– Ну, ничего, ничего. – Одной рукой Каманин обнял за шею взбудораженного Егора. – Молодец, братишка. Не упустил фрица.
Через минуту возле них уже стояли только что достигшие этого места сержант Панин с разведчиками взвода и старший лейтенант, руководивший оцеплением и преследованием диверсионной группы противника.
– Все! Дело сделано! – прокомментировал он, мимолетно осмотрев тела убитых немцев. – Всех настигли! Одного мои ребята подстрелили, второго ранили. Так что один живой у нас есть!
Бросая взгляд то в одну сторону, то в другую, оценивая обстановку и пытаясь понять, что здесь произошло, он увидел бледного Егора, продолжавшего стоять возле дерева и держать в руке еще не остывший «вальтер».
– Это он, что ли, его? – кивнул офицер в сторону второго немца, адресуя вопрос Каманину.
– С одного выстрела! – ответил старший сержант, слегка хлопнув Егора по плечу. – Прямо в лоб!
– Мастер! – улыбнулся старший лейтенант, одаривая уважительным взглядом отличившегося разведчика.
– Так получилось, – прошептал в ответ Щукин, удивляясь собственноручно произведенному точному выстрелу из пистолета, сделанному в падении, навскидку.
– Слышь, Егор! А ты точно в медсанбате месяц провалялся? Случайно не на курсах повышения квалификации был? – донесся со стороны громкий голос сержанта Панина, до которого дошла очередь осмотреть тела мертвых гитлеровцев.
Произнеся эту фразу, он наклонился к чему-то, что лежало на земле возле трупа, и нахмурился. Панин поднял «ППШ», который использовал гитлеровец в бою с Егором. Но наличие советского оружия в руках противника не смущало никого из разведчиков, которые часто сами предпочитали вооружаться трофеями для своих крайне опасных вылазок. Сам автомат чем-то вызвал у Панина неподдельный интерес.
– Это же автомат Виноградова! – наконец выдавил он, обращаясь к Каманину и Егору.
Разведчик протянул оружие быстро подошедшим к нему товарищам, демонстрируя тем аккуратно выполненные рукой бывшего владельца узоры на деревянном прикладе, сделанные острым кончиком ножа. Их товарищ всегда увлекался резьбой по дереву, украшая все предметы, принадлежавшие ему. Рукоятки ножей, приклады винтовки и автомата, тренировочные муляжи гранат, остов нар, на которых он спал, и та часть стола в землянке, за которым он проводил время, были покрыты аккуратно и мастерски выполненными узорами. Именно по их наличию Панин и понял, что это личное оружие его пропавшего без вести друга.
– И комбинезон на фрице его! – со злобой процедил сквозь зубы разведчик, рассматривая мертвого гитлеровца. – Вон, видно, швы его работы. Сам порвал, сам заштопал. Его рука, его.
Панин, плотно сжав губы, со всей силы пнул тело немца носком своего солдатского ботинка.
Увидев доказательства принадлежности автомата и одежды на враге их товарищу, Егор сплюнул в сторону, а Каманин тоскливо прохрипел, задрав высоко голову. Они вместе скорбели по своему другу, с кем прошли немало смертельных испытаний, понимая, что, скорее всего, больше Виноградова никогда уже не увидят.
Выйдя из оцепенения, Егор направился ко второму мертвому гитлеровцу, возле которого уже стояли несколько пехотинцев из подразделения, подчиненного старшему лейтенанту, руководившему противодиверсионной операцией. Он склонился над трупом, распахнул на груди немца комбинезон, залез пальцами в карманы, пощупал подсумки на ремне, доставая из них и выкладывая рядом их содержимое.
– Есть что интересного? – спросил его Каманин, