…князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский…
Царь размахивает рукой, дует на уставшие пальцы.
…государь Иверския, Карталинския и Кабардинския земли…
Министр двора Фредерикс спит стоя; от его храпа вздрагивают часовые из лейб-конвоя.
…подателям сего лейтенантам Ярилову и Купчинову».
Все радуются, аплодируют; военный министр салютует шпагой, а морской вопрошает:
– Может, пора их повысить до капитанов второго ранга, ваше величество?
– Ну уж нет, переписывать я не стану. Вот вернутся с победой, привезут России почётный мир – тогда.
Рыщут хищники Камимуры, вынюхивают; да что теперь: Японское море целиком принадлежит японцам. Где русский флот? Сгинул, погиб в боях или интернирован в нейтральных портах. Лишь во Владивостоке осталась горстка наших кораблей: истерзанные снарядами, с пробитыми коварными минами днищами, пострадавшие в навигационных авариях, залечивают теперь раны.
Днём и ночью трудятся рабочие заводов Владивостока, им помогают мастеровые из столицы: заделывают полученные в мае пробоины от взрыва мины, готовят корабль для исполнения тайной миссии. Броненосный крейсер «Громобой», красавец-гигант длиной в полторы сотни метров, предназначенный для океанских рейдов, лишился грот-мачты и всех кормовых надстроек. Вместо этого возведён секретный ангар, вход в который строго охраняется, и построен огромный дощатый помост шириной в пятнадцать саженей и длиной от четвёртой трубы до кормового флагштока.
Командир корабля спрашивает:
– И всё же, господа лейтенанты, какова будет цель? Мне-то можно сказать.
– Всё узнаете в своё время, – непреклонны лейтенанты.
Японские шпионы, притворяющиеся китайскими кули и корейскими разносчиками, шныряют по набережным Владивостока; следят из подвалов и забираются на чердаки с фотографическими аппаратами, но так и не могут выведать тайну крейсера. Утром вновь бегут на свои посты и разочарованно кричат:
– Нас обманури! Яриров обхитрир!
Да! Красавца-крейсера нет у причальной стенки: ночью, не зажигая огней, он на самом малом ходу, как на цыпочках, вышел из бухты Золотой Рог. Прикрывшись туманом, словно волшебной фатой, проскочил незамеченным вражескую сторожевую завесу и вырвался на простор Японского моря.
– Курс – зюйд-ост! Наша конечная цель – столица микадо, – открывает наконец секрет лейтенант Ярилов.
– Но как же, – растерян капитан, – столицу охраняет весь японский флот! Броненосцы, крейсеры, истребители и миноносцы! Вы, конечно, известны своей доблестью, мой экипаж готов сражаться до последнего снаряда, но нам не справиться со всей эскадрой Того! Да и Токио находится на обратной стороне острова Хонсю, и, следуя этим курсом, мы лишь упрёмся в скалистые утёсы Японии…
– Исполняйте приказ, – холодно говорит Ярилов.
Он подносит к глазам небольшой цейсовский бинокль и говорит:
– Ваша задача, господин капитан первого ранга, привести «Громобой» как возможно ближе к вражескому берегу незамеченным.
Но словно судьба-злодейка слышит эти слова – а, быть может, сам древний японский бог Фудзин вновь распахнул свой кожаный мешок и выпустил все ветра на волю. Сдёрнута маскировочная пелена тумана, и тут же появляются два японских дозорных крейсера.
– Свистать всех наверх! – командует капитан. – Примем же бой и погибнем с честью, но не посрамим Андреевского флага.
– Наша цель – не погибнуть, а исполнить предначертанное, – возражает Николай и вызывает радиста: – Приказываю забить сигналы вражеского радиотелеграфа сильной искрой, дабы разведчики противника не сообщили, что обнаружили нас.
– Но как мы будем сражаться? – уныло вопрошает капитан. – У них артиллерия вдвое превосходит нашу по числу и намного – по дальности эффективной стрельбы.
– Значит, мы должны сблизиться на удобную нам дистанцию, а до этого – избежать вражеских попаданий.
– Но как?!
– Прикажите увеличить ход до самого полного и подать из погребов особые «яриловские» снаряды, остальное предоставьте мне.
Азиаты ошеломлены: их радиотелеграфные станции не в силах передать сообщение об обнаружении «Громобоя», преодолеть помехи: самураи будто лишились голоса. Но растерянность длится недолго: два японских броненосных крейсера бросаются в бой очертя голову, рассчитывая на лёгкую победу.
– Дистанция пятьдесят пять кабельтовых! – кричит дальномерщик.
Тут же борта японских кораблей озаряются вспышками, и Ярилов немедленно командует:
– Право на борт!
Рулевой торопливо перекладывает штурвал; «Громобой» на полном ходу поворачивает, кренится – падают на палубу не ожидавшие маневра матросы.
– Японские снаряды летят до нас шестнадцать секунд, – поясняет Николай, – за это время «Громобой» пройдёт целый кабельтов и снаряды упадут в стороне.
Так и есть: гигантские фонтаны вздымаются в небо далеко за кормой.
– Лево руля!
Русский крейсер идёт зигзагами, не позволяя противнику пристреляться; и вот уже достигнута нужная дистанция до врага.
– Заряжай!
– Беда, вашбродь, – докладывает запыхавшийся вестовой, – подъёмник заело, разорви его акула! Не можем поднять снаряды к орудию.
Но что это? Могучий спутник Ярилова, лейтенант Купчинов, сняв щегольской мундир и играя мускулами, легко тащит на плече огромный шестипудовый снаряд для восьмидюймового орудия.
– Принимай! – хрипит он, сваливает страшную тяжесть на лоток и спускается по трапу за следующим.
Комендоры готовы к стрельбе; выстрел!
Русский снаряд, начинённый мелинитом особой мощности, устремляется к цели. Увы, недолёт: гигантский гейзер вырастает саженях в десяти от вражеского борта.
Но что это?!
Вражеский крейсер, избегнувший прямого попадания, вдруг начинает крениться. Всё просто: чувствительный взрыватель срабатывает даже при ударе снаряда о воду, а гигантская сила мелинита, изготовленного по секретной методе лейтенанта Ярилова, вызывает небывалой мощи гидроудар. Разрывает корпус, ломает шпангоуты и срывает с оснований паровые машины…
Японец тонет; второй крейсер разворачивается и удирает в ужасе. Но вслед ему летит ещё один снаряд и взрывается за кормой; чудовищный подводный взрыв отрывает винты, корёжит руль и лишает врага и хода, и управления.
Бессильно болтается на океанской зыби изуродованный корабль; второй уже пошёл на дно, и вода покрыта чёрными головами тонущих, как гороховый суп – хлебными сухариками.
На мостик выходит герой Цусимы адмирал Камимура; он в парадном мундире, расстёгнутом на животе, чтобы ловчее совершить сэппуку.
– Погодите, Хиконодзё! – кричит в рупор лейтенант Ярилов. – Вы храбро сражались и исполнили свой долг до конца: так в чём же ваша вина?
– Никогда самурай из княжества Сацума не склонял головы перед врагом, – гордо отвечает адмирал, – я не могу видеть, как флаг с восходящим солнцем будет спущен, а корабль захвачен.
– Я не требую спустить флаг. Спасайте ваших погибающих товарищей и затем вызывайте буксир, который доставит корабль в японский порт. Лишь дайте слово, что в ближайшие три часа не сообщите о месте встречи с нами и нашем курсе.
– Слово самурая, – растерянно отвечает Камимура, – но как же…
– И ещё одна просьба, – перебивает Ярилов, – сообщите его величеству императору Японии о том, что произошло. И что это – жест доброй воли со стороны русских.
Камимура гладит рукоять танто, шепчет: «Не в этот раз, друг» – и прячет клинок в ножны. Отдаёт честь.
Офицеры на мостике «Громобоя» вскидывают ладони в ответном приветствии. Капитан удивлён:
– Зачем? Они не жалели нас, когда громили в Корейском проливе год назад, когда топили крейсер «Рюрик».
– Кто-то должен первым остановить кровопролитие и поступить наконец благородно – как и должно в отношениях между двумя великими нациями. Русская дворянская честь и японский кодекс Бусидо учат этому.
Крейсер несётся прочь от места схватки; на горизонте появляется рваная гряда Кисо – словно хребет спящего дракона.
– Что же, время. Возвращайте «Громобой» во Владивосток и ждите известий, а мы исполним свой долг. Прощайте, господин капитан, не поминайте лихом.
– Но как?! До Токио отсюда – не меньше ста тридцати миль. И как вы – всего лишь вдвоём! – собираетесь справиться с бесчисленным врагом?
– Нам не впервой. Прощайте.
Доблестный экипаж «Громобоя» выстраивается на шканцах и кричит «ура!»; духовой оркестр играет «Амурские волны».
Серебрятся волны, серебрятся волны,
Славой русскою горды…
Судовой священник вытирает покрасневшие глаза и благословляет храбрецов. Лейтенанты, красивые и стройные, бросают последний взгляд на провожающих и скрываются в двери запретного ангара.
Распахиваются ворота; и вот появляется небывалый аппарат. Сверкают широкие плоскости из перкали, покрытой лаком; гудят, словно струны, многочисленные проволочные растяжки; будто Георгиевские кресты, сияют четырёхлопастные пропеллеры, установленные в прорезях крыльев.
– Да это же летательный аппарат контр-адмирала Можайского! – восклицает офицер «Громобоя».
– Однако существенно переделанный, – замечает кто-то из знатоков, – и двигатели не паровые, а новейшие, внутреннего сгорания.
И точно: моторы принимаются трещать, распространяя синий дымок с ароматом бензина. Всё быстрее вращаются пропеллеры, аппарат дрожит от нетерпения, словно горячий рысак перед забегом. На борту воздушного корабля написано название: «Поручик Андрей Ярилов».