– Мне сейчас будет дурно!
– От этой дурноты некоторые люди закрываются в своей комнате и вообще не выходят на улицу – избегая контакта с чуждой средой. Таких людей называют параноиками. Они похоронили себя заживо в страхе.
– И вы были таким?
– Чуть не стал, но вовремя с обидой понял, что мир не заметит потери, потому что в нём останутся жить другие люди – весёлые и бесшабашные. У них другой взгляд на вещи. Кожа соседа – это белок; микробная флора здоровых людей практически идентична, а микробы не имеют индивидуальности. Один человек похож на другого в гораздо большей степени, чем он хочет в этом признаться даже самому себе. Нужно понять, что все люди – братья, а жизнь полна микроскопических рисков. И я сказал себе: ешь своё ресторанное блюдо, пользуйся метро, посещай театры и целуйся. У тебя есть право струсить, но тогда мир достанется смелым.
– Так, теперь мне захотелось с кем-нибудь поцеловаться, чтобы проверить свою реакцию! Вы хороший рассказчик, Арнольд!
– Когда я не был королём, у меня было три дела: читать, писать и говорить. И последнее мне удавалось лучше всего.
Раздался звонок т-фона.
– Это нас мама разыскивает… – с огорчением сказала Сюзанна. – Теперь у вас будет скучное политическое совещание.
– Хм, – с сомнением протянул Арнольд. – У вашей мамы талант делать политические совещания интригующе интересными.
Через неделю Арнольд снова приехал в замок Гринвич, и у него снова появилась возможность поговорить с Сюзанной.
– Ваша матушка очень внимательна к делам Южных. Я подумываю передать ей доверенность на управление моей империей и удалиться на покой. Снова буду жить обычным человеком, дурачиться сам и дурачить других. Как-то я купил огромный букет красных роз, шёл по улице и каждой встречной женщине дарил по розе. Без шуток и выцыганивания номеров телефонов, просто дарил: «Это – вам!» – и шёл дальше. Улица упала в обморок. Эх, какие свободные времена были! Я любил бродить по голливудским бульварам и античным лавочкам, торгующим заплесневелыми плакатами и сушёными артистами. И никто меня раньше в толпе не узнавал…
– А сейчас вы что делаете – дурачите или дурачитесь?
– Исповедуюсь. У вас, Сюзанна, сейчас такой строгий вид, что хочется вытянуться в струнку и сказать «грешен!».
– Вы несерьёзны со мной!
– Так точно, ваше высочество! – щёлкнул каблуками Арнольд. – Накажите меня за это.
– Сослать вас на кухню или заставить пропылесосить замок?
– Готов убрать вашу комнату цветами.
– Кажется, вы заигрываете со мной?
– Чёрт, это машинально! Инстинктивно! Давайте сменим тему. Чем вы занимаетесь на досуге?
– Читаю, рисую, пишу стихи. Слабые. Когда я инкогнито посылаю свои вирши на рецензию, мне обычно приходит ответ, что они ужасно бездарны.
– Люди, которые любят говорить о бездарности других, обычно хорошо знакомы с темой изнутри. Не слушайте их.
– Мне не верится, что вы старше мамы.
– Я могу показать паспорт. Правда, он фальшивый.
– Зачем мне тогда на него смотреть?
– Ну, мало ли. Как ваша мизантропия, принцесса?
– Спасибо, легче. Если вы расскажете ещё что-нибудь весёлое, то будет совсем хорошо.
– Вы хотите сделать из меня горохового шута?
– Никто не может сделать из человека горохового шута. Только он сам.
– Именно. И когда я смотрю на вас, то…
– Что?
– Извините, меня зовёт ваша мать.
– Арнольд! Что вы имели в виду?
– Ещё раз извините, но мне нужно бежать. И как можно быстрее!
И новая встреча, новый разговор. Арнольд был наблюдателен и многое знал. Они свободно болтали о важном и о пустяках.
– Вы любите путешествовать, Арнольд?
– Да. Я обожаю старые курортные города, где девушки торгуют с лотков сигарами, февральские цикады трещат в щелях пляжных бунгало, а коллективное наблюдение закатывающегося в океан солнца превращается в шумное шоу на набережной.
Но в таких приморских городах есть диссонирующая, фальшивая, жестяная нота. Раньше люди по-настоящему плавали в океан и с риском для жизни добывали рыбу для пропитания. Теперь уцелевшие лодки этих рыбаков выставлены в музее, а городок из настоящего рыбацкого стал туристическим местом и торгует имитациями старой жизни, делая фальшивые сувениры и устраивая яркие шоу. Может, пройдёт ещё сто лет, и город будет продавать имитации новой генерации, имитирующие нынешние имитации. Прошли мужественные и романтические времена! Глинтвейн с корицей мы греем не у рождественского уличного костра и даже не у камина, а в микроволновке.
Сюзанна, к собственному удивлению, откровенно делилась с Арнольдом своими мыслями и настроениями. Наверное, потому что она не боялась удара с его стороны – ведь Арнольд сам демонстрировал обезоруживающую открытость.
Они шли по королевской оранжерее и рассматривали цветы. Принцесса сказала:
– Мы – эгоисты и почему-то думаем, что мир и розы созданы для нас. Но высоко в горах, куда не ступает нога человека, растут холодные цветы безумной красоты. Они цветут не для нас и считают этот мир своим.
