обитый мягким пластиком потолок. Сзади звякнуло. Она обернулась. Крышка багажника от удара открылась и елозила туда-сюда.
— Остановись, — сказала она в микрофон. — Закрыть надо, а то на следующем ухабе по корпусу долбанет.
— Да приехали уже… — пробормотал Живых, подруливая к грузовому доку. Он стоял наглухо задраенный, как и оставили.
— Боюсь я за Профессора, — сказал Живых в микрофон. — Чует сердце, спокойно взлететь нам сегодня не дадут. Давай быстро Тадефи в транспортер, и обратно.
Бой-Баба уже поднималась по широкой погрузочной эстакаде, стуча по ребристому железу сапогами.
Но Тадефи забрать они не успели.
— Что за черт! — Бой-Баба все пихала магнитную карту в щель медблока, но тяжелый люк не двигался с места. — Живых, давай-ка разрядом!
Но и разряд не помог. Они стояли спиной к коридору, пробуя открыть дверь и так, и этак. Вход в медблок был задраен наглухо.
— Отключить можно только с мостика, — задумался Живых. — Вот так всегда, когда спешишь…
Коридор позади них осветился. Воздух прорезала молния. Живых тонко вскрикнул и начал сползать по стене. Бой-Баба повернулась его подхватить, еще не соображая, но и ее распластало по стене разрядом.
Сильные руки схватили ее, развернули. Луч прожектора ударил в лицо. Искусственный глаз не успел адаптироваться, и она стояла, заслонив лицо от света, пока ей ощупывали карманы. Сорвали с пояса излучатель. Отстегнули шлем.