а свою страну, то он будет готов вырвать победу даже… ценой собственной жизни.
– Что вы хотите сделать, генерал? – тихо спросил Рат.
– Не дать вам победить, – глухо произнес Артур Александрович.
И медленно, даже как-то торжественно, вскинул вверх правую руку. И в это мгновение над Москвой пронесся громкий треск, будто где-то в вышине какой-то великан рвал огромный кусок полотна. И в то же мгновение на верхнем этаже одной из новых московских башен вспух черный пузырь. Пузырь ширился, рос, раздувался, пока не поглотил целиком всю башню и изрядный кусок московского неба над нею. Но, достигнув земли, он не перестал расти, а продолжал раздуваться все больше и больше, обрушивая деревья, машины, дома, фонари… которые опрокидывались внутрь него, рассыпаясь на мелкие частицы, которые спустя мгновение превращались в ничто. В черноту, заполнявшую этот растущий пузырь.
Над Москвой вознесся многоголосый вопль ужаса. Толпы людей, удивленно замершие, услышав треск, и затем несколько мгновений недоуменно разглядывавшие пузырь, внезапно осознали, что это не сон и даже не происки чеченских террористов, а что-то намного более страшное. И рванулись в разные стороны. Но все было бесполезно.
Нет, пузырь расширялся не так уж стремительно. Наверное, на прямой какой-нибудь суперкар типа «феррари» или «порше» сумел бы некоторое время держать его на расстоянии, но… только не на московских улицах.
Люди бежали прямо через мостовую, падали, взлетали, сбитые мчащимися машинами, автомобили врезались один в другой, опрокидывались и взрывались, оставляя на асфальте обломки и фонтаны огня.
Спустя мгновения на весь этот кровавый и живописный хаос накатывала изогнутая стена мрака и… он тоже рассыпался причудливым разноцветным песком, который спустя мгновение истаивал без следа…
И вот уже рухнули в ослепительную черноту кремлевские башни, роняя орлов и распадаясь мелкой пылью, обрушилась и рассыпалась красным песком Кремлевская стена… еще мгновение, и…
Данька упал в молитву и резко выбросил вперед обе руки, подставляя накатывающей темноте раскрытые ладони.
И темнота ударилась в них…
И в ладони Кота, балансирующего на кромке бассейна…
И в ладони Гаджета, замершего на обрезе подъездного козырька…
И в ладони Кати, застывшей посреди маленького зальчика магазинчика, торгующего бытовой химией…
И в ладони Немоляевой, напрягшейся посреди двора…
И в ладони Барабанщицы, застывшей на мостовой…
И ОСТАНОВИЛАСЬ.
Артур Александрович несколько мгновений смотрел на это, а затем мучительно застонал.
– Нет. Нет! НЕТ!!! Этого не может быть! Ты бы не смог… не успел!! Это НЕВОЗМОЖНО!
Взглянув на него, Рат вздохнул и сокрушенно покачал головой.
– Странно, генерал, я всегда считал вас человеком, который в первую очередь доверяет собственным глазам.
Генерал стиснул зубы и горделиво вскинул голову. А его рука потянулась куда-то под полу пиджака. Рат усмехнулся:
– Не стоит, генерал, неужели вы надеетесь опередить меня? – Дождавшись, когда плечи генерала обмякли, он сделал шаг вперед и тихонько, кончиками пальцев уперся в черноту, которая промялась под его пальцами, будто целлофановая пленка, а затем… толкнул ее. И она… покатилась обратно.
Данька выдохнул и поднес к глазам дрожащие ладони. Пот лил градом, во рту было сухо, а пальцы дрожали так, что если бы у него в руках был стакан с водой, асфальт на метр вокруг был бы уже мокрым.
– Рат, – хрипло произнес он, поворачиваясь, – я… мы… у нас получилось?
Рат улыбнулся и смежил веки.
– Да. У вас получилось.
Данька стоял, не в силах произнести ни слова и больше всего мечтая о том, чтобы рухнуть прямо здесь, на брусчатку, и позволить отдохнуть кричащим от боли мышцам, все еще неимоверными усилиями удерживающим его в вертикальном положении. Рат бы понял, Данька был уверен. Но… они были не одни.
– Вот, значит, как… – медленно произнес генерал. – Светлый Князь… – он замолчал. Молчали и Рат, и Данька. Наконец генерал разлепил губы, превратившиеся в бледную полоску, и глухо сказал:
– Выходит, у меня с самого начала не было шансов…
Рат молча пожал плечами.
– И кто же, – криво усмехнувшись, спросил генерал, – Жан, Хамид, Дэниел или Всеслав?
Рат тихо ответил:
– Ратибор.
– О-о, – генерал саркастически качнул головой, – сам Ратибор. Надо же… я могу гордиться.
Рат пожал плечами:
– Как хотите.
Лицо генерала вдруг осунулось, и он со злостью прошипел:
– Вам лучше меня убить. Потому что я не прощу. Никогда! Сын… с сыном я уже опоздал, его не изменить. А вот внука… внука я воспитаю в ненависти к вам. И правнука тоже. И когда-нибудь какой-нибудь мой потомок найдет способ…
Рат отрицательно покачал головой.
– Вам пора возвращаться, генерал. Я знаю, на родине вас ждут не очень приятные события, но… вы это переживете.
– Вы не воспринимаете меня всерьез, – горько сказал генерал, – что ж, это ваше право. Но запомните мои слова: самой большой ошибкой моих врагов было не воспринимать меня всерьез.
Рат молча кивнул и вскинул правую руку. Из сомкнутой ладони ударил луч. Рат тихо произнес:
– Прощайте, генерал, – и коснулся его лучом. Хлопок. И генерал исчез.
Несколько мгновений Данька смотрел на то место, где еще мгновение назад стоял Артур Александрович, а затем хрипло спросил:
– Рат, то есть это… прошу прощения, князь Ратибор, а если он и вправду… ну… внука настропалит.
Рат улыбнулся.
– Пусть. И… кстати, можешь по-прежнему называть меня Рат. Даже если ему это удастся, то минет три-четыре поколения, и его потомки изберут Путь. Для тех, кто вырастет с ясным осознанием себя как части Рода и Чести Рода как непреходящей личной ценности, – другого пути нет.
Данька медленно кивнул.
В этот момент послышался гулкий топот и из-за поворота вылетели ребята.
– Рат, у нас получилось!
– Все вышло!
– Мы смогли!
В этом гвалте голосов Барабанщица подняла руку, призывая умолкнуть возбужденно-радостные голоса остальных, и, шагнув к Рату, в упор посмотрела на него:
– Это было обязательно?
И все замолчали, оглядываясь по сторонам. Из-за крыш ГУМа, башен Кремля и дальше, из-за куполов Покровского собора тянулись к небу дымы пожарищ. В воздухе висела гарь, вой сирен пожарных машин и карет «скорой помощи» перекрывал все остальные звуки. И ребята один за другим стали с гневом поворачиваться к Рату.
Рат медленно обвел взглядом чадящий горизонт, а затем опустил глаза и тихо произнес:
– Иногда Господь попустительствует тому, что животноеовладевает людьми гораздо больше, чем обычно. Дабы люди смогли сами понять, на что способно животное, если позволить ему делать то, что ему хочется. Сейчас у вас именно такое время…
– При чем тут это? – воскликнула Барабанщица. – Это же сделали люди из твоего мира.
Рат грустно улыбнулся.
– А как ты думаешь, смогли бы они сделать это, если бы в вашем мире нельзя было так легко купить почти каждого… Если бы здесь могли ясно видеть – кто друг и кто враг. И знать, что то, чего хочет от тебя твой враг, нельзя делать ни в коем случае. Даже если это кажется тебе самому не менее, а может быть, даже более… выгодным.
Не поэтому ли, Даниил, ты не согласился взять совершенно сумасшедшие для тебя деньги, что почувствовал в том, кто назвался Артуром Александровичем, врага? Причем настоящего, истинного врага.
Ваше время носит у нас имя времени Тьмы. И о нем рассказывается как о времени, когда люди видели мир в извращенном, зеркальном отображении. Когда воля, честь и чувство собственного достоинства были заклеймены как закомплексованность, замороченность и нетерпимость. А безволие, бездумие и бесцелие одобрительно назывались терпимостью и толерантностью. Когда во главу угла было поставлено лишь воплощение желания. Желания похудеть, научиться кататься на каком-нибудь сноуборде или заняться дайвингом. Когда почти единственный Путь, который стал доступен для человека, оказался Путь крестьянина. И даже ему следуют очень немногие, предпочитая быть богатым, знаменитым и обладающим максимальными возможностями для удовлетворения своих хотений быдлом… Ты по-прежнему считаешь, что у тебя нет ответа на твой вопрос, Маша?
Барабанщица медленно качнула головой, а затем покосилась по сторонам и, тяжело вздохнув, спросила:
– И… что, ничего нельзя сделать?
Рат задумался.
– Почему же… можно, – он усмехнулся, – генерал действительно дал мне возможность очень сильно вмешаться в ткань вероятностей этого времени. Так что… можно. Только, как вы теперь уже знаете, все имеет свою цену.
Они переглянулись. А потом Данька спросил:
– И какую цену должны заплатить мы?
– Самую большую, – спокойно ответил Рат, – знание, – он сделал паузу и поочередно посмотрел на каждого, а затем продолжил: – Я могу сделать так, что ни я, ни генерал никогда не появимся в этом мире. И потому ничего этого, – он указал рукой на стоящие над горизонтом дымы, – тоже не будет.
– Но ведь тогда исчезнет то, чему ты нас научил? – возмущенно воскликнул Гаджет.
Рат улыбнулся:
– Да, это так. Но должен вам сказать, что на самом деле я не привнес в ваш мир ничего нового. Все, что я рассказывал вам, УЖЕ СУЩЕСТВУЕТ. В текстах, статьях, книгах – современных и древних…
– А… то, что ты рассказывал о будущем? – растерянно переспросила Немоляева.
– А ты не поняла, почему по сравнению с тем, что нам обычно рассказывал Рат, тот рассказ был таким… неестественно примитивным? – тихо сказала Барабанщица и, обращаясь к Рату, спросила: – Ты цитировал, верно? Какой-то фантастический роман?
Рат кивнул.
– Да, но, в общем, там все изложено верно. Просто действительно очень уж примитивно…
– То есть теоретически мы сами сможем научиться всему тому, чему научил нас ты? – уточнил Кот.