У неё не поднялась рука на убийство такой красоты, и она не смогла оставить орхидеи на офисное увядание. Пришлось, нахмурившись, взять их с собой.
Элиза шла по бульвару и несла лёгкую пышную корзину в правой руке. Корзина была доставлена без каких-либо лент и подарочных бумажных оберток – именно так, как она любила: простая корзина из тёмных ивовых прутьев и цветы в некрашеном глиняном горшке. Больше никакой шелухи. Откуда он узнал?
Прохожие восхищённо смотрели на цветы, потом переводили глаза на Элизу и улыбались. О, ведьмы Бетельгейзе, нельзя не признать, что Элизе было приятно идти с ало-золотым костром в руке: он создавал атмосферу, искривлял пространство и притягивал взгляды. И грел саму Элизу.
Алые орхидеи настолько ей понравились, что она купила ящик с землёй и высадила их на балконе своей квартиры.
В следующую пятницу тёмно-красный посыльный, уже приветливо здороваясь с сотрудниками редакции и секретарём Мирой, принёс корзину не менее восхитительных синих орхидей-каттлей, усыпанных ярко светящимися звёздочками. Третий букет подряд караулила уже вся редакция, и не успел посыльный выйти, как в кабинет набились любопытные и загалдели:
– Вот так Элиза – снежная королева!
– Третий букет!
– В жизни не видела цветов такой красоты!
– Кто этот эстет?
– Он, наверное, страшен, как чёрт, поэтому бьёт прекрасными орхидеями. Коварный!
– Элиза, не томи! Как его зовут?
Другие разглядели корзину получше и закричали:
– Записки нет! Анонимный поклонник! На измор берёт, сволочь!
Элиза зарычала на нахалов:
– Всех уволю без выходного пособия!
Лишь когда сотрудники, жалобно стенающие и цепляющиеся за двери, были выдворены за пределы кабинета, Элиза подошла к корзине. Цветы были тёмно-синие, как южная звёздная ночь, и даже пахли тропиками. Записки действительно не было.
«И отлично!» – с облегчением сказала себе Элиза. Синие цветы она без колебаний забрала с собой и высадила рядом с алыми.
В следующую пятницу она уже невольно ждала прихода посыльного, который приходил обычно около четырёх. В половине пятого Элиза помрачнела, ругаясь на себя за это.
Посыльный пришёл без четверти пять и был награждён щедрыми чаевыми. Дверь за ним была сразу плотно закрыта.
Орхидеи были чёрные, с красными стрелами, сходящимися в лучистую сердцевинку. Элиза видела раньше много чёрных орхидей с разными оттенками у стебля, но крупные чёрные ванды с красными разрезами снова стали для неё сюрпризом. Стрелы на лепестках были цвета облачного рассвета, в них жила надежда на преодоление ночи.
Элиза наклонилась поближе – ощутить аромат. И неожиданно увидела в корзине квадрат плотной бумаги. Она резко выпрямилась. Игра не по правилам! Цветы – это одно, а… любые объяснения – это совсем другое!
Она с опаской взяла бумажный квадрат. Но это было не письмо, а цветная открытка с голограммой присланных чёрно-красных орхидей и типовым комментарием о новом сорте, который будет выставлен на ближайшей выставке цветов в Луна-Сити. Владелец гибрида – Аноним, название сорта…
«ЭЛИЗА»
Сердце Элизы невольно и быстро застучало. Она глубоко вздохнула, стараясь его утишить.
Любопытная Мира залезла в кабинет под предлогом подписи на документах, но на самом деле – поглазеть. Когда секретарь становится подругой, сладу с ней уже никакого.
– О боги, хоть бы мне кто-нибудь подарил ТАКИЕ цветы! Какая несправедливость: ей всё время дарят, а мне бы – хоть раз в жизни! Тогда можно было бы и помереть спокойно! – воскликнула она с такой завистью, что Элиза улыбнулась.
– Письмо! – завопила Мира, увидев цветной квадратик. – Ну, кто же он?
Элиза протянула ей открытку. Мира прочитала и рухнула в кресло босса, подкошенная ещё одним ударом несправедливой судьбы. Назвать уникальный сорт орхидей именем девушки, за которой ухаживаешь!
– Господи, да кто же этот мерзавец? – взвизгнула она. – Всю девичью душу истерзал. А может – ты его знаешь?
Элиза кивнула.
– Что ж ты молчала! – загорелись глаза Миры. – Ну, и что у вас? Что?
– Ничего, – пожала плечами Элиза.
– Почему? – поразилась Мира. – Он женат?
Элиза отрицательно покачала головой.
– Предмогильный старик? Неисправимый дурак? Или всего лишь без ноги, руки и носа?
Элиза усмехнулась:
– Нет, нет и нет. Отнюдь. Мы просто не подходим друг другу.
– Откуда ты знаешь? – удивилась Мира. – Ты давно с ним знакома?
– Я его видела два раза… мельком. – Элиза с острым смущением вспомнила свои сумасшедшие поцелуи в «Маджиано».
– Тогда я слышать не могу такую глупость! – разъярилась Мира и сразу переметнулась на сторону незнакомца, посылавшего цветы. – Мучить такого человека! Немедленно увольняюсь – пропадай тут одна, вечная дева!
– Увольняйся, – сухо сказала Элиза и отправилась домой.
Цветы она, конечно, взяла с собой.
Следующая корзина очаровательных оранжевых орхидей содержала, кроме цветов, конверт с белым простым листком, заполненным аккуратными рукописными строками:
Элиза!
Впервые я увидел Вас в «Маджиано» пятнадцатого февраля. С тех пор я проводил там почти каждый вечер. Я не знал тогда – кто Вы и как Вас зовут. Всё время хотел подойти, но почему-то не мог. Видимо, предвидел, что добром это не обернётся.
Мне очень не хватает этих ужинов в «Маджиано».
Подписи не было. Элиза сначала протянула бумажный прямоугольник к урне, но потом задержала руку и уронила письмо в ящик стола. С тех пор письма стали приходить в каждом еженедельном букете – один другого великолепнее. Балконное патио Элизы быстро превращалось в фантастическую оранжерею.
К письмам Майкл стал прилагать конверт со своим обратным адресом – он жил совсем рядом, как обнаружила Элиза, – и даже бумагой внутри. Только черкнуть слово и бросить в почтовый ящик. Но пять или шесть таких конвертов бесславно спланировали в урну.
В очередной корзине оказались не орхидеи, а гладиолусы, тюльпаны, герберы и астры – совсем разные цветы, но совершенно одинаковой расцветки – голубые с белыми кончиками лепестков.
«Интересная композиция!» – подумала Элиза и уже привычно, без колебаний, открыла письмо.
Элиза!
Мне очень плохо последние месяцы, потому что за это время я ни разу не видел Вас. Я никогда больше не осмелюсь к Вам подойти, но, может быть, Вы ответите мне на письмо? Напишите мне хоть строчку. Меня всё глубже засасывает чёрная воронка отчаяния. Спасите меня.
И Элиза не выдержала. Продолжительно и взволнованно раздумывала, кратко и сухо ответила:
Майкл! К чему эти бессмысленные ухаживания, цветы и письма? Я не хочу иметь ничего общего с Вашей семьей. Не говоря уж о том, что я гораздо старше Вас и любой флирт между нами просто неуместен. За цветы, конечно, спасибо – они прелестны. Но предлагаю Вам прекратить посылать мне эти корзины.
Отправила письмо и упала сердцем. Но в следующую пятницу корзина снова прибыла, чему Элиза, безудержно краснея, очень обрадовалась.
Элиза! Спасибо! спасибо! спасибо! что ответили на мое письмо. Несмотря на то что Ваш ответ строг и холоден, я сегодня хожу совершенно счастливый. Так, значит, Вам понравились цветы? Вы не сразу выбрасывали их? О, как я рад!
Элиза долго молчала, но после бесконечных колебаний и раздумий сочла своё молчание невежливым. По каким-то трудноуловимым причинам.
Майкл! Это было бы кощунством – выбрасывать такие создания природы и человека. Они благополучно цветут у меня на балконе. Спасибо за сорт «Элиза». Я тронута, но снова советую прекратить ненужный ритуал ухаживания.
Элиза! Вы спасаете меня своими письмами. Мысль о том, что эти орхидеи цветут у Вас на балконе, является самой радостной новостью за последние месяцы.
Как мне хочется Вас увидеть.
Майкл! Вы непереносимы.
Элиза! Поверьте, я надоедаю Вам не по злому умыслу и не из-за легкомысленной прихоти. Я никак не ожидал полгода назад, что, случайно зайдя в «Маджиано», встречу там человека, видеть которого станет больше чем необходимостью. Но это случилось, и мне приходится с этим жить, обременяя и Вас. Простите. Я не знаю, что мне делать.
Элизу вдруг охватило сочувствие к Майклу.
Майкл! Не дай бог, чтобы Вы попали в такую же ловушку, как и я двадцать лет назад. Этот капкан сломал мне жизнь и душевное спокойствие. Постарайтесь избавиться от этого наваждения – знакомьтесь со сверстницами, ходите на вечеринки. Не замыкайтесь в себе и на мне. Я этого не стою.
Элиза! Спасибо за советы. Я уже пробовал отвлечься в обычных компаниях. Ужасно. С весны я смотрю на всех иными глазами. Вы настолько несопоставимы с окружающим миром, что он перестал меня интересовать. Стоите Вы этого или нет – я не знаю. Мои весы сломались.
Элиза с болью подумала, что эти слова точно отражают и её состояние. Её весы тоже сломались, и давно. И она написала самое длинное письмо в их диалоге.
Майкл! Я узнаю страшные симптомы своей болезни. Вы наверняка уже знаете, что в Колледже я безумно влюбилась в Вашего отца. Он был благороден и добр. Он умел самоотверженно любить. Увы, он полюбил не меня. Он так разительно отличался от своих сверстников, что я потеряла к другим юношам всякий интерес… В конце концов, он был просто по-мужски красив. Был – я говорю так, потому что для меня это безвозвратно ушедшее прошлое. Но душа в память о нём болит, не переставая.
Так странно обсуждать достоинства Джерри с его сыном, похожим на него как две капли воды… Вот уж никогда бы не подумала, что такое может случиться.
Элиза! Как Вам удалось выжить после этого?
Майкл, мне не удалось.