Эту смену произвели в самые сжатые сроки, успев закончить до конца января. Так уж случилось, что Восточную Пруссию корпус покинул накануне перехода противника в широкомасштабное наступление, ввергшее 10-ю армию в катастрофу.
Но финляндские стрелки прощались с Германией еще как победители, пройдя нелегкий путь от расстроенного, деморализованного войска до полноценной боевой единицы, способной успешно решать самые трудные задачи. Что и доказали впоследствии, только уже на другом фронте этой войны.
Глава 16. Начало разгрома
В начале февраля по всему фронту 10-й армии, растянутому на сто шестьдесят верст, два дня бушевала сильнейшая снежная буря. Дороги оказались похоронены под глубокими, совершенно непролазными сугробами. Всякое сообщение, в том числе и железнодорожное, было прервано. Один воинский поезд застрял на пути из Маркграбово в Гольдап. Его вагоны занесло снегом по самые крыши. Довольно большие и многочисленные низины, в которых чуть ли не на каждом шагу то и дело скрывались местные дороги, под завязку засыпал снег. Такие места приходилось огибать по целине.
И все бы ничего, но вслед за бурей ударила оттепель. Естественно, это не могло не сказаться на передвижении войск и, в особенности, на службе подвоза. Воздушная разведка, и без того слабая, вообще перестала летать.
Но с наступлением ясной погоды прояснилась и обстановка на левом фланге. Утром Будбергу доложили, что немцами сбит авангард под Иоганнисбургом. А уже к вечеру пришли сведения о движении с юго-запада в обход все того же Иоганнисбурга сильных колонн германцев.
Командующий армией находился в тот момент на противоположном, правом фланге, в 3-м армейском корпусе. Немедленно связавшись с ним по телефону, Будберг не без доли злорадства доложил:
– Поздравляю, ваше превосходительство. Мои «спрятанные в лесах воображаемые немцы» оказались не мифом, а весьма неприятной для нас действительностью…
Начиная с Рождества командование Северо-Западным фронтом не слезало со штаба армии, требуя ускорить операцию по овладению Летценом. Не успели отмахаться от этого, как у начальства появился новый пунктик. Теперь их, видите ли, не устраивало положение правого фланга, немного уступавшего назад.
Сиверсу несколько раз телеграфировали, укоряя в том, что армия не использует своего превосходства в числе батальонов. Противник-де слаб и не сможет устоять перед энергичным натиском. Звучали требования активизировать действия, используя конницу генерала Леонтовича[82], которую необходимо двинуть вперед, за реку Инстер, а затем широко развить ее разведывательные операции на фланге и в тылу неприятеля.
Кавалерия на правом крыле армии была, конечно же, отменной. Только вот командовал ею ни на что не годный начальник. Сиверс дважды порывался отрешить этого бездарного генерала от командования, но почему-то всегда отменял свое решение.
Помимо прочего, местность здесь не ахти. Обширные лесные массивы сильно затрудняли наступление конницы. К тому же в них держала упорную оборону немецкая кавалерийская дивизия при поддержке пехотных частей, которые последнее время только и делали, что усиливались.
Однако штаб фронта упорно закрывал на это глаза. Генерал Бонч-Бруевич терпеть не мог всяких выступов и загибов на схемах, украшающих стены его кабинета, и больше ничего не желал слушать. Потому армии был отдан категоричный приказ выровнять ее правый фланг с остальным фронтом. Это и послужило поводом для начала новой, совершенно не нужной операции, получившей название Ласдененской.
Генерал Сиверс, весьма раздраженный этим событием, все же не согласился с предложением Будберга немедленно передвинуть 3-й корпус на пассивный Ангерапский участок, а правый фланг занять более боеспособным 20-м корпусом. Посчитал, что такое передвижение займет много времени, отсрочив исполнение категоричного приказа главнокомандующего. Но самое главное, это шло вразрез с его намерением произвести данное перемещение лишь перед самым началом ожидавшегося в феврале общего наступления, сделав неприятный сюрприз немцам.
3-й армейский корпус под командованием генерала Епанчина приступил к активным действиям, и сразу выяснилось чрезвычайно упорное сопротивление немцев на этом направлении. Обстановка требовала значительно усилить Ласдененский отряд, что и было сделано. Для этого туда стали стягивать сборные части из разных резервов. Один полк забрали даже из Иоганнисбургского района, из состава 57-й дивизии. В итоге на правом фланге образовалась полнейшая каша из частей, принадлежавших сразу нескольким дивизиям. Это ничуть не способствовало усилению 3-го корпуса. Наоборот, еще больше расстроило и окончательно разболтало и без того хлипкое положение, внеся немалую сумятицу на всем остальном фронте армии.
Итак, собранная по сусекам Ласдененская группа топталась на месте, не в силах преодолеть упорное сопротивление противника. Штаб фронта негодовал, совершенно недвусмысленно выражая свое недовольство. Сверху постоянно сыпались напоминания, упреки, требования. Сиверс заметно нервничал.
В конце января стали поступать тревожные сигналы. На левом фланге, к примеру, немцы полностью перекрыли разведчикам 57-й дивизии доступ в большой Иоганнисбургский лес, лежавший очень близко к авангарду. О том же доносил и командир 48-го Донского казачьего полка, обеспечивавшего крайний левый фланг армии. Казачьи разъезды, прежде подходившие к опушкам лесов к юго-западу от Иоганнисбурга совершенно свободно, теперь встречали здесь плотный ружейный и пулеметный огонь.
На боевых участках 26-го корпуса и в левофланговой дивизии 20-го корпуса неприятель заметно усилил бдительность, непрерывно, по ночам, освещая ракетами подступы к своим позициям. Почти всюду немцы прекратили обычные работы по усилению заграждений и чистке окопов от снега. А командир 3-го корпуса донес, что в дневном бою в Шореллерском лесу в районе Ласденена им взяты пленные из состава 5-й гвардейской пехотной бригады, которой раньше здесь отродясь не было. Те показали, что, кроме их части, в этом районе находятся подразделения 21-го немецкого корпуса. Кроме того, со дня на день там ожидается крупное пополнение, перед которым стоит задача – изгнать русских за пределы Восточной Пруссии.
Словом, все говорило о намерении немцев провести столь излюбленную ими операцию по двойному обходу. Будберг не замедлил изложить свои умозаключения командующему армией. Но тот лишь добродушно посмеялся:
– У вас богатое воображение, господин барон. С его помощью вы успешно наполняете немецкими войсками те леса, где их нет и быть не может. В настоящее время на нашем фронте нельзя ожидать каких-либо серьезных активных операций неприятеля. Даже если с его стороны и были признаки некоторого оживления на флангах, это может быть лишь искусной демонстрацией, призванной отвлечь внимание нашего командования и наши резервы от главнейшего теперь для немцев Завислинского театра военных действий.
Сиверс понизил голос, избрав более строгий тон:
– И впредь попрошу вас, ваше превосходительство, и всех начальников отделений, посылающих срочные донесения в штаб фронта, указывать в сводках исключительно проверенные данные. Не следует допускать в них такие сомнительные и туманные выводы и предположения, которые могут вызвать совершенно излишнюю тревогу.
Непробиваемый упрямец! Не заботят его ни свежие германские части на флангах, ни растянутое и совершенно безрезервное расположение своей армии, еще сильнее расползшейся и ослабленной с начала Ласдененской операции. Армейского резерва не было и в помине, в 3-м Сибирском корпусе имелся резерв из шести батальонов, а в 3-м армейском – лишь один батальон резерва.
Единственное, с чем генерал Сиверс соизволил-таки согласиться, – это утвердить приказ начальнику 57-й дивизии генералу Омельяновичу-Павленко[83] подтянуть к Иоганнисбургу третий полк его дивизии и произвести усиленную разведку в направлении на Ружаны в глубь леса, лежащего перед фронтом и левым флангом Иоганнисбургского отряда.
Когда немцы перешли здесь к решительным действиям, командующий армией вернулся в штаб лишь поздно вечером. А пока его не было, Будберг счел необходимым принять некоторые предупредительные меры, приказав начальнику этапно-хозяйственного отдела приготовить к немедленной эвакуации на линию реки Неман все базисные армейские учреждения и склады, а начальнику санитарной части – вывезти из госпиталей Лыка и Гольдапа находящихся там больных и раненых.
Одновременно генералу Бржозовскому было направлено распоряжение подготовить экстренное снятие и отправку в Осовец всех осадных батарей у Летцена. Для прикрытия этой операции, а также облегчения вывоза больших снарядных комплектов разрешил ему наутро начать усиленную бомбардировку Папроткерских высот и вести ее на протяжении всего следующего дня.
Сиверсу, понятное дело, пришлось доложить обо всех принятых мерах. Умолчал барон лишь о приказе, отданном генералу Бржозовскому. Просто не успел до него дойти, поскольку с первых же слов рапорта командующий насупил брови, недовольно заметив:
– Не слишком ли торопитесь, барон? Считаю, что сделанные вами распоряжения не в достаточной мере обоснованы и уж очень поспешны.
Со свойственной ему горячностью Будберг в очередной раз принялся доказывать свою правоту:
– Нас обходят с флангов, ваше превосходительство! Для противодействия этому маневру у нас нет никаких средств. Мы не можем своевременно собрать хоть какие-то резервы за счет ослабления корпусов. При столь растянутом фронте, какой мы имеем и при полном прекращении сообщений по заваленным снегом дорогам на одно только передвижение таких резервов к флангам для занятия там уступного положения против обходных неприятельских частей потребуется несколько дней. За такой срок неприятельские обходы будут уже завершены, и все наши контрмеры окажутся напрасными.
– И что же вы предлагаете?