Никки снова задремала. Лишь минут через двадцать, отдохнув, она сумела вернуться в литературное пространство. Но дискуссия уже горела вокруг массовой культуры – бой шел между её противниками и сторонниками. Первые указывали на примитивизм масс-культуры, вторые – на её очевидную популярность.
Профессор в роли судьи пыталась держаться золотой середины.
Дзинтара возглавляла лагерь противников масс-культуры, а вот среди сторонников умного лидера не было – и поневоле профессору пришлось противостоять Дзинтаре, хотя и вопреки сердцу.
Принцесса говорила:
– Примитивизм массовых книг и фильмов опасен – эрзац-культура оглупляет человека, пожирает его время, заполняет его жизнь суррогатом действительности. Лев Толстой писал, что книгопечатание стало самым мощным орудием распространения невежества.
Профессор вздохнула:
– С масс-культурой всё не так просто, дорогие мои, она создаётся не злой волей меньшинства, а по горячему желанию большинства… – и сказала в пространство:
– Вольдемар, пожалуйста! Протоснеж Добин-Го «Счастье».
На аудиторном экране высветился текст, написанный старинными буквами.
СЧАСТЬЕ
Старый автобус карабкается по извилистой разбитой дороге. Редкий рейс в дальнюю деревню. Качка, бензиновая вонь, жара. За грязным окном – зелёные остроконечные кипарисы и голубые величественные горы.
Сидят две старухи. Мрачные, как пни, лица. Одна – тётя Ксения, уборщица, грязные туалеты, беломор, надсадный кашель, обед – красная луковица с хлебом. Лицо как печёное яблоко. Вторая – ещё страшней. Вместо носа – багровое корявое место. Есть такая болезнь – костный туберкулёз. Нищета, проклятый огород, рынок-пекло, неблагодарные внуки.
Сидят старухи, неподвижно смотрят перед собой, тяжело молчат, вцепившись в клюки и кошёлки. Им не за что любить этот мир.
Вдруг тётя Ксения скрипуче говорит:
– Сегодня. В семь часов. Фильм про Марию.
В безносом плоском лице второй старухи возникает странная чёрная трещина – непривычная счастливая улыбка.
– Да. В семь часов. Да.
Добин-Го, «Социумные сказки», цикл «Соломенные снежинки».
III тысячелетие Новой Эры (прибл.).
Пояснения историка-переводчика Ортоскауса-Пятого:
1. «Беломор» – сорт дешёвых крепких папирос (бумажных трубочек, набитых кусочками сушёных никотиносодержащих растений).
2. «Просто Мария» – примитивная мыльная опера про маленькие радости и большое горе матери-амнезички, которая забыла ребёнка на скамейке, а потом полностью запамятовала, где скамейка.
Когда все прочитали старинный протоснеж, профессор Гуслик сказала:
– Масс-культура растёт и на жалости. Есть люди, которым НУЖНЫ мыльные фильмы про Марию, хотя другие предпочитают нравственные письма Сенеки и опыты Монтеня.
– Масс-культура стоит не на жалости, а на снисходительности! – возразила Дзинтара. – Она оскорбительна!
– Общество сшито крепко, – сказала Гуслик. – Если что-то в нём и не нравится, отрезать это нельзя.
– Для меня это слишком законопослушная концепция! – Дзинтара не сдавалась.
Профессор грустно улыбалась, слушая непримиримую студентку-принцессу.
Аудитория не вмешивалась в спор Дзинтары и преподавателя литературы. Студенты, прочитав рассказ про чужое счастье, хранили задумчивое молчание.
Во многих глазах даже плавал испуг.
Глава 19Королевский пикник
На очередной уик-энд Дзинтара привезла друзей-сотрапезников в замок Шихиных на давно затеваемый пикник.
Джерри долго сомневался, стоит ли ехать, но отказываться было неудобно. А Никки заодно планировала обсудить разные дела с королём Алексом.
Феб приглашён не был. После памятного танца на дне рождения Никки взаимоотношения Дзинтары и Феба непонятно застыли. Была ли принцесса оскорблена словами юноши? Неизвестно. Но с тех пор Дзинтара держала прохладную дистанцию между собой и античным богом. Тот, перестав шутить с принцессой, впал в олимпийскую невозмутимость.
Пикник у Шихиных напоминал шумную королевскую охоту. Десятки гостей бродили по солнечной лужайке возле дворца, оживлённо разговаривали, выпивали и закусывали. Поодаль были установлены поролоновые мишени, изображающие оленей в натуральную величину, и любой мог потренироваться в стрельбе из лука по весьма естественно выглядящим макетам. Никки не могла без содрогания смотреть на оленьи тела, утыканные десятками стрел.
«Человек всё-таки хищник! Хоть пластиковую косточку, но должен поглодать».
Здесь же, на поляне, покрытой густой хорошо подстриженной травой, жарили целого быка и несметное количество другой дичи, включая гусей и перепелок.
Никки не успела поесть в Колледже – в последнее время такое частенько случалось с занятой королевой – и подошла вместе с Джерри к столам с закусками и горячими блюдами. Не просто оказалось найти что-нибудь съедобное для неё в этих мясных горах, сочащихся горячей кровью и расплавленным жиром. Наконец девушка набрала тарелку бутербродов с красной и чёрной икрой – хорошо, что русские понимают толк в икре! – и, захватив бокал с кьянти, присела за лёгкий столик перекусить. Джерри, сытый после посещения кафе Колледжа, взял только стакан минеральной воды.
Рядом возник принц Айван:
– Никки, куда вы пропали? Я вас всюду ищу!
– Я ем вашу вкусную икру! – сказала Никки и покорно подала руку для приличествующего поцелуя.
– Это не моя, а рыбья! – засмеялся Айван и с удовольствием последовал правилам королевской вежливости.
– Привет, Джерри! – протянул он руку юноше. – Раньше мы виделись, кажется, только по видеофону.
– Точно! – мрачно согласился Джерри и без всякого пиетета пожал руку принца. – Привет, Айван!
За спиной Айвана быстро собралась группка молодых принцев и принцесс.
Началась церемония представления. Никки с сожалением посмотрела на едва начатую тарелку с бутербродами.
– Пойдём стрелять по мишеням! – загалдела пришедшая молодёжь.
– Никки? – вопросительно посмотрел Айван.
«Меня он не спрашивает…» – угрюмо подумал Джерри.
– Я не стреляю по животным ради развлечения, – отрицательно покачала головой Никки.
– Неужели не видно разницы между животными и пластиковыми чучелами? – сказал красивый надменный принц Джа арийско-индийских кровей.
– Лень объяснять подробнее, – пожала плечами Никки. – Но в ваше пластиковое чучело я бы выстрелила…
Все засмеялись. Индийский принц Джа нахмурился:
– Почему в чучело оленя вы стрелять не хотите, а в чучело человека – готовы?
Никки вздохнула. Джа относился к классу зануд, с которыми было трудно шутить.
– Олень мирный и беззащитный, он не может ответить ударом на удар, с ним легко чувствовать себя победителем. А вот человек – опасный хищник…
– Не понимаю, – туповатый принц рассердился. – Вы предлагаете нам стрелять друг в друга?
Никки это надоело. Она хлопнула в ладоши и сказала:
– Пошли, одну штуку покажу!
Все повалили к мишеням.
Девушка подошла к крайнему оленю, утыканному, как подушка для иголок, и выдернула из него все стрелы. Погладив страдальца по поролоновой морде, она повернулась к принцу Джа и зевакам.
– Попробуйте стрелять в меня, но учтите: я – человек и не буду столь безответной мишенью, как этот бедный олень.
Злобный Джа немедленно натянул свой лук.
– Стоп! – вмешался рассерженный Айван. – Что за шутки?
– Не волнуйся, Айван, – сказала Никки. – Спорю, что местные вильгельмы телли безобиднее оленей.
Принц Шихин нехотя отступил в сторону, но предварительно заменил корзину, откуда все лучники брали стрелы. Сейчас каждая заканчивалась мягким резиновым шаром и серьёзных повреждений нанести не могла.
Джа плотоядно нацелился прямо в лицо Никки с расстояния десяти метров и спустил тетиву. Стрела скользнула чуть ниже и в сторону – в левое плечо Никки. Но не долетела пару сантиметров – девушка правой рукой легко перехватила её и метнула назад.
Стрела чувствительно попала прямо в лоб принца Джа, приведя его в состояние полной прострации.
– Теперь понятно, принц Джа, чем отличается человек-мишень от оленя-мишени? – кротко поинтересовалась королева Никки.
Разозлённый принц стал, как сумасшедший, натягивать лук и беспрерывно стрелять в девушку. Но та ни одной стреле не позволила прикоснуться ни к себе, ни к оленю, которого она загораживала спиной. Все стрелы отлетали назад и шлёпали Джа в лоб, грудь и плечи. А две стрелы, выпущенные из лука, были сбиты вернувшимися стрелами прямо в воздухе. Было видно, что Никки проделывает такие фокусы играючи.
– А нам можно принять участие? – загалдели другие вельможи.
– Пожалуйста, – сказала Никки, не обращая внимания на возмущённые жесты Айвана и хмурое лицо Джерри.
И вот уже три… семь… двенадцать стрелков осыпают Никки градом стрел. Она уже успевает только часть снарядов отправлять назад, остальные просто отбивает в сторону, или – если они не задевают защищаемого ею оленя – пропускает мимо.
Зато стрелы, возвращаемые её ловкими руками, бьют аристократических охотников в лбы и плечи, заставляя ругаться, уворачиваться и почёсываться.
Движения Никки стали похожи на фантастический танец. Каждая рука живёт своей жизнью, вылавливая из медленного пространства гудящие быстрые стрелы, ноги ловко отталкивают лёгкие древки в стороны или втаптывают их в землю. Стройное тело в светлом брючном костюме движется с поразительной грацией, уворачиваясь от опасности. Когда рук и ног не хватает для перехвата быстрых злобных пчёл, Никки отклоняет их спиной, бедром, а то и головой сбивает стрелы, угрожающие её другу-оленю.
Джерри с тревогой смотрел на Никки и заметил, что она устала и уже не успевает метать стрелы назад, только отбивает их. И левая, недавно сломанная рука двигается заметно медленнее правой. Что же предпринять?
Усталость Никки заметил и Айван: