Элиза! Я похож на отца только внешне. Я – иной человек и, в отличие от него, влюблён в совсем другую женщину.
Элиза не ответила.
Элиза! Дайте мне увидеть Вас хотя бы по видеофону. Не включайте мою физиономию, которая Вам так противна.
Майкл! Вы втягиваете меня в яму, которую я всячески обхожу. Я не могу. Вы не понимаете природы моей болезни: Ваше лицо мне вовсе не противно… Наоборот. В этом-то вся беда. Оно просто убивает меня. Это врезавшаяся в кости память о старом душевном переломе до сих пор скручивает меня железной рукой.
Элиза! Я гибну. Мне нужно видеть Вас. Я люблю Вас.
Элиза поняла, что наступает кризис, и испугалась. Лицо Джерри… или Майкла?.. снилось ей каждую ночь. И Элиза целовала его, плача и просыпаясь в слезах… Она была растревожена до предела, и все её защитные скрепы трещали под напором этих чувств, цветов, писем. И она решилась – взяла обратный конверт из последней корзины совсем уж экзотических орхидей с жёлто-красными листьями и пушистыми зелёными цветами – и написала:
Я уезжаю. Желаю Вам выжить. Прощайте.
Элиза собралась за один вечер и улетела на Землю. Родительская вилла на полуострове Кап-де-Ферра всегда была для неё домом детства, где можно спрятаться от всех бед и страхов. Там нет посторонних, и никто не нарушит её покоя, так поколебленного в последнее время.
Глава 20Светлячки кап-де-ферра
В аэропорту Ниццы Элиза села в обычное наземное такси – ей захотелось проехать по живописной извилистой дороге вдоль голубого моря.
Дорога на каждом повороте предъявляла замирающему сердцу знакомые места детства. Уже пятнадцать лет Элиза не жила дома, а только изредка навещала его, но всё равно этот берег оставался для неё самым родным местом в мире. Вот такси проехало по городской набережной, застроенной старинными многоэтажными домами, и стало забираться в гору. Море отдалилось вниз и распахнулось вширь, повернувшись вскоре тихим заливом – последней преградой между Элизой и островом её детства.
Такси уже минут пять стояло перед высокими коваными воротами, за которыми начиналась обсаженная кипарисами дорога к родному дому, а девушка никак не могла собраться с духом и открыть дверцу машины. Ей казалось, что, спрятавшись за родительскими стенами, она потеряет что-то важное и главное. Она предаст себя.
Нельзя вечно отсиживаться в укрытии, надо набраться смелости жить, каким бы рискованным ни казалось это авантюрное предприятие.
Может, скомандовать машине вернуться? Встретиться с Майклом, как бы ни тяжела была эта встреча, и на что-то решиться?
«И ты снова хлопнешься в обморок, или тебя стошнит, чудовище…» – горько подумала Элиза.
Её грустные размышления прервались – из ворот выбежали отец с матерью, и начались объятия, расспросы, поцелуи… Родители потащили Элизу и её чемоданы в дом, начали спешно готовиться к обеду с максимальным количеством любимых блюд любимой дочери.
Утром Элиза проснулась от того, что на лицо упал яркий солнечный луч. Она открыла глаза – и снова зажмурила их, ослеплённая, отодвинулась в тень от полузакрытой шторы. Окно было распахнуто, и утренняя свежесть вливалась в спальню Элизы вместе с многоголосым птичьим поскрипыванием, посвистыванием и пощебётыванием. «Сколько на этой планете птиц! – с удивлением подумала она. – Роскошь, которую, живя на Земле, просто не замечаешь, а обитая на Луне, быстро забываешь…»
Её не оставляло странное ощущение какой-то тяжёлой потери. «Что тут странного? – спросила она себя. – Ты всё потеряла – привычную жизнь, работу в журнале, которую передоверила легкомысленной Дженнифер, и даже собственную квартиру. О чём ты скорбишь больше всего?»
Тут она поняла, и это понимание ударило её как громом. «Сегодня пятница! Но я уже не получу корзину с орхидеями! И в корзине не будет письма – пусть короткого, но ласкового письма умного человека…»
Она села на кровати и тихо заплакала над своей жизнью, в которой и так было не много радости, а теперь там не будет его цветов.
Она уже не сможет выходить по утрам на балкон и наслаждаться буйным цветением орхидей, на каждом цветке которых написано – люблю… люблю… люблю…
Сумеет ли робот-мажордом позаботиться о них? Или они погибнут, как первая корзина с белыми и голубыми фаленопсисами?
Слезы на щеках Элизы доказывали, что она совершила ужасную неосторожность, разрешив душе проснуться и полюбить… но кого – Джерри или Майкла? Что болит в её сердце – старое эхо или новое чувство?
Девушка выпрямила сгорбленную спину и строго сказала себе: «Если ты не соберёшься с духом, то развалишься на куски и тебя отвезут в лечебницу или на кладбище… И это разобьёт сердце твоих родителей…»
Элиза была сильным человеком, который уже не первый раз собирал себя из обломков, и она смогла взять себя в руки.
Шли дни и недели, и жизнь Элизы постепенно наладилась. Ноты новых привычек выстроились и мерно зазвучали тихой мелодией. Даже сон Элиза сумела вернуть с помощью таблеток. Правда, подушка по утрам была частенько влажной, но Элиза давно знала, что от жизни слишком много требовать нельзя.
Девушка ходила с матерью по магазинам, где помогла ей с выбором одежды и купила себе несколько симпатичных костюмов и летних платьев. В Каннах она заглянула в «Вулфорд» и с удовольствием убедилась, что её прогноз на летние элитные моды полностью оправдался.
Она съездила с отцом в казино Монако и проиграла там несколько тысяч, что её немного развлекло.
Они с удовольствием прогулялись по парку с фонтанами возле казино. Прошлись и по набережной, где вдоль яхтенного строя сумасшедшие мотогонщики гоняются за Гран-при. Одна из яхт называлась таинственно: «Леди К.».
С тайной гордостью Элиза вспомнила название сорта чёрных орхидей, и ей стало немного трудно дышать.
Элиза затащила отца в узкие улочки старой крепости тысячелетней династии Гримальди, где девушка не была лет сто. На дворцовой площади стояли позеленелые пушки, которые давно уже никого не пугали, и браво шагал гвардеец в белом мундире и красном шарфе.
С крепостной скалы открывался отличный вид на рощи яхтовых мачт и густо стоящие изящные многоэтажные дома. На плоских городских крышах росли пальмы и цветы.
– Как здоровье короля? – спросила Элиза, оглянувшись на дворец Гримальди.
– Плохо, – озабоченно сказал отец. – В прошлую субботу он даже отменил нашу традиционную шахматную партию. Это тревожный признак.
– А принцесса здесь?
– Она уехала на месяц в Нью-Йорк, у неё там какая-то выставка…
Держалась замечательная погода, и каждый вечер Элиза с родителями ужинали на веранде виллы, с фоном из закатного моря и чаячьего аккомпанемента.
– Сегодня встретила Джоан Полякофф, – сказала мать. – У неё дочь Настя родила сразу двойню, и теперь Джоан настолько в хлопотах, что даже перестала посещать фитнес-клуб. Им стало тесно, и муж Насти спешно ищет новый дом. Деньги у него есть, но на полуострове трудно с жильём… а Настя не хочет уезжать далеко от родителей.
Новость ужалила Элизу в сердце. Настя Полякофф была её давней подругой, и вот – у неё двойня, муж, семья… А у неё…
– Всё, на что они могут рассчитывать, – это снять у кого-то пустующую виллу. Но я не помню свободных домов, – задумался отец. – Разве что вилла Уайтшильдов, но её аренда не по зубам для Полякофф.
– Да, совсем забыла такую новость! – воскликнула мать. – Виллу Уайтшильдов кто-то купил!
– Да? – поразился отец. – Они же не выставляли её на продажу! Кто купил и за сколько?
– Никто не знает, – покачала головой мать. – Сделка проходила не через риелторов острова.
– Надеюсь, хозяин окажется не из… – и отец политкорректно прикусил себе язык.
Когда подали десерт, мама осторожно приступила к любимой теме: стала расспрашивать Элизу – не ухаживает ли за ней кто-нибудь с далеко идущими намерениями? Или, может, она за кем-нибудь решила поухаживать – в духе современных веяний, которых мама не одобряла, но была готова поступиться убеждениями ради счастья дочери. Элиза хотела, как всегда, отшутиться, что никто на неё не клюёт даже с не так далеко идущими намерениями, но тут какой-то чертёнок потянул её за язык:
– Есть один настойчивый человек…
Надо было видеть, как встрепенулась мама.
– Кто он? – почти закричала она напряжённым голосом.
– Неподходящий человек, – прямо сказала Элиза, – я просто не могу смотреть на него без содрогания…
Отец, тоже было оживившийся, горестно вздохнул и безнадёжно махнул рукой.
Но мать не отступалась.
– Что с ним не так? – умоляюще стала расспрашивать она. – Он старый или страшненький?
– Он молод и красив, – призналась Элиза, и её сердце замерло на полустуке и ухнуло вниз. Говорить с родителями на эту запретную тему оказалось сладко и волнующе.
Мать встревоженно заёрзала:
– Может, у него что-нибудь с психикой? Или он совсем из простых? Почему он тебе не нравится?
Элиза взяла и прыгнула в холодную воду:
– Это Майкл, сын Джерри и Никки. Он гораздо моложе меня. И он… похож на Джерри как две капли воды.
– А-а! – взревел отец. – Да что это за издевательство! Когда эта семья оставит нас в покое! Сколько они будут тебя мучить? Чтобы они все провалились в какой-нибудь лунный кратер!
Отец бушевал, а мать сидела совершенно растерянная.
– Что он хочет? Он не знает – кто ты? – спросила она.
– Сначала не знал… – сказала Элиза. – Потом узнал… и не передумал… Но я не могу видеть его… – Элиза зябко поёжилась от неприятного воспоминания. – Поэтому он просто присылает каждую неделю цветы… великолепные орхидеи. Он ни в чём не виноват, он хороший человек…
– Не защищай этого обормота! Яблочко от яблони недалеко падает! – свирепел багроволицый отец. – Его отец сломал твою карьеру и всю жизнь! Ты не смогла закончить Колледж! Сидишь в каком-то журнальчике, а могла бы выйти замуж за принца!