— Кекжал!
Подобрав под себя ноги, собака сильным броском свалила нападавшего на землю. Над долиной Кара-Су в вечернем воздухе пронёсся вой аллаш-ордынца.
Асыл взмахнула кинжалом, и второй бандит, схватившись за раненое плечо, отпрянул от девушки.
— А, чорт вас побери, справиться с девчонкой не можете! — выругался Идеят и, подскочив к Асыл, ловким ударом вышиб из её руки кинжал.
На цепи продолжал метаться разъярённый Бербасар.
Из юрты выскочила Карима. Перепрыгнула через барахтавшихся на земле людей и отстегнула цепь Бербасара.
Асыл уже видела над собой искажённое злобой лицо Идеята, чёрные, как пиявки, усы, и, почувствовав, что ей нехватает воздуха, с силой развела руки врага. В этот миг на Идеята и обрушился Бербасар.
Обнажив могучие клыки, Кекжал прижимал к земле второго бандита.
Третий аллаш-ордынец, вскочив на коня, с криком: — Ля-илля! — помчался от места схватки в степь.
Асыл отползла к юрте и со страхом стала наблюдать борьбу Идеята с Бербасаром. Оседлав полуволка, турок яростно защищался от его зубов. Карима, взвизгнув, бросилась наутёк. Бербасар и Идеят откатывались всё дальше и дальше от юрты к горевшему костру. Почувствовав ожог, полуволк вывернулся из-под Идеята и отскочил в сторону. Это и спасло на время Идеята.
Тяжело дыша, Идеят поднялся на ноги и, отстегнув кабуру, выхватил револьвер. Прозвучал выстрел. Взвыв от боли, Бербасар подпрыгнул вверх и упал. Вся надежда девушки была теперь на Кекжала.
— Взять! — рука Асыл протянулась по направлению Идеята.
Бросив полузадушенного аллаш-ордынца, Кекжал кинулся на Идеята. Раздался второй выстрел. Пуля впилась в ногу Кекжала, но волкодав, словно не чувствуя боли, стремительным броском вцепился зубами в противника. Затем всё смешалось в кучу. Точно сквозь кошмарный сон Асыл услыхала третий выстрел, затем отчаянный вопль человека, и вскоре всё смолкло.
Из полуобморочного состояния Асыл вывел голос прибежавшей откуда-то Каримы.
— Кекжал загрыз бандита.
Стояли густые сумерки. Опираясь на женщину, Асыл вошла в юрту и, как подкошенная, упала на подушку.
Прошла томительная ночь.
Утреннее солнце, поднявшись над Кара-Су, осветило одинокую юрту, недалеко от потухшего костра труп Идеята, похолодевшее за ночь тело Бербасара и воющего над ним Кекжала.
ГЛАВА 7
В полдень к юрте Оспана подъехал Асат. Асыл с Каримой в сопровождении сына Газеза поспешно выехали на заимку.
Проехав границу Каражара, наши путники облегчённо вздохнули. Они были в безопасности.
На заимку прибыли под вечер.
Потрясённая последними событиями в Тургае и Кара-Су, Асыл заболела и только внимательный уход женщин и Рустема, помог ей через несколько дней подняться на ноги. Вскоре Карима уехала в соседнюю Кайдаульскую волость к родственникам.
Наступил май. В низинах буйно поднялись травы, молодой ковыль покрыл степь. В один из весенних дней, взяв с собою Кекжала, Асыл ушла к озеру, где когда-то она скрывалась в камышах от Таутабая. Похудевшая после болезни Асыл опустилась на берег и унеслась мыслями к Ибраю.
Что можно сделать для его спасения? И, не найдя ответа на свой вопрос, Асыл загрустила.
Недавно на заимку приезжал Газез. Он вместе с отрядом Болата пытался пробиться в город, но безуспешно. В ряды врага с большой группой всадников перешёл изменник Жанбосунов Абдулгафар.
Мысли Асыл перешли к Диме. Она улыбнулась чему-то и, отдавшись мечтам, долго смотрела на степь.
Недалеко от девушки, точно кланяясь, пробежал чибис, заметив коршуна, он стремительно исчез в густых камышах. Асыл поднялась с берега и побрела к заимке.
В конце мая к жилью Рустема примчался Болат. Его конь был весь в пене. Бросив поводья, всадник спрыгнул с седла и поспешно вошёл в избу.
— Ибрай убит! — сказал он с порога и, опустившись на низенькие нары, заговорил глухо:
— Вчера ночью аллаш-ордынцы зверски зарубили Ибрая и его восемнадцать товарищей.
Асыл расширенными глазами смотрела на рассказчика. «Ибрай убит!» Не хотелось верить в эту тяжёлую весть. Она совсем недавно видела Ибрая, видела его суровым с врагами, простым и ласковым в кругу партизан и семьи. Асыл закрыла лицо руками.
— Не плачь, — послышался голос Болата. — Не всё потеряно. Есть Сеит, есть Вихрев, и, поверь мне, что аллаш-ордынцев мы выбросим из Тургая, как хлам!
Бодрый и уверенный тон Болата как бы облегчил душу Асыл, и девушка с благодарностью посмотрела на него. Она знала, как тяжело переживает Болат гибель Ибрая и, вытерев слёзы, Асыл сказала:
— Болат, я хочу быть, как Ибрай, коммунисткой.
Болат ответил:
— Сеит говорил мне, что в прошлом году в Москве был съезд передовой молодёжи, которая объединилась в союз. Ты можешь быть его членом, Асыл, и помогать нам.
— Болат, мы с Димой и Асатом непременно запишемся в союз молодёжи. Так ведь, Асат? — повернулась девушка к Асату.
— Я согласен, но только учиться не буду.
— Почему? — живо спросила Асыл.
— А зачем мне грамота? Я и без неё овец умею пасти.
— Ой-бормой, — послышался удивлённый голос Рустема. — Ты, Асат, похож на ягнёнка, который не видит траву. Нет, без ученья и чабану плохо, — произнёс он наставительно.
Сидевшая возле печки Жамила́ одобрительно закивала головой.
— Есть русская поговорка: ученье свет, неученье тьма. Хватит, походили мы в потёмках. Асат, ты рассуждаешь, как ребёнок. — Жамила́ подошла к сыну. — Отец в партизанах, а ты, — заговорила она горячо, обращаясь к Асату, — не хочешь учиться. Стыдно мне за тебя перед Болатом и Асыл.
— Шеше[14], я ведь пошутил, — оправдываясь, ответил в смущении Асат. — Как прогоним аллаш-ордынцев, я буду учиться обязательно.
— То-то, — довольная Жамила́ уселась за шитьё.
Отдохнув, Болат стал собираться в путь.
— Отряд Вихрева двигается на Тургай. Возможно, он будет здесь, — сказал на прощание Болат девушке.
— Правда?! — Лицо Асыл вспыхнуло.
Прошло несколько дней. Первым о приближении отряда Вихрева сообщил семье Газез.
— Русские партизаны перешли реку Сару. На пути к ним примкнул отряд Болата. Скоро они будут в Тургае. Надо спешить. — Помолчав, Газез сказал в раздумье: — Боюсь, как бы аллаш-ордынцы не устроили очередную пакость. Они усиленно распространяют слухи, что Ибрай жив и что военная власть в городе Тургае принадлежит ему.
— А зачем? — спросил Рустем.
Газез пожал плечами:
— Не знаю. — Встрепенувшись, он произнёс: — В трудный момент герой переходит реку в сапогах, а лошадь пьёт воду в удилах — так говорят казахи. — Мы будем бороться, ак-сакал, до полной победы над врагом.
Отряд Вихрева, минуя заимку Рустема, подошёл к Тургаю и остановился в двух километрах от города.
Дима в те дни находился при штабе связным, и к Асыл ему заехать не пришлось.
Вскоре к Вихреву явился Жамал и, отрекомендовавшись начальником Тургайского гарнизона, передала якобы, просьбу Ибрая, что тот ждёт его в западном предместье города для переговоров. Не зная лично Ибрая, Николай Петрович решил взять с собой Диму и ординарца. Жамал стал отговаривать Вихрева.
— Ибрай желает говорить один на один, — заявил турок.
— Ну что ж, они нам не помешают. Степан, Дима, следуйте за мной, — распорядился Вихрев.
Ординарец и Дима перезарядили винтовки и, не спуская глаз с ехавших впереди Жамала и Вихрева, стали придерживать коней. Недалеко от места, на возвышенности, Вихрев увидел группу вооружённых людей. Впереди стоял рослый казах, одетый в форму военного комиссара, которую обычно носил при жизни Ибрай. Заметив Вихрева, самозванец приветливо помахал ему рукой.
— Ибрай? — кивнув в сторону казаха, спросил Николай Петрович ехавшего рядом с ним Жамала.
— Да, — ответил тот и поспешно повернул своего коня в сторону от Вихрева.
— Нет! — раздался тревожный голос Димы. — Это не Ибрай!
— Измена! — Вихрев схватился за клинок. Почти одновременно прозвучали два выстрела. Николай Петрович покачнулся в седле и упал. Выстрелом Степана был убит предатель Карим.
— Скачи в отряд! — крикнул Дима ординарцу, а сам бросился к упавшему Вихреву.
Раненный в руку, Степан припал к лошади и во весь карьер помчался через мост в отряд Милявского, стоявший в авангарде. Последнее, что помнил Дима, это разъярённые лица аллаш-ордынцев, которые, стащив его с седла, стали избивать чем попало.
А тем временем партизанская конница русских и казахов ворвалась в Тургай. Аллаш-ордынцы сопротивлялись отчаянно, но спастись удалось лишь немногим.
Предатели были изрублены в куски. Так велика была священная ненависть к подлым врагам народа.
Похоронив с почестями Вихрева, Милявский распорядился найти тело Димы. Но наступившая ночь помешала поискам, и усталые люди забылись тревожным сном.
Наступило утро. От реки поднимался туман, покрыл густые заросли лозняка и, поднявшись, растаял.
Озарённый первыми лучами восходящего солнца, на крутом берегу стоял Кара-Торгой. Внизу послышался тихий стон. Конь насторожился. Поводя ушами и втягивая в себя свежий утренний воздух, лошадь стояла неподвижно. Когда стон повторился, конь стал спускаться к реке. Затем чёрная его спина замелькала в густом лозняке, выбравшись на небольшую поляну, он стал обнюхивать тело молодого хозяина. Дима лежал без сознания. Утром Милявский возобновил поиски Димы. Небольшой отряд во главе со Степаном, проехав мост, поднялся на высокий берег.
— Вот здесь был убит Николай Петрович, — показывая место недавней схватки, говорил Степан своим товарищам. — Но куда мог деваться Дима? Если он убит, то его тело должно быть… — не закончив фразы, Степан приподнял руку. — Тсс! Слушайте.
Из гущи лозняка послышалось ржание лошади.
— Это Кара-Торгой!
Ординарец, невзирая на раненую руку, поспешно скатился с берега, остальные последовали за ним.
— Дима здесь! Он жив! — радостно закричал Степан.