Написать стихи, которые проймут даже самые гнилые души, пробьют их до донышка – и на освободившемся месте проклюнется росток чистых чувств и помыслов.
Напечатать книгу о том, как честно жить и как достойно умирать.
Открыть новый медицинский способ улучшения мозгов, лиц и сердец.
Сделать так, чтобы никто и никогда не посылал и не обрекал на смерть ни ребёнка, ни взрослого.
Откуда мне знать – что ещё можно придумать. Это твой город, твоя страна, твоё время. Надо думать и делать. Только не стонать. Не травить себя, не ненавидеть всех. Ненависть ничего не рождает. Она – пустыня, и рождает только пустыню.
Совсем ничего не придумать? Тогда можно просто вырастить умных детей, которые придумают это за тебя. Дети рождаются любовью и рождают любовь. И надежду.
Но первым делом – надо перестать бояться жить. Снаружи жизнь не изменить. Это можно сделать только изнутри.
Игорь быстро подошёл к столу и вытащил старую папку с документами. Читать не стал – он и так всё помнил. Но эта папка всё ещё хранила ненайденный ответ на главный вопрос.
Игорь ощущал сильное беспокойство. Он словно стоял перед какой-то очень важной дверью, но не знал, как её открыть.
Он вытащил из папки несколько листков и разложил их на столе. Глаза Игоря скользили по многочисленным именам детей, холодным датам смерти и скупым строчкам обстоятельств жизни.
«Как они не боялись так тяжело жить и так рано умирать?»
И вдруг дверь открылась.
Игоря пронзило понимание. Яркое и очевидное, всё осветившее.
Его предки жили ДРУГ ДЛЯ ДРУГА.
А когда живёшь для другого, то ничего не боишься.
В одиночестве смысла нет. Абсолютно одинокий человек пуст, как старая скорлупа. Для осмысленной жизни у него нет точки опоры в виде другого человека.
Сердце Игоря билось, словно после бега по крутой дороге. Он почувствовал, что произошло нечто очень важное, от чего вся его жизнь и работа пойдёт по-другому.
Он достал пластинку т-фона и решительно набрал давно известный номер.
Да, он уйдёт из литбригады и создаст философское эссе, которое никакой кибер написать не может и которое потрясёт всех, взорвёт мучительно бессмысленный и привычный круговорот жизни миллионов людей. Или хотя бы одного человека.
А может, Игорь осмелится и начнёт учить детей – тому, чему успел научиться сам.
Но сейчас он немедленно хочет увидеть Дюймовочку, свою давнюю сетевую собеседницу, с которой Игорь мечтал и боялся встретиться, потому что реальность – она всегда хуже мечты.
«Дюймовочка? А вдруг она выше тебя ростом? И некрасива?»
Да, наверное, реальная Дюймовочка будет некрасивой, но на самом деле это неважно. Некрасивые имеют право на счастье, а ум – это тоже красота.
«Плевать, чёрт побери, она всегда будет для меня Дюймовочкой, самой умной и нежной!»
Он поможет написать ей ту книгу, о которой она мечтает.
Она, очевидно, не будет сказочной маленькой феей, но и он – не книжный Мушкетёр.
Он рискнёт, потому что больше не может жить один.
Это слишком страшно и бессмысленно.
Глава 23Эта Карина
Принцессе Карине снова приснилась звезда Вега. Принцесса плавно и привычно нырнула в самый центр звезды, где её встретил углеродно-азотный термоядерный цикл, персонифицированный в бородатом гноме с геологическим молотком в толстом шершавом кулаке.
– Я решил поменять свой катализатор, – брюзгливо сказал гном. – Мне надоели алмазы, хочу попробовать изумруды.
Он указал мозолистым когтистым пальцем на любимое берилловое ожерелье принцессы.
– Снимай свой Be-3-Al-2-Si-6-O-18!
– Алмазами обойдёшься, попрошайка! – отмахнулась принцесса и оглянулась по сторонам. Почему здесь так прохладно?
Термоядерное энерговыделение в каждом грамме звёздных недр очень мало – пара дюжин эрг в секунду. Если с помощью энергии, выделяющейся из грамма звезды, попробовать нагреть грамм воды в идеальном термосе, то придётся ждать несколько лет, пока вода закипит.
Удельное выделение тепла в сердце звезды сопоставимо с теплом от кипы гниющих листьев, но, в отличие от кучи листьев, космическое светило огромно и выделившуюся энергию никуда не выпускает, пока не раскалится добела и не засветится как звезда.
Принцесса легко оттолкнулась и стала всплывать к поверхности водородно-гелиевого шара.
– Эта Карина такая вертихвостка, – проворчал вслед карлик, с лицом, перепачканным сажей, – порхает тут без всякого результата…
Карина летела и оглядывалась по сторонам – всё ли нормально?
Протон-протонная реакция вела обычную семейную жизнь: вот пара протонов неспешно соединяется, рождая в результате нейтрино, позитрон и дейтерон – ядро дейтерия.
Нейтрино, нелюдимая фифочка крохотного росточка и криминальных наклонностей, родилось – и дёру из звезды. Пролетит по всему светилу, но ни с кем не поздоровается; энергии много утащит, но ни с кем не поделится.
Позитрон – дружелюбный простак, немедленно находит себе в пару электрон и – хлоп! – аннигилирует с ним, рождая жаркие гамма-кванты.
Прожорливый толстяк дейтерон существует всего четыре секунды, жадно проглатывает любой зазевавшийся протон и, удовлетворённо отрыгнув гамма-квант, раздувается до статуса лёгкого изотопа гелия.
Эти изотопы гелия – нелюдимые аутисты. Несмотря на жаркое давление в центре звезды, которое изо всех сил старается их сблизить, они четыреста тысяч лет присматриваются друг к другу, прежде чем слиться в нормальный гелий и породить пару шустрых, как ошпаренных, протонов, которые возвращаются в начало семейной саги.
Вся история неторопливого протон-протонного цикла занимает в среднем пятнадцать миллиардов лет.
Гном углеродно-азотного цикла работает гораздо быстрее. Сначала он молотком-протоном упорно тюкает свой катализатор – ядро обычного углерода – и переводит его в азот. Потом гном быстро, за семь минут, ржавым штопором выдёргивает позитрон из ядра азота, превращая его в тяжелый изотоп углерода.
Снова протонным молоточком: тюк-тюк! – и из тяжёлого углерода гном выковывает тяжёлый изотоп азота. Тем же молоточком гном делает из азота кислород, а из кислорода, с помощью любимого штопора, – ещё более тяжёлый азот.
Из-под молотка гнома то и дело вылетают искры гамма-квантов и маленькие урки с злобными лицами – нейтрино. Работа непростая: гном при перековке одних элементов в полторы минуты укладывается, а другие ему триста миллионов лет приходится долбить.
Вот бородатый гном ловко – тюк-тюк! – раскалывает азот на обычный углерод и ядро гелия. Цикл завершён – гном создал из протонов ядро гелия, вернул себе углерод-катализатор и наклепал множество гамма-квантов, полезных для обогрева звезды.
Мощные кванты собираются в стаи и пробуют вылететь из звезды. Тысячи лет они пробиваются из огненных недр наружу, раскалываясь вдребезги о встречные атомы, поглощаясь и переизлучаясь. Ещё не добравшись до поверхности, они устают и ослабевают до видимого света, для которого вещество звезды уже не прозрачно.
Тем самым звезда окончательно запирает излучение.
О, это очень опасно! Свет поймать легко, но удержать трудно. Остановленная волна квантов стремительно нарастает – начинается разогрев светила. Так и до беды недалеко! Паровые котлы многое могут рассказать о перегреве и взрывах.
Печка звезды раскаляется до тех пор, пока плотность нижних слоёв не становится меньше плотности верхних. И тогда горячий пузырь внутренней перегретой плазмы начинает всплывать, одолевая с помощью архимедовой силы более холодные внешние слои и вынося внутренний звёздный жар к границе. За первым пузырём следуют другие.
Неустойчивая по критерию Релея – Тейлора звезда проходит точку бифуркации и закипает: в её внешних слоях возникает конвективная зона, которая переносит обессилевшие кванты наружу быстрее, чем если бы они пробивались через звёздное вещество сами.
Каждый повар знает – если вода в кастрюльке закипела, то её температура уже не будет подниматься. Кипение космического светила тоже означает стабильность – разогрев недр прекращается и угроза взрыва звезды отступает.
Планеты возле звезды и человечки на них этому факту очень рады.
Карина внимательно рассмотрела конвекцию: именно с её помощью вещество из космоса получает шанс опуститься до звёздной сердцевины, до термоядерного реактора.
Механизм конвекции работал безупречно: природа – гениальный инженер.
Принцесса вылетела из фотосферы, которая и была границей Веги, и вокруг Карины появилось полнеба звёзд. И засветились отражённым светом планеты – их у Веги было целых шесть, да крупных, и у каждой было своё хобби – кто кометами в футбол играл, кто стадо астероидов пас.
Самая далёкая планета – в два раза дальше, чем Нептун от Солнца, и заметно тяжелее Юпитера – увлекалась рукоделием и плетением кружев: сгребала своими руками-резонансами пыль в красивые ажурные структуры. Их было так много, что они плотно сплетались в облако-варежку возле ярко-голубой планеты.
Зелёных человечков на крупных планетах или на их мелких спутниках Карина не рассмотрела – далеко, да и неинтересны ей были зелёные человечки.
Ей больше всего по сердцу были звёзды, поэтому Карина решила дальше не лететь.
Так и не поняла принцесса, почему в центре Веги ей было не жарко. Наверное, потому, что это сон! – мудро решила Карина, миновала светящуюся звёздную корону и обернулась.
Вега тоже обернулась симпатичной девушкой в платиновой диадеме и ослепительно улыбнулась Карине.
– Я тебе нравлюсь? – спросила Вега.
– Очень! – честно призналась принцесса и проснулась.
Дзинтара зашла в кабинет Никки. Там уже сидел Хао. Никки и Хао не обратили на Дзинтару никакого внимания, а продолжали со странными лицами пристально смотреть друг на друга. Принцесса окликнула друзей:
– Эй, у меня отличные новости – мы сможем удешевить процесс бессмертия в два раза!
Никки и Хао повернулись к Дзинтаре, но с таким отсутствующим видом, что сразу стало понятно – их мысли где-то очень далеко.