— Это что! Я вот однажды с двадцатью тоннами куриных яиц попал в метеоритное поле…
Из пассажирского салона появился Думан. Остановившись рядом с креслом Шахревара, он деловито глянул по сторонам сквозь широкое окно.
— Как адмирал? — осведомился паладин.
— Что? А, Ганнибал… Плохо ему, но держится. — Молодой человек умолк, о чем-то думая, затем произнес: — Шах, хочу тебя попросить.
— О чем?
— Прояви снисхождение к моему брату. Он всегда был хорошим парнем. Я не знаю, что случилось на Рохе. Но думаю, он не виноват.
— Чего ты хочешь от меня?
— Выпусти его. Негоже парню сидеть взаперти.
— Это исключено. Не подумай, что я не доверяю твоему мнению. Как раз наоборот… — Шахревар ощупал помятый где-то налокотник. — Просто я сам не готов воспринимать Даймона как заблудшую овцу, а не как предателя.
— Тогда хотя бы верни ему меч.
Паладин дотронулся до катаны, лежащей у него на коленях.
— Меч? — удивился Шахревар. — Почему меч?
— Видишь ли… Отец с детства обучал нас забытым искусствам, в частности фехтованию. Он учил относиться к нему с любовью и уважением, словно к близкому человеку. Мне фехтование не слишком нравилось, меня всегда интересовали паранормальные силы, ибо в них заложен несоизмеримо больший потенциал. Но Даймон увлекся этим искусством. Оно заложено у брата в крови. Сколько его помню, он не расставался с деревянной палкой, которая на уроках отца заменяла меч. Я не знаю, где он нашел настоящую филлийскую катану, но, думаю, что он влюбился в нее без памяти. И теперь, лишившись ее, страдает там, в грузовом отсеке. Этот меч ему даже не друг… Он часть моего брата. Даймону сейчас так же больно, как Ганнибалу, лишенному руки.
Шахревар озадаченно кашлянул.
— Ты рассказал странную историю.
— Так не дашь?
— Если Дикому, запертому в клетке, протянуть пистолет
— Он не Дикий. Он настоящий человек, Шахревар. Паладин осторожно провел ладонью по клинку. Как знать, быть может, этот меч станет еще одним защитником человечества. Хотя верится слабо.
— Ладно, — ответил телохранитель. — Уговорил.
Устало откинув голову, Ганнибал рассматривал металлические ребра жесткости, подпирающие потолок. Двигатели не работали, и в отсеке стояла тишина. Из пилотской кабины доносился негромкий разговор Шахревара и Думана, впрочем, слов было не разобрать.
— Как это случилось с вами, адмирал? — тихо спросила Серафима.
— Вы о руке? Моя рука лишь малая часть бед, которые принес Союзу кошмарный демон.
— Игнавус повинен в смерти моей матери.
— Сколько же он натворил! — сокрушенно произнес адмирал, — Знаете, я воспитывался в церковном приюте. На протяжении восьми лет в меня вдалбливали священные писания, «Апокрифы», свидетельства присных. Меня заставляли молиться на созвездие Волка четыре раза на дню, стоя на ледяном ветру. Когда я бежал оттуда в пятнадцать лет, то отчетливо понимал, что после всех учений не верю ни в Десигнатора, ни в Темного Конструктора. С этим неверием я дослужился до адмирала. И к вере меня вернула не церковь, а советник президента, который стирал свой лик, обнажая гадкую козлиную морду.
— Я думаю, что многие люди не верили, — сказала Серафима и на миг замолчала, осознав, что говорит о себе. — Но они пересмотрят свои взгляды… Атеисты обратятся к церкви. Только, как мне кажется, она им не поможет. Церковь исчерпала себя. Ведь нельзя поклоняться богу, которого больше нет.
— Церковь никогда не служила богу. Она закостенела в своем мировоззрении, которое осталось таким же, как и тысячу лет назад. А между тем «Апокрифы» свидетельствуют, что на протяжении веков наш бог непрерывно эволюционировал. Это позволяло ему находить в космосе новые источники силы. И не отставать от Зверя, который тоже не сидел на месте. Пока наш бог развивался и шел вперед, священники остались там, где он был много веков назад. Пути бога и тех, кто ему молится, разошлись. Поэтому во время сегодняшних богослужений святые отцы общаются не с богом, а с пустотой.
— Как вы думаете, почему он умер?
— Этого я не знаю. Наверное, совершил ошибку. Люди совершают малые ошибки. Боги совершают большие. Но без ошибок не существует движения вперед.
— Если только они не заканчиваются смертью.
— Смерть тоже несет в себе развитие.
Он сжал зубы, пережидая приступ боли из покалеченной руки.
— Однако смерть Десигнатора лишила нас мистической поддержки в борьбе с Темным Конструктором. Я, как и большинство солдат Союза, человек практичный. Я знаю, что делать, когда враг прижимает эскадру к планете и держит под плотным огнем. Я знаю, как справиться с эшелонированной обороной. Но я бессилен против тварей, которые могут стереть свое лицо или сделать невидимым взвод солдат, потому что не понимаю этой силы… Падение Ковчега — серьезный удар. В настоящее время у нас нет мистического лидера, который смог бы противостоять сенобитам и Темному Конструктору.
— Остался еще телохранитель нашей семьи, — напомнила Серафима. — Он могучий паладин. Я верю в его силу. Верю, что он сможет победить сенобитов.
— Давайте вернемся к этому разговору на борту «Союза Нерушимого», — предложил адмирал. — А сейчас, если вы позволите, я хотел бы немного отдохнуть.
— Конечно. Набирайтесь сил. Вы нам очень нужны. Какое счастье, что Шахревар освободил вас, адмирал!
Ганнибал уже закрыл глаза, но на последних словах вдруг открыл их.
— Шахревар? Так зовут того юношу?
— Нет, — растерялась Серафима. — Шахреваром зовут паладина.
— Но меня освободил вовсе не паладин. Девушка невольно посмотрела на Нину Гату, блаженно дремавшую в кресле напротив.
— А кто же тогда?
— Тот самый юноша с задумчивыми глазами.
В груди стало тесно. Сиятельная дочь с трудом глотнула воздуха, а Ганнибал продолжал:
— Знаете, Серафима, я воюю с восемнадцати лет, побывал во многих горячих точках, но никогда не видел подобного. Одним лишь мечом мальчишка расправился с элитными гвардейцами Натаса.
— Правда? — выдавила она из себя. Изумление, перемешанное с непонятным счастьем, стремительно заполняло ее.
— Да, — качнул головой адмирал. — Кто он такой? Он сказал, что вы послали его.
Не в силах больше сидеть на месте, Серафима вскочила, сделала шаг куда-то, затем вернулась.
— Да, это я его послала. Его зовут Даймон Зверолов.
— Он здесь, на борту? Мне бы хотелось еще раз повидать его.
— Вам нужно отдохнуть, адмирал, — произнесла сиятельная дочь, тщательно скрывая волнение. — Я приведу его, как только вы наберетесь сил.
6
Слева на огромном пространстве бушевало жестокое сражение. Сгорали силовые поля, броня рвалась как бумага, вспышки и взрывы колыхали пространство словно ветер простыню. Черные звездолеты наваливались на заорбитальные крепости, упрямо прорываясь сквозь заградительный огонь орудий и лазеров.
До флагмана Рапа, стоящего в районе уничтоженной крепости, долетали лишь отсветы этого бешенства. Эскадра броненосцев выстроилась стеной, защищая судно своего полководца корпусами и силовыми полями.
После гибели хтонического змея — исчадия Баратрума, чей возраст исчислялся от основания времен, — часть броненосцев была уничтожена огнем Союзного флота. Однако Р'уаги сумели перестроиться и остаться на занятых позициях. К тому же подошел резерв, который Рап сразу бросил под огонь второй эскадры. И сейчас эти звездолеты гибли в жестокой битве, выполняя сразу несколько важных функций: они изматывали людей, истощали их боеприпасы и позволяли выиграть время до прибытия флота Натаса, спешащего с другой стороны Бутылочного Горлышка.
К флагману подошел синий элитный шаттл, испещренный серебристыми знаками. От него на борт протянулся герметичный трап. Палубы погрузились в безмолвие, вслед за которым раздались отчетливые шаги, странным образом слышимые в каждом уголке корабля. Бесстрашные Р'уаги прилипали к полам и переборкам, ощущая нарастающие ужас и панику, а их сердца больно колотились в такт этим шагам. Каждый удар был сильнее предыдущего, и если бы шаги не переместились на трап, многие бы испустили дух. Орки испытали невероятное облегчение, когда первый помощник бога покинул флагман.
Поговаривали, что поначалу пилоты синего шаттла дохли один за другим, не выдерживая замогильной жути, которая повсюду сопровождала демона. Поэтому Темный Конструктор дал Рапу двух бывших людей — отличных пилотов, которые не знали чувств и боли, потому как были мертвы.
Едва шаттл отделился от массивного борта флагмана, как его окружили четыре звездолета охраны. Прикрываясь за безвольно плавающим телом хтонического змея, растянувшимся на сотню миль, адский кортеж взял курс на Рох.
А на самом Рохе орки-завоеватели презрительно щурились со стен орудийного форта на тусклое солнце, взобравшееся на небо. Внизу горели фермерские поселения, подожженные из настенных лазеров. Дым застелил небо грязным полотнищем, прикрыв солнце, и это принесло оркам хоть какое-то удовлетворение. Главное, чего они ждали, — это ночи. Чтобы вновь на небе открылся, как на ладони, человеческий флот. Тогда они смогут расстреливать его из планетарных орудий, и людские корабли будут вспыхивать, словно сверхновые звезды.
Орки надеялись, что на этот раз ночи хватит и они расправятся с остатками человеческого флота. Тогда для черно-синих полчищ не останется никаких препятствий, чтобы хлынуть в Верхние миры и затопить их. Это случится скоро. Только побыстрей бы с неба убралось мерзкое светило, побыстрей бы повернулся Рох…
В тесном грузовом отсеке Даймон сидел на полу, полностью отрешенный от внешнего мира. Для него не существовало ничего, кроме Могильщика — абсолютно совершенного меча, обладающего разумом. Парень был готов смотреть на него без конца, взглядом лаская линии и изгибы стали. Даймону казалось, что чем больше он смотрит на меч, тем глубже погружается в его непознанную суть.
Зверолов положил пальцы на длинную оплетенную рукоять. Один за другим сжал их, чувствуя, как от каждого прикосновения растет возбуждение. Когда рукоять полностью оказалась в его власти, он потянул…