— Да нет, ничего странного, — спокойно объясняет мне Лидия Борисовна. — Дядя Вилли никогда не терял ни головы, ни самообладания.
У моей сестры, скончавшейся почти два года назад, редкое для России имя — Эвелина. А то, что американская разведка совсем не дремлет, — это точно. Там в США, понимали: попалась им в руки фигура крупная. Сколько таких разведчиков могло быть в Союзе? Пять? Десять? Двадцать? И по необычному имени дочери, по сопоставлениям, экскурсам в прошлое могли бы догадаться, что какого-то замухрышку в Штаты не пошлют и арестовали они советского нелегала Фишера, не раз работавшего за кордоном. А Лидия, Лидуша — типично наше, распространённое. Через меня им на него никак не выйти, и мой приёмный отец понимал это. К тому же, когда он писал “дочь Лидия”, и на Лубянке, и мама Эля знала, что письмо точно от него, тут никакой с американской стороны игры: никто наших историй с удочерением знать не мог. Я — урождённая Лебедева. Мама Эля, Елена Степановна Лебедева — жена Вильяма Генриховича Фишера, сестра моего родного отца — Бориса Степановича Лебедева. Но он был горьким пьяницей. А родная моя мать умерла от туберкулёза лёгких, когда я ещё в школу не ходила. И мама Эля взяла меня к себе. Я всю жизнь до замужества прожила с ними — пять человек в коммуналке, в двух комнатах на Самотёке, потом на проспекте Мира — дядя Вилли, мама Эля, Эвуня, так я зову Эвелину, и моя бабушка. Дядя Вилли всегда называл её уважительно — Капитолина Ивановна.
РАЗВЕДЧИК-НЕЛЕГАЛ К.Т. МОЛОДЫЙ
23 марта 1961 года в известном уголовном суде высшей инстанции Олд Бейли завершился судебный процесс, основным из действующих лиц которого являлся канадский бизнесмен Гордон Лонсдейл. 25 лет тюрьмы — таков был приговор суда. Имя этого человека тогда не сходило с первых полос английских и американских газет. Но только спустя многие Годы мир узнал, что под этим именем в Англии работал кадровый советский разведчик полковник Конон Трофимович Молодый.
В первые годы службы во внешней разведке КГБ СССР я познакомился с двумя разведчиками-нелегалами. В кратком очерке я уже рассказал о Рудольфе Абеле (Вильяме Фишере). Теперь на основе рассекреченных документальных материалов попробую поведать ещё об одном легендарном советском разведчике-нелегале — Кононе Молодом.
Конон Трофимович Молодый родился 17 января 1922 года в семье научных работников. Отец Конона преподавал в Московском государственном университете и Московском энергетическом институте. Мать была профессором Центрального научно-исследовательского института протезирования. Родился К. Молодый в Москве.
По приглашению тетки (тёти Тани) К. Молодый приехал к ней в США в 1932 году с разрешения правительства. Тётя проживала в США с 1914 года. Конон учился в средней школе города Сан-Франциско, где в совершенстве овладел английским языком. В 1938 году он возвратился в Москву и продолжил учёбу в средней школе, которую окончил в 1940 году.
В октябре 1940 года Конон Молодый был призван в ряды Красной Армии для прохождения срочной службы. Весь период Великой Отечественной войны находился в действующей армии, во фронтовой разведке. Принимал непосредственное участие в боях против немецко-фашистских войск. В должности помощника начальника штаба отдельного разведывательного дивизиона лейтенант Молодый неоднократно ходил в тыл противника, брал «языков», добывал необходимые командованию сведения о противнике. В боях с фашистскими захватчиками проявились такие качества К. Молодого, как смелость, находчивость и отвага.
После демобилизации из армии в 1946 году поступил учиться на юридический факультет Московского института внешней торговли. Изучал китайский язык. Окончив институт в 1951 году, остался в нем в качестве преподавателя. В соавторстве с коллегами принимал участие в создании учебника китайского языка, по которому, кстати, до недавнего времени занимались студенты языковых ВУЗов.
В конце 1951 года К. Молодый был зачислен на службу во внешнюю разведку НКВД СССР. Прошёл полный курс разведывательной и специальной подготовки по работе за рубежом с нелегальных позиций.
В 1954 году был нелегально выведен в Канаду, а затем с документами на имя канадского бизнесмена Гордона Лонсдейла перебрался в Англию, где приступил к выполнению задания Центра в качестве руководителя нелегальной резидентуры.
В Лондоне Конон занимался бизнесом, создав фирму по продаже и обслуживанию игральных автоматов. Это стало удачным прикрытием для разведывательной деятельности и легализации средств, получаемых из Центра. В 1955 году К. Молодый поступил учиться в Лондонский университет, находящийся в самом центре города, рядом со всемирно известным Британским музеем.
Характеризуя Конона, один из сокурсников по московскому институту отмечал следующее:
«У Молодого была типичная внешность разведчика — он был человеком без особых примет. Если вы, скажем, познакомились с ним вечером, а наутро вас попросят описать портрет К. Молодого, почти наверняка вы не сможете этого сделать. В памяти останется только ощущение чего-то общего и ещё приятного. Впрочем, обаяние — это уже сугубо личная его черта. Внешность его лишена каких-либо ярких национальных черт. Он легко может сойти и за англичанина, и за скандинава, равно как и за немца, славянина и даже француза».
Прошло некоторое время учёбы в университете, и Конон успел уже познакомиться поближе со многими сокурсниками. «Я сразу заметил, — отмечал позже К. Молодый, — что одна из академических групп университета резко отличается от остального контингента студентов. Средний возраст студентов этой группы был по крайней мере лет на 10 старше, чем в других группах».
В состав этой группы попал и Гордон Лонсдейл. Ему было известно, что на этом факультете обучаются редким языкам сотрудники специальных служб. К тому времени Гордон знал уже немного китайский язык. Перед ним стояла задача попасть именно в эту группу, чтобы выявить разведчиков и контрразведчиков наших вероятных противников.
«Зачислению в эту группу, — замечает далее Г. Лонсдейл, — мне способствовала секретарь Джин, с которой я познакомился ещё при посещении университета. Мне удалось легко убедить её в том, что мне будет неудобно заниматься в одной группе с молодыми ребятами. Она тут же перенесла меня в список “переростков”. Возможно, её сговорчивости поспособствовало то, что я запомнил её имя, а также и то, что преподнес ей небольшой флакончик французских духов, приобретённых мною днём раньше в Париже. Скорее всего — и то и другое».
В задачу Г. Лонсдейла помимо некоторых других вопросов входило выявление из числа студентов сотрудников спецслужб, сбор анкетных данных, изучение их личных качеств и т. д. Сделать это Гордону было не так-то просто, так как англичане редко идут на сближение с людьми из непривычного для них круга, особенно с иностранцами. Студенты группы считали себя людьми солидными, сделавшими уже определенную карьеру. К тому же почти все они были семейными. Свободное время большинство из них привыкло проводить в «своих», как говорят в Англии, клубах по интересам.
«Надо сказать, — пишет в своих воспоминаниях К. Молодый, — в Аштош, особенно в Лондоне, невероятное количество пивных. Часто встречаются две, три, а то и четыре пивные на одном перекрестке. Ну а в США, скажем, или в Канаде их ничтожное количество по сравнению с Англией. Почти у каждого англичанина (так же, между прочим, и у немцев в Германии. — Н.Ш.) есть пивная, которую он считает “своей”, причём зачастую эта пивная может быть совсем не рядом с домом. В “своей” пивной англичанин знает большинство завсегдатаев и чувствует себя почти как дома.
В процессе еженедельных посещений пивной я многое узнал о своих однокурсниках и сумел завязать неплохие отношения почти со всеми. Однокурсники знали, что фотографирование является моим хобби, и никто на наших встречах не удивлялся, увидев у меня фотоаппарат и электронную вспышку. Так за один далеко не последний вечер я сделал несколько десятков снимков и пообещал всем прислать фотографии. Ну а поскольку это было в последний день семестра, я записал адреса всех присутствующих!
В конце учёбы мы устроили прощальный вечер в одном из китайских ресторанов. Вечер прошёл весьма интересно, особенно для меня, так как на прощанье мои бывшие однокурсники рассказали друг другу, кого куда направили на работу, и все мы обменялись адресами.
Несколько человек направлялись в Пекин, многие ехали в Гонконг и так далее. Наш единственный американец Клейтон Бредт возвращался к себе на родину в США.
О нем я вспомнил много лет спустя. На занятиях он обычно сидел рядом со мной у самой стены. Он знал, что, как американца, его недолюбливали в группе, и поэтому он общался главным образом с Томом Поупом и мною. Ведь мы, как канадцы, были как бы двоюродные братья и англичанам и американцам. Он в конце концов тоже разобрался в наших “однокашниках”. И вот как-то на очень скучной лекции по китайской философии он толкнул меня локтем и сказал: “Послушай, да ведь тут все, кроме нас с тобой, — шпионы”. Он стал приводить мне различные доводы, но я продолжал настаивать, что это не так.
Бредг, разумеется, ошибался, однако я не мог ему сказать, в чём заключалась его ошибка (он сам узнал об этом много лет спустя из газет после моего ареста), тем не менее я не мог не быть довольным тем, что этот, как казалось, весьма наблюдательный человек, который сумел расшифровать подлинное лицо наших “однокашников”, не заподозрил меня в принадлежности к спецслужбам.
И если уж американец, который сталкивается с канадцами, принимал меня за канадского коммерсанта, проживавшего много лет в США, то англичан мне можно было не бояться».
Не эта ли самоуверенность привела К. Молодого к расшифровке? Думается, что нет. Ведь свой вывод Молодый сделал, не предполагая, что его могут предать. А англичанам все-таки удалось напасть на след К. Молодого и арестовать его самого и его помощников Морриса и Леонтину Коэн (Питера и Хелен Крогер).