— Береги себя, Дима. Мы тебя будем ждать, — глаза Асыл затуманились, она отвернулась от своего друга.
— Не горюй, Асыл, обязательно приеду.
Простившись с Асыл и с Рустемом, который подробно рассказал, где живёт Оспан, и пожав руки Жамила́ и Асату, Дима выехал рано утром с заимки.
Снежная равнина ярко блестела под солнцем. Воздух был чист и прозрачен, лишь со стороны жилья был слышен еле уловимый запах кизяка.
Путь был дальний, дорогу местами перемело, и в степных балках лежал глубокий снег. Кара-Торгой бежал легко и свободно. Дима коня не торопил, берёг его силы. Тем более, что от заимки до Кустаная было около пятисот километров, а овса для лошади он взял мало, больше не было. Особенно тяжёл был путь от местности под названием «Ключ». Ближайший аул от него находился далеко, и добраться туда можно лишь к вечеру. Сбиться с дороги Дима не боялся. На голых от снега холмах отчётливо виднелся след летнего тележного пути. Выбираясь из сугробов, мальчик внимательно следил за дорогой. В полдень он миновал горько-солёное озеро, которое лежало на пути, и поехал быстрее.
От яркого снежного покрова больно резало глаза, и Дима опустил козырёк шапки. Под вечер со стороны приаральских кара-кумов подул тёплый ветер. Поправив ружьё, висевшее за спиной, Дима посмотрел на бежавшего сзади Кекжала и ещё раз осмотрел местность. До аула, где он решил ночевать, оставалось километров двадцать. Впереди лежала гладкая дорога, местами пересечённая неглубокими балками. Проехав одну из них, мальчик приподнялся на стременах и поспешно схватился за ружьё. В полкилометре от себя он увидел двух волков, которые, перебежав дорогу, остановились невдалеке от неё. Кара-Торгой издал тревожный храп и остановился. Кекжал стремительно выскочил вперёд и, вздыбив шерсть, зарычал. Дима знал, что встреча с волками зимой для человека опасна: голодные звери иногда кидаются на людей. Волки улеглись возле дороги, повернув злобные морды в сторону юного всадника. Дима не растерялся. Переборов страх, он вскинул ружьё и выстрелил. Звери взметнулись и мелкой трусцой побежали в степь. Дорога стала свободной, и мальчик тронул коня за повод. Послушный Кара-Торгой, скосив тёмные агатовые глаза на удалявшихся волков, продолжая тревожно храпеть, вскоре перешёл на рысь.
Впереди, как бы охраняя коня и всадника, бежал Кекжал. Дима перезарядил ружьё и, не спуская глаз с волков, держал его наготове.
Отбежав несколько метров от дороги, звери вновь залегли в снег. Чуя их запах, Кара-Торгой заупрямился и стал перебирать тонкими ногами на одном месте. Его тело дрожало.
Неожиданно для Димы Кара-Торгой сделал большой скачок в сторону. Ружьё выпало из рук, мальчик едва не вылетел из седла. Гонимая страхом, лошадь понеслась по степи. Стараясь её сдержать, Дима тянул что есть силы за повод, но Кара-Торгой, закусив удила, продолжал свой бег.
Взглянув через плечо, мальчик увидел картину, от которой до боли сжалось его сердце. Кекжал дрался один с волками. Дима припал к гриве коня и, ласково похлопывая рукой, стал успокаивать его.
— Кара-Торгой, Кара-Торгой! — Повод коня стал слабее, и лошадь сбавила ход. — Кара-Торгой, Кара-Торгой!
Как бы прислушиваясь к голосу своего хозяина, конь перешёл на шаг. Дима повернул лошадь к дороге.
— Вперёд!
Услышав знакомое слово, конь стремительно ринулся по дороге.
«Надо выручать Кекжала», — пронеслось в голове Димы. Мальчик видел, как в неравной борьбе волкодав начал ослабевать. От нападения он уже перешёл к защите и теперь отбивался от наседавших на него волков.
Конь Димы летел, как ветер. До зверей оставалось несколько метров. «Вперёд!» Дима понёсся на ближнего от него волка. Не успев сделать прыжок в сторону, зверь был смят копытами Кара-Торгоя.
В это время Кекжал прикончил второго волка. Не выпуская повод из рук, мальчик соскочил с седла и поманил к себе собаку.
— Кекжал!
Окровавленный пёс едва дотащился до Димы и жадно начал глотать снег. Мальчик опустился возле собаки. В правом боку Кекжала виднелась рана, обмыв её снегом, Дима приласкал волкодава. Пёс дышал порывисто в тяжело.
«Добраться бы только до Оспана», — подумал с тревогой мальчик и, подобрав ружьё, часто оглядываясь на Кекжала, он повёл Кара-Торгоя к жилищу пастуха, которое было недалеко от места схватки.
Кекжала пришлось оставить у Оспана.
— Ничего, вылечим, не горюй. Я знаю эту собаку, один раз принял её за шайтана, — и Оспан подробно рассказал о случае в мазаре Батимы.
— Кекжала я доставлю Асыл. На днях собираюсь съездить в Батбаккару, а там до заимки недалеко, — успокоил он мальчика. — Обратно обязательно заезжай ко мне, а сейчас попьём чаю и — спать.
Ночью Дима несколько раз вставал с постели. Его беспокоил Кекжал. Собака лежала у порога, и по её ровному дыханию Дима понял, что рана не так уж опасна. Утром, оседлав Кара-Торгоя, мальчик долго гладил по спине Кекжала и, тяжело вздохнув, вышел вместе с хозяином из жилья.
— Будешь проезжать станицу Семиозёрную, посмотри, нет ли там скопления казаков и солдат. Весточку мне пришлёшь через надёжного человека, — Оспан назвал кустанайский адрес квартиры неизвестного Диме русского и предупредил: — Будь осторожен, никому об этом не болтай. Я тебе доверяю. Вот письмо Ибрая, — сказал он подростку, вручая конверт. — Отдай лично, в случае опасности — уничтожь.
Гордый поручением Оспана, Дима выехал в Семиозёрную.
ГЛАВА 10
Через несколько дней Дима приехал в Семиозёрную. По улицам станицы маршировали солдаты, с гиком и свистом проносились на конях пьяные казаки; на окраине, возле бора, виднелся ряд палаток. Прислушиваясь к разговорам военных, Дима понял, что отряд идёт в степь на помощь генералу Лаврентьеву.
«Нужно скорее сообщить Оспану и ехать в Кустанай. Солдаты направляются в Тургай», — подумал мальчик и пришпорил Кара-Торгоя.
Путь до города прошёл без приключений. Поздно вечером Дима приехал в Кустанай. Подъехав к дому своей тёти, он соскочил с коня и постучался в ворота.
На стук вышел квартирант Селезнёвой, Николай Петрович Вихрев. Увидев Диму, он обрадованно заговорил:
— Долго, долго тебя не было. Аграфена Карповна уже волноваться стала, не случилось ли что с тобой, да и Меркулов приходил. Давай заводи коня во двор.
Вихрев открыл ворота.
— Дядя Коля, куда бы нам спрятать мою лошадь? — снимая седло с коня, спросил Дима.
— А зачем её прятать?
— Видишь ли… — замялся мальчик. — Меркуловских лошадей мы передали сарбазам Ибрая. У меня осталась лошадь хозяина. Если он увидит её, отберёт.
— Понятно, — кивнул головой Вихрев. — А вы хорошо сделали, что передали коней повстанцам, — сказал он и дружески похлопал рукой по плечу Диму. — Заходи в дом.
Аграфена Карповна, увидев племянника, всплеснула руками.
— Да как ты вырос за лето-то, — покачала она головой от удивления.
— Мне уже пятнадцатый год, — в голосе мальчика прозвучала горделивая нотка.
— Ну, садись за стол, — женщина подвинула Диме табурет. — Без тебя тут Савва был. Беспокоится насчёт лошадей. Говорят, что в степи казахи бунтуют, ну вот и боится за свой табун, — продолжала Аграфена Карповна.
— Меркуловских лошадей взяли сарбазы. Не знаю, как и говорить об этом Савве: рука-то у него тяжёлая, ещё по шее накостыляет. — Дима отодвинул от себя стакан.
— Ничего, не горюй, в обиду не дадим.
Уверенный тон Вихрева успокоил Диму.
Николай Петрович Вихрев работал наборщиком в типографии Грязнова и жил в Кустанае уже несколько лет. Был он коренаст, с широким открытым лицом, с короткой жилистой шеей — настоящий степняк.
Жизнерадостный по натуре, он становился мрачен, когда видел людскую несправедливость. И вот сегодня, глядя на усталое с дороги лицо мальчика, слушая его тревожный голос, Вихрев поднялся из-за стола и крупными шагами стал ходить из угла в угол.
— Правильно сделали, что отдали меркуловских коней тургайским повстанцам. Эти кони, как и всё богатство Меркулова, нажиты нечестным трудом. — Вихрев сделал рукой выразительный жест. — То, что взято у народа, должно принадлежать ему, — точно отрубил он. — Повстанцы Тургая борются за наше общее дело, и мы должны им помочь.
Каждое слово Вихрева глубоко западало в душу Димы, да он и сам чувствовал, что дедушка Рустем, Газез поступили правильно, передав лошадей повстанцам.
Теперь одна только забота о Кара-Торгое. Что скажет дядя Коля? Неужели придётся вернуть коня Меркулову. Дима озабоченными глазами стал следить за шагавшим по комнате Вихревым.
— Кара-Торгой будет наш. Это я беру на себя, — заявил Вихрев.
— Спасибо, дядя Коля, — подбежав к Николаю Петровичу, Дима припал головой к его груди. — Спасибо, я так люблю Кара-Торгоя.
Вихрев привлёк мальчика к себе.
— Ничего, Дима. Это, так сказать, пролетарская помощь, — улыбнулся он.
Мальчик непонимающими глазами посмотрел на Николая Петровича.
— А что такое пролетарская? — спросил он неуверенно.
— Идите-ка лучше спать, — послышался голос Аграфены Карповны. — У вас теперь разговоров хватит до полночи, — шутливо заметила она, убирая посуду.
— Правильно, Карповна, — отозвался Вихрев, — пора нам с Димой спать. Пошли, дружок.
Николай Петрович и Дима вышли в маленькую горенку.
— Ты всё-таки расскажи мне, дядя Коля, что такое пролетарии, — укладываясь на сундук, попросил Дима наборщика.
— Пролетарии — это мы с тобой, Дима. Например, я работаю в типографии Грязнова, а ты батрачишь у Меркулова. Наши хозяева не работают, а имеют земли, дома, скот, деньги, потому что у них власть. Они буржуи, а мы с тобой пролетарии, работаем, а ничего, кроме своих рук, не имеем. Вот так, Дима. Однако нам пора спать.
Мальчик неохотно стал укладываться в постель.
— Погоди-ко, — Дима встрепенулся от новой мысли. — А тётя Аграфена Карповна буржуйка или пролетарка? Нет, похоже серёдка на половину, — решил он и, плотнее завернувшись в одеяло, уснул.
Утром он направился к своему хозяину.