Над цветущими кустами летали и вспыхивали садовые светляки. Арнольд заметил:
– Смотрите, Сюзанна, светлячок обычно летит горизонтально. Но в момент вспышки он всегда устремляется вверх. Слишком много энергии – и она выплёскивается не только светом, но и взлётом. Я завидую этим жучкам, которые так красиво ищут себе подруг.
– Арнольд, вам не кажется, что мы слишком оторвались от природы? Стали слишком рациональны?
– Ну… мы по-прежнему черепахами тянем на себе сладкий груз биологических мотиваций – ищем соперничества и жаждем любви. Эти чувства и стремления помогали победить в стае и выжить стаей. Но – увы! – биологические мотивы часто выглядят старомодными в эпоху космической экспансии и искусственного интеллекта. Сейчас компьютеры выдают прогноз на семейное счастье.
Сюзанна вдруг резко остановилась и посмотрела на Арнольда:
– Император, когда прекратятся войны и вражда между Северными и Южными? Когда мы станем миролюбивее и терпимее?
– Думаю, что очень скоро. Тысячелетиями разные народы ненавидели и резали друг друга. А сейчас? По улицам европейских столиц мирно ходят круглолицые потомки монголов-кочевников, красующиеся не в шкурах, а в бейсболках; арабские женщины, снявшие паранджу и надевшие западные одежды; японцы, сменившие кимоно на шорты; смуглые индианки, которые носят леггинсы вместо сари. Пассажирские самолёты, Интернет и голливудские фильмы примирили тысячелетних врагов за какие-то сотни лет. Государства перестали воевать, потому что приобрели общий культурный и коммуникационный фон. Война – это слишком варварский и древний способ вести дела в сложновзаимосвязанном мире.
Сюзанна сказала:
– Вы правы. Не хотите ли посмотреть вместе какой-нибудь фильм, Арнольд?
– Боюсь, фильмы вряд ли уничтожат нынешнее противостояние Северных и Южных.
– Увы, вы правы и с этой стороны. Мир сближается, но в каждом обществе до сих пор свои порядки. Я была в австралийской пустыне и увидела там совершенно другой мир. Вместо ворон там летают большие чёрные попугаи. А дикие коровы стали всеядными и пожирают мёртвых кенгуру. Можно ли найти вариант не сосуществования, а настоящего согласия столь разных миров? Можно ли подружить мирных бурёнок швейцарских лугов и хищных коров австралийской пустыни?
Арнольд улыбался:
– Не грустите, Сюзанна. Настоящее сжимает беззаботным кулачком ребёнка пучок сбегающихся прошлых причин и разбегающихся будущих следствий. Мы способны внимательно перебрать ещё не случившиеся нити будущего и вытянуть самую золотую из них, самую мирную и прочную.
Император Южных осторожно протянул руку и действительно вытащил из облака блестящих волос Сюзанны длинный золотой волосок, который ярко вспыхнул на солнце.
– Ты снова прилетел, Арнольд!
– Я не могу не прилетать к тебе, Сюзанна…
– …о чём ты думаешь, император?
– Какую-то глупость.
– Всё равно скажи.
– Из квартиры в квартиру, из замка в замок я вожу своё домашнее растение – ньюфаундлендскую ель. Каждый год вершина этой ёлки выбрасывает розетку из боковых побегов. Если еловая жизнь плоха и темна, то розетка состоит из трёх или четырёх побегов, если елка чувствует себя хорошо – то пять или, если совсем прекрасно, шесть.
– А как ты сейчас чувствуешь себя, Арнольд?
– На семь. Или на восемь.
В кабинет ворвалась бледная Сюзанна:
– Мама, нам надо поговорить!
Никки посмотрела на лица собеседников на экране, потом на взволнованную дочь и сказала:
– Господа, прошу меня извинить. Продолжим наше совещание завтра в это же время.
Выключив экран, Никки подошла к дочери, обняла её за плечи и спросила:
– Что случилось, Сюзанна?
Та зажмурила глаза и выпалила:
– Мама, я уже неделю целуюсь с Арнольдом! Я знаю, что он враг, но он хороший! Я… у меня никогда так не было! И… я не знаю, что мне делать, я чувствую себя предательницей, но всё время целуюсь и целуюсь…
Сюзанна спрятала лицо в ладони и застонала от душевной муки.
– Мама, я хочу, чтобы Арнольд был моим мужем, а не эти принцы-дегенераты из Северных династий! Мама, что же мне делать?!
Она открыла лицо и с изумлением увидела, что мать улыбается – вместо того чтобы метать громы и молнии, как Зевс-громовержец, укушенный пчелой.
Никки сказала:
– Что делать? Ну, думаю, надо поточнее узнать – хочет ли Арнольд, в свою очередь, чтобы ты была его женой?
Сюзанна пробормотала машинально, пытаясь понять странное поведение матери:
– Чтобы он-то, да не хотел… что за глупости… Мама, а почему ты не ругаешь меня?
– Потому что я очень рада, что моя дочь нашла наконец достойного её человека. Я столько лет смотрю на твои мучения с этими принцами и вся уже испереживалась.
– Но как же… Арнольд ведь южанин…
– Ну и отлично. Ваш брак поможет Северным и Южным, если не объединиться, то не враждовать. Прекрасно!
Сюзанну словно громом поразило.