– Прекрати пищать, – громко сказал Канза.
– Кто бы говорил, – пробормотала я, испуганно оглядываясь по сторонам в поисках призраков. Это был просто сон. Сознание тщетно пытается найти выход из тоннеля, поэтому сон и явь переплелись в нечто кошмарное
– Пойдем, – чересчур бодро скомандовал Канза. Он, словно пушинку, подхватил спящую Анни на руки и мотнул головой, приглашая продолжить бесславный поход за свободой.
Канза вроде бы повеселел, но каждый раз, когда он скользил взглядом по мирно спящей Анни, на его лице появлялась тень страха.
– Сначала будет больно, а потом ты перестанешь обращать внимание на эту ерунду, – передразнила я его. Он нахмурился, а потом вспомнил тот наш первый разговор.
– У нас нет года, в этом вся проблема, – как можно тише прошептал он.
Мы продолжили путь. Анни проснулась только через пару часов. Она потребовала, чтобы Канза опустил ее на землю, так как хотела продолжить идти сама. Бармен был не против. Мы шли молча. Периодически кто-то из нас решал начать разговор, чтобы забыть то отчаяние, в котором мы все пребывали, но шутки слишком быстро заканчивались, а темы изживали себя. В конце третьего дня мы обнаружили, что вода заканчивается.
В целях борьбы с тишиной Канза периодически включал браслет в режим новостей. То и дело говорили о беглецах. Томас Пирр считал, что мы разносчики вируса, вырвавшиеся на свободу, и нас нужно немедленно утилизировать. Однажды я услышала и свое имя. «Ника Морган – государственная преступница номер один, но стоит ли переживать по этому поводу? Стоит ли переживать, если угроза номер один – это шестнадцатилетняя девочка, пусть и умная, но так и не прошедшая обучение в своем отделе». Из его речи ясно следовало, что я просто дурочка, оказавшаяся достаточно талантливой, для того чтобы сбить два десятка людей с пути ко Всеобщему Счастью.
По моим подсчетам, мы брели уже неделю. Тоннель очень редко изгибался или поворачивал. Я стала привыкать к темноте, тишине, нехватке кислорода и даже к местным крысам. Неплохо к ним стала относиться. В конце концов, это же еда. Поначалу мысли о том, чтобы словить и съесть крысу, смешили, потом стали казаться вполне реальными. Одна крыса так долго шла вместе с нами по рельсам, что я уже стала считать ее нашим проводником.
– Может, поймать? – предложила Анни, указывая на крысу.
– Ни за что. Считай ее моим домашним питомцем, – отрезала я.
От нехватки воды страдала только я. Канзу и Анни нужно было заставлять пить и есть, так как они не чувствовали ни жажды, ни голода, а следовательно, могли идти ровно до тех пор, пока просто не упали бы замертво.
– Не понимаю. Если ребята нашли выход, почему они не послали кого-нибудь за нами? – сказала как-то Анни. В этот момент она вдруг покачнулась и упала без сознания. Кана успел ее подхватить. С трудом, но мы все-таки смогли привести ее в чувство и заставили выпить всю оставшуюся воду. Было понятно, что если не найдем в ближайшее время выход, Анни долго не протянет. Она умирала. Мы все здесь умирали, но она была намного ближе к последнему рубежу.
Я чуть ли не побежала вперед. Макс, теперь Гасион – все, кого я считала друзьями, покидают меня. Какие все-таки осторожные формулировки у мыслей в последнее время. Макс – мой друг. Гасион? Он друг с поразительными глазами. Умирающий друг. Рекомендованный контакт. В любом случае никто не придет, не спасет и не поможет. Они просто не могли поступить иначе. Есть только одна верная траектория. Ее можно просчитать или нет, но она все равно только одна. Я стала идти медленнее. Канза и Анни остались далеко позади.
Глава 31
Что-то здесь изменилось. Бетонные стены тоннеля выглядели как и прежде. Что тогда не так? Шум. Нет, не бесконечно правильное бормотание или проекции из браслета Канзы, а настоящий шум. Упоительно настоящий шепот то ли ветра, то ли еще чего-то, созданного природой. Вдалеке показалось нечто странное. Точка, в которую должен сужаться тоннель, была неправильной, чуть расширенной формы. Это значит, что там что-то есть!
Я побежала что есть сил. Наверное, километр, преодолела с такой скоростью, что, пожалуй, сдала бы экзамен в элиту военного сектора. Наконец, я добежала к цели. Груда железа синего цвета. Почему-то этот цвет всегда ассоциировался с чем-то ужасно старым. Кабина обтекаемой формы стояла на какой-то сложной конструкции, прикрепленной к рельсам. То есть это то, что в наших учебниках называлось поездом. Их уже давно не используют. За ним был конец тоннеля. Стена. Просто наглухо заложенная кирпичами стена. В глазах появились слезы досады. Через минут десять сюда придут Канза и Анни. Тогда они узнают, что надежды больше нет. Да, они не сгнили в камере Тортура, они сгниют в тоннеле. Их даже никто не похоронит.
Стоп. Даже из Тортура люди бегут, всегда есть выход. Перед глазами возник тот странный образ, приснившийся на днях. Поезд сюда кто-то пригнал. Не кто-то, а обитатели галереи. Я тут же забралась внутрь. Здесь никого не было. В конце салона, усеянного двухместными лавками противно-серого цвета, показались очертания то ли человека, то ли просто кучи тряпья. Пришлось подойти поближе. Это был человек. Гамори. Вырос в производственном секторе, на третьем уровне. Он был мертв. Его глаза кто-то заботливо закрыл. Гамори был блаженно спокоен. Тут было достаточно холодно, поэтому тело его еще не было обезображено признаками разложения. Сколько он здесь провел? Судя по всему, достаточно долго.
Вдалеке показались две одинокие фигуры. Сейчас Канза и Анни навсегда лишатся надежды. А ведь в этот самый момент Канза мог наливать Агаресу один из лучших своих коктейлей или придумывать новую иллюзию.
Вдруг до меня дошло, что здесь намного светлее. Я даже цвета различить могу. Канзы с его браслетом нет, то есть по идее можно различать лишь очертания предметов, а не цвета. Я стала беспомощно оглядывать стены тоннеля. Есть. Ровно над крышей поезда виднелась тонкая щель, сквозь которую пробивался спасительный солнечный свет. Я полезла на крышу поезда.
– Эй, защитница крысиных прав, помощь не нужна? – весело поинтересовался Канза.
– Еще раз так меня назовешь… – Кроу не дал договорить. Он бесцеремонно пододвинул мою ногу к какой-то планке, на которую можно было встать. Сам Канза легко и непринужденно подтянулся на руках и забрался на крышу, а затем помог Анни.
В проеме то и дело мелькали очертания чужих ног. Канза отодвинул меня и тоже стал пытаться открыть подобие двери. Пришлось спуститься вниз и найти в салоне поезда проволоку. Последний взгляд на упокоенного здесь Гамори, и я снова лезу на крышу. С проволокой дела пошли быстрее. Еще через пять минут нам удалось открыть защелку.
Если бы мы подумали хоть секунду, то ни за что бы не сделали этой глупости. Нужно было подождать ночи и выбраться наружу, когда в щели перестанут мелькать чужие ноги, но мы слишком устали брести по тоннелю, лишенному света. Бесконечно грязные и измученные, я, Канза и Анни счастливо щурились от света заходящего солнца. Вокруг бегали люди. Они были чем-то заняты. Одни тащили какие-то ящики, другие орали. Пятый уровень, сельскохозяйственный сектор, поняла я, заметив татуировку на одном из проносившихся мимо парней. Мы были рядом с производственной базой. Я оглянулась. Сбоку от нас было нечто совершенно нереальное. Бесконечная вода, сливающаяся с линией горизонта. Океан. Ровно по линии, где небо сливалось с водой, шла дуга. Гигантская, чуть изгибающаяся линия в двух местах почти перерезала горизонт.
– Монорельс, – тихо выдохнула Анни.
Люди с ящиками загружали поезд, стоявший как раз над нами. К дороге на горизонте шла длинная, построенная прямо над водой магнитная линия. По ней поезд должен был выехать на свой круг, чтобы развозить необходимые товары. Этот монстр имел мало общего с тем доисторическим монстром, оставшимся внизу.
– О, а все ваши уже здесь! Пойдемте, я вас проведу к вашему отряду. Вы даже не представляете, какая это для нас честь… – я беспомощно обернулась и увидела прямо перед собой мальчика лет десяти. Он смотрел на нас с таким нескрываемым восхищением, что становилось неловко. – Пойдемте, пойдемте. Вы, наверное, устали. Наверно, тоже не привыкли ездить на такие расстояния. Этот побег весь ваш сектор, наверное, на уши поставил… – мальчик не затыкался всю дорогу. Мы с Анни и Канзой то и дело переглядывались, но все-таки шли за ним следом.
Мальчик привел нас к двухэтажному зданию, построенному очень давно, но все-таки отремонтированному. Повсюду стоял неповторимый аромат свежих фруктов и овощей. Последние на сегодня солнечные лучи окрашивали все в потрясающе уютные оттенки оранжевого.
– Что же вы? Обычно военные более решительные и рот всегда мне затыкают на первой же минуте, а вы такие дружелюбные. Или это потому, что вы устали? Ничего. Завтра продолжите поиски… – мальчик говорил бы еще долго, если бы я бесцеремонно не отодвинула его в сторону и не прошла внутрь здания. Канза и Анни проследовали следом.
Из ближайшей к нам комнаты доносились голоса. Андрас и Гасион, я сразу их узнала, но входить не решалась.
– Вы должны были пойти, – тихо и отчетливо проговорил Гасион. Я знала эту интонацию, так Гасион говорил, когда был на грани бешенства. Чем тише и спокойнее голос, тем более он зол. Сейчас его голос был почти шепотом.
– Если бы был хоть какой-то шанс, я бы первым пошел. Там больше трехсот километров. Поезд разбился вдребезги. Ни еды, ни воды у них нет. Повсюду военный сектор. Их окружили. Они умирают. При всем желании, Гасион, они бы никогда не добрались. Это невозможно, – я впервые слышала, чтобы Андрас так много говорил. Обычно он ограничивался двумя-тремя словами, а тут целая речь.
– Извини, мы не знали, что это невозможно, – беспечно заявил Канза, открывая дверь.
Гасион и Андрас застыли в немом оцепенении. В следующие секунды Гасион уже пытался обнять меня, а я привычно вырывалась.
– Почему вы не пошли за нами? – громким и дрожащим от подступающих слез голосом прокричала Анни. Канза тут же сжал ее руку, чтобы та пришла в себя, но Анни еще громче прокричала. – Почему вы не пошли, я спрашиваю?