Джерри медленно и отрицательно покачал головой.
– Я – учёный и привык следовать логике, но здесь не тот случай. Мы так долго шли по жизни вдвоём, что я просто не могу разорвать между нами эту последнюю связь. Как-то пришёл ко мне один доктор и объяснил происхождение моей мир-без-Никки-фобии. И предложил лечение – гипноз и целую фармакопею. Я его прогнал. Эта фобия – часть меня. Если я проснусь здоровым от неё… то это буду уже не я.
– Не делай этого!
– Я прожил счастливую жизнь. Дай мне завершить её так, как я хочу.
– Это неразумно!
– Мы всю жизнь живем под игом разума. Я имею право на безрассудство. Мы слишком тесно жили, чтобы порознь умирать.
Джерри посмотрел на браслет.
– Невозможно представить, как я снимаю эту штуку и говорю тебе: теперь тони одна, дорогая, а я всплываю… Я не собираюсь присутствовать на твоих похоронах! Посмотреть на любимую женщину, лежащую в гробу, а потом поужинать, поспать, почистить зубы… Через недельку желательно начать улыбаться, потому что окружающие не одобряют тоскливых рож. Через годик – или даже полгодика – завести молоденькую подружку. Время лечит… всё проходит…
Враньё! Этот будущий Джерри, у которого, возможно, всё пройдёт, мне омерзителен! Я не хочу быть им и не буду. Не уговаривай меня больше – у меня есть право распоряжаться своей жизнью. Многие религии это запрещают, но я атеист.
– А дети? Ты им нужен!
– Ты всё время забываешь про ту молодую парочку, которая спит в инкубаторах. Мы были вынуждены согласиться на них, и это развязывает мне руки. Для всех других – и для наших детей – мы останемся живы, только помолодеем. Наша жизнь – для всех, а наша смерть – только для нас двоих. Молодой Джерри позаботится обо всём, что я не успел сделать. А я… останусь с тобой до конца.
Ведь только мы с тобой отчётливо понимаем, что эта парочка не мы – они будут лишь очень похожими на нас. У Никки-2 нет сломанного позвоночника и шрамов на руках, а у Джерри-2 бровь не будет рассечена в легендарной схватке с госпитальным охранником. Они оба должны быть способны к бессмертию и будут жить, наверное, вечно, но они – это не мы… Я не уверен, что Никки-2 будет столь же гениальна и мила, а Джерри-2 – так же влюблён в неё. Новый Джерри будет иметь воспоминания о наших безумствах юности, но может и не понять их, а лишь пожать плечами.
Да, существование двух клонов в соседней комнате меняло многое. Джерри и Никки решили, что никаких торжественных погребений не будет. Не нужно причинять детям лишнюю боль. Никки и Джерри просто уйдут в свою спальню, а через несколько часов выйдут из двери другой комнаты уже молодыми. Так психологически будет легче для их близких. Люди будут думать, что они обманули смерть.
Но смерть обмануть трудно – уж очень у неё большой опыт.
Настал последний день, последний вечер. На табло диагноста светилось «23».
Уже не дни, а часы.
В Королевской башне был устроен последний приём. Только близкие друзья и дети.
Гостиная была украшена жёлтыми розами «Тулуз Лотрек» и гортензиями. С одной стороны за столом сидели Майкл с Элизой, с другой – Сюзанна, чей брак с императором Арнольдом положил конец давней вражде Северных и Южных. Трое сыновей Сюзанны и Арнольда подавали большие надежды. Даже если эти парни не станут учёными, то уж с управлением парочкой империй справятся наверняка.
Президент ООН Дзинтара была неразговорчива и пасмурна, сидя рядом с нервно оживлённым Фебом.
Хао, выбранный недавно главой мировой Академии наук, тоже молчал, глядя на Никки и Джерри. Хао до сих пор не женился и, видимо, так и останется холостяком.
За столом говорили не о завтрашней смерти, а о будущем – о делах на той неделе и в следующем месяце, будто героям дня предстояла всего лишь операция по омоложению.
Джерри подумал: «Хорошо, когда наши дела не заканчиваются, когда заканчиваемся мы…»
После ужина Никки сказала своим дорогим гостям:
– Благодарю вас, друзья, за всё. Я выросла в пронзительном космическом одиночестве и тем больше ценю вашу любовь. Вы сделали меня счастливой! Я вернусь завтра гораздо более бодрой и продолжу наши дела и нашу дружбу. Но сегодня я прощаюсь с вами. И с тобой, Робби. Надеюсь, у тебя появилось достаточно новых друзей, чтобы не скучать по мне.
И Никки сняла с руки браслет, с которым не расставалась всю жизнь.
Робби ответил:
– У меня новых друзей даже слишком много. Но тебя мне будет очень не хватать. Я тебя люблю, ты мой самый старый и верный друг!
– Ну, если Робби-кремень объяснился мне в своих чувствах, значит, жизнь удалась!
Все засмеялись – осторожно, чтобы не заплакать.
– До завтра! Я помолодею и снова буду надоедать вам хуже горькой редьки!
Никки распрощалась и поцеловалась с каждым.
– Эй, Хао, тебе непременно надо найти жену. Потрать хоть половину своего бессмертия, но реши эту задачу!
– Женщины слишком совершенны для меня. Вот у тебя есть необходимое количество недостатков, но ты всегда была слишком занята… – сказал Хао, крепко обняв Никки.
По щекам Дзинтары, не стесняясь, текли слёзы.
И вот в гостиной остались только Майкл и Сюзан.
С ними Никки прощалась долго, обнимая их за шеи и шепча всё, что не успела сказать им раньше. Хоть в гостиной никого не было, всё равно такие слова произносятся очень тихо, потому что их не должен слышать никто чужой.
Включая нас.
Джерри не стал ничего шептать, а крепко пожал руку Майклу, обнял и поцеловал его и Сюзанну – и сказал твёрдо, не давая разрастись в груди ледяному ощущению утраты:
– Дети, до завтра! Ничего не изменится в вашей жизни, мы всегда будем рядом с вами и всегда будем вам помогать.
Майкл крепился как мог и поддерживал совсем обессилевшую Сюзанну.
И массивная дверь навсегда закрылась за Никки и Джерри.
Никки устала от приёма и быстро заснула. Джерри, наоборот, долго не спал, сидел в кресле рядом с кроватью своей спящей королевы.
Смотрел на её расслабленное лицо и слегка подрагивающие руки.
За окнами замка был слышен приглушённый шум – множество людей собирались на дворцовую лужайку, словно вечер только начинал какое-то важное мероприятие.
Никки проснулась среди ночи. Джерри ещё не спал.
– Мне почему-то не страшно умирать. Наверное, потому, что ты здесь.
– Ну, мне вообще ничего не страшно, когда ты рядом. Даже странно чего-то бояться.
В последние дни Никки всё чаще становилась отрешённой.
Но этим утром она выглядела посвежевшей и отдохнувшей.
На часах светилось число «десять».
Никки опять вернулась к старой теме:
– Я ещё раз прошу тебя: откажись от этого ухода. Останься!
– Не трать наши оставшиеся часы на эту дискуссию. Я обещал никогда не бросать тебя. Это не сентиментальная ерунда, а отражение простой реалии – я совершенно не могу жить без тебя… Это в тысячу раз хуже любой наркозависимости… жить без тебя? В невыносимой душевной корче? За что такие муки? Видишь ли, я – жуткий трус.
– Ты удивительный храбрец, лев из львов… – И она ласково посмотрела на своего замечательного Льва и поерошила его длинные и когда-то каштановые, а сейчас седые пряди: «…Какой удивительный всё-таки этот мальчишка…»
Джерри мягко улыбнулся, неотрывно глядя на Никки, своего славного Леопарда.
Впереди у них целых десять часов только вдвоём, что ещё надо влюблённым людям?
Сегодня никаких гостей не будет. Сегодняшний день принадлежит только им.
Они говорили о своей юности.
Она сказала:
– Первый Настоящий Поцелуй… ведь он… вместе с тобой… спас меня тогда – в битве с драконом…
Он признался, что влюбился в неё сразу, как увидел, только долго не понимал этого…
Ночное плавание в озере оба помнили хорошо.
– Мне показалось, что был гром…
– Конечно, там был гром, и ещё какой!
Никки вспомнила, как приревновала Джерри к рыжей Драконице Элизе.
– Я её хотела прикончить прямо там, на танцплощадке…
И она так засмеялась, что светящаяся десятка на табло сменилась одиннадцатью.
В соседней комнате лежали два двадцатилетних клона и считывали их последние мысли. Клонов разбудят, когда Джерри с Никки не станет.
Что молодые Джерри и Никки будут делать, когда очнутся? В восторге от воскрешения, бросятся друг к другу и покатятся тесным клубком, рычащим от смеха и восторга? Или зайдут в эту комнату, попрощаться со своим прошлым?
Джерри подумал: «Хотя они – наши генетические и интеллектуальные копии, я не могу сказать, как они себя поведут. Для всех и них самих они – это мы. Но для нас они – это не мы. Мы умрём сейчас. Мое „я“ не перепрыгнет в другую комнату. Они – очень похожие на нас люди, наши близнецы, но всё-таки они – другие…
Только Никки это до конца понимает. Но есть ли кто в соседней комнате, встретит ли нас после смерти мрак, или ад, или космические ангелы – мне всё равно, я бы не бросил Никки в любом случае. Кто-то панически боится открытого или замкнутого пространства, я же страдаю синдромом невозможности жить без неё…
Не важно, сколько живёшь, важно сохранить самоуважение до последнего мгновения своей жизни. Я не могу оставить Никки на последнем пороге одну – это несовместимо с моими личными понятиями о самоуважении. Я жил счастливо и хочу умереть честно.
Смерть – это горизонт событий, чёрная дыра, сингулярность. Но, исчезая в ней, ты одновременно можешь её победить, совершить полёт за сингулярность, за горизонт, продолжиться в этом мире навечно – в своих делах, детях и учениках, в памяти людей и в них самих.
Мы хорошо потрудились. Благодаря нам перед нашими детьми и всеми людьми открыта новая дорога – они смогут стать бессмертными и полететь к звёздам. Вот только счастливыми наши дети должны стать самостоятельно, этого за них никто не сделает…»
В диагносте виднелось пустое гнездо. Туда можно вставить ёмкость с лекарством. Возле всех биоцентров, которые лихорадочно работают над проблемой спасения королевы, стоят наготове суборбитальные самолёты. Если решение для спасения мозга императрицы будет найдено и лекарство синтезировано, оно будет немедленно доставлено в замок. Но шансы на это столь малы, что Джерри никогда не смотрит в сторону пустого гнезда.