– Неужели правда взрывать собираются? – выговорил он через силу. Стены замерцали, отодвинулись.
– Да не пугай ты его! – Бой-Баба окинула глазом панель управления. Смысл знаков она помнила, все-таки десять лет на Троянце налетала, но они вечно меняли расположение. – Сниматься надо немедленно.
– Да, – поддакнула за спиной Изабелла. – Давайте сниматься.
Что-то в ее невыразительном голосе заставило астронавтку обернуться. Изабелла стояла возле кресла Живых, направив ему в висок взведенный излучатель. Штурман замер, кося глазом на роботессу.
Бой-Баба приподняла руки, шагнула было вперед, но Изабелла свободной рукой схватила Живых под подбородок и ткнула излучателем ему в щеку.
– Ты знаешь, как этим управлять? – проскрежетал динамик.
– Да, – твердо ответила Бой-Баба. – И без нас ты никуда…
– Я знаю, – довольно подтвердил голос. – Вы полетите, куда я вам скажу. Так для всех лучше. На Сумитру лететь опасно.
– Там люди остались! – вякнул Живых из-под излучателя. – Они ж передохнут все, дура ты!
Роботесса ткнула излучателем посильнее.
– Вы ничего не знаете. А я знаю. Поселенцам вы уже не поможете. Этих… – ее взгляд остановился на рассекаемой лучами прожекторов тьме в иллюминаторе, – этих даже мой хозяин боится.
Живых хмыкнул и получил еще один тычок излучателем. Медленно, не сводя глаз с иллюминатора, Бой-Баба шагнула в сторону.
– Ну хорошо. Тогда давай сначала снимемся, этих с хвоста скинем, а потом сядем и все решим, хорошо? – она показала на модуль управления, стараясь говорить как можно убедительнее. – Мне еще в символике надо разобраться, какой знак что означает. На каждом Троянце знаки разные.
Изабелла вроде поверила. Она стояла неподвижно и молчала. Стальная рука с излучателем замерла, уткнувшись в скулу Живых. Красные глазки сфокусировались на рассекаемой лучами машин тьме питомника в иллюминаторе.
– У тебя есть десять минут, – сказала роботесса. – За десять минут они не успеют проникнуть внутрь?
– Смотря как, – ляпнул Живых. – Взрывать-то не будут – на фига им дохлый Троянец? Им он живой нужен…
От этих слов стены вздулись пузырем и снова осели.
– Тише ты! – прикрикнула Бой-Баба. – Напугаешь же.
Но было поздно. Свет в зале замигал, по сводам пробежала волна, цвет сменился на нездорово-зеленый.
Проникающие снаружи звуки усилились, послышались крики, команды. Бой-Баба вгляделась в иллюминатор и ахнула:
– Мамочка, он им открывает!
Глубоко внизу у подножия диска, где колыхалась черная трясина питомника, распахнулся огромный зев, в который въезжала техника, на ходу вскакивали в кабины люди, лучи прожекторов выхватывали в глубине следы от протекторов и гусениц.
Бой-Баба развернулась к роботессе:
– Теперь поняла, что ты натворила? Ты его напугала, и он их впустил! Все, прилетели!
Изабелла стояла неподвижно, осматривая изменившееся помещение. Стены начали сдвигаться, окружать троих, расслаиваясь на ходу, готовясь облепить их живой паутиной.
Свет начал меркнуть. Мысли путались. В них вплеталось постороннее, живое и усыпляющее: пора… пора вам отсюда… все вместе полетим… далеко…
Бой-Баба вытянула руки, пытаясь отодвинуть паутину, но куда там – она приникала к рукам и ногам, обхватывала их, душила, сжимала. В глазах потемнело.
Беги от них, хотела скомандовать она, но мысли залило густой прозрачной слизью, все пошло кругом, и она завертелась, падая в черное ничто.
Глава 20
Орландо и Кира искали его! Это была первая мысль, когда Тимур начал приходить в себя.
Лежать было жестко. Его мутило, в руках и ногах бегали мурашки – хотелось вертеться, дергать ногами, чтобы они прошли – но двигаться не было сил, как будто он превратился в камень.
Может, они и правда превратили его во что-нибудь? Скопировали мозг, закачали в компьютер?
Усилием воли Тимур раскрыл глаза, но ничего не увидел, кроме пятен света. Взгляд отказывался смотреть, фокусироваться. Вот тут ему стало страшно.
Наверное, он сейчас был похож на Ясона в их последнюю встречу. Бледный, дрожащий, плохо соображающий, руки-ноги не слушаются… и к чему врачиха говорила о «совместимости»? А ведь Тимур обещал тогда Ясону помочь… и дяде Илье… но не только не помог, а и сам впутался в такую же передрягу.
Дядя Илья! Тут Тимуру стало совсем худо. Он был здесь, его обманывает этот старикашка… его надо найти и предупредить.
Он рванулся – но только еще больше запутывался в липкой, сонной паутине. Ясон, дядя Илья… помогите, хотел он сказать – и не смог. Неужели это конец? Неужели смерть?
Откуда-то сбоку ему мерещился голос врачихи, низкий и равнодушный. Ну и что, что смерть… все умирают… не ты первый.
Он дергался в этих невидимых тенетах, пока совсем не ослабел. Бесполезно. Никого он теперь не спасет. Накатывала слабость и темнота. Ему хотелось откинуться на подушку, закрыть глаза и плыть навстречу туманному, отсвечивающему озеру… на нем лодка… он сядет в нее, и лодка сама поплывет на ту сторону, откуда не возвращаются.
Где его ждет отец.
Он вздрогнул всем телом. Зрачки невидящих глаз задергались туда-сюда. Перед его темнеющим взором стоял отец – его поросшие щетиной впалые щеки кололись; горели ввалившиеся глаза, огромные длинные руки протянулись и обхватили Тимура, прижали к груди, в которой колотилось вырванное сердце…
И если он умрет сейчас…
Голос отца отдался в мозгу.
Горящие глаза уставились на Тимура, прожгли грудь насквозь.
Я по тебе скучал, – сказал Тимур.
Я тоже, – сказал отец. – Я очень по тебе скучаю.
Он крепко держал, не отпускал.
Мы теперь всегда вместе будем? – спросил Тимур. Он знал, что ему ответит отец. Но тот сказал совсем не то:
Это тебе выбирать.
Как же я могу выбрать? – удивился Тимур. – Я лежу в больнице. Я ничего не могу сделать.
Можешь, – ответил отец. И начал уходить.
Подожди! – крикнул Тимур. И заплакал. – Не уходи!
Я еще вернусь, – сказал отец. – Но не скоро.
А когда?
Тимур побежал за отцом, трава спутывала ноги, туман застилал глаза. Отца уже не было видно.
Вот, возьми, – невидимый ткнул Тимуру что-то в руки. Он посмотрел: потерянная сумочка.
Теперь уходи, – сказал голос отца.
Тимур остановился, прижал сумочку к груди. А что же мне там делать? – подумал он.
И глаза отца уставились на него, горели, улыбались.
Бороться, – ответил отец. – Ты мой сын. Ты Тимур Нагаев. Помни это.
Помни…
Стремительный полет, боль. Темно, холодно, жестко, тесно.
Тимур открыл глаза. Пятна расплылись, потом начали таять, фокусироваться. С трудом он начал различать очертания предметов: шкаф, дверь, стол на колесиках… В темной палате под потолком тускло светился синеватый плафон. Из коридора сквозь круглое окошко в двери падал свет и ложился продолговатым пятном на плиты пола.
Все тело болело, ломило – видно, долго лежал без движения. Сердце стучало.
Он двинул рукой, пошевелил пальцами. Ухватился за край кровати. Палата была похожа на ту, в которой был Ясон. Может, и та же самая. Это хорошо, подумал Тимур. Он тут уже был и знает, куда ведет коридор.
Слова отца звенели в ушах, еще стоял вокруг его запах, плечи еще хранили его прикосновение. Тимур пошевелился – в руках у него ничего не было. Сумочки не было.
Впервые за все эти годы без отца Тимур понял, как он одинок. Он лежал на спине лицом кверху и сдерживал судорожные всхлипывающие вдохи. По щекам катились слезы. Он размазывал их по лицу и шее концом простыни, а запах тумана и горящие глаза отца отступали, блекли в памяти, пока не осталась одна тихая, безнадежная тоска.
Дышать было нечем, грудь как будто налилась свинцом. Бой-Баба очнулась, хватая ртом пустоту. Вытаращила искусственный глаз, но вокруг чернота – густая, хоть ножом режь. Из последних сил раскрывала глотку, как выброшенная на берег рыба, но воздух вставал колом в горле.
Она заставила себя задержать дыхание. На тренировках учили – если задыхаешься, ни в коем случае не стараться глотать воздух, а наоборот, вдыхать как можно реже и медленней. Бой-Баба сжала губы и принялась считать, пока не потемнело в глазах. Только тогда она втянула носом воздух. Внутри екнуло, толкнуло под ребра, легкие расправились, и астронавтка задышала часто и жадно, так что сразу закружилась голова.
Воздух тут вроде был вполне для дыхания пригодный. Она коснулась сенсора на виске, перевела глаз в инфракрасный режим. Высоко вверху зазеленели очертания сводов. Пол под рукой пружинил и прогибался.
Вокруг шелестели пленки, окружившие их троих подобием затвердевшего кокона. И все же, почему Троянец их взял в плен? Она постаралась вспомнить события шаг за шагом, слово за словом. Они с Живых собирались вести Троянец на Сумитру, забрать оставшихся. Новые хозяева окружили корабль. Тогда Изабелла под угрозой оружия приказала ей улетать от Сумитры прочь. И… и…
Рядом застонал Живых. Он сидел сгорбившись – гора металлолома, накренившаяся на одну сторону. С плеча протеза свисали обрывки защитной сетки, бледная искусственная кожа под ней залеплена побуревшей от крови пленкой. Широко открытые глаза блестели, по лицу тек ручейками пот.
Размеры клетки, в которую Троянец их посадил, в темноте было не определить. Рядом с Живых неподвижно сидела Изабелла, вытянув вперед прямые ноги и вытаращив круглые глаза, как огромная кукла.
Бой-Баба переползла по полу к нему поближе. Рану в блеклом зеленом свете толком не рассмотреть. Она приложила стальную ладонь к плечу возле повязки. Сенсоры выдали температуру: сорок и четыре десятых. Худо дело.
Бой-Баба отодрала липучку на кармане с аварийным запасом, разорвала упаковку жаропонижающих. Живых не шевелился, не произнес ни слова – только смотрел на нее, с ресниц капал пот. Матерясь вполголоса, она силилась разобрать в неясном зеленом свете мелкие надписи на наклейках. Ссыпала на ладонь мягкие капсулы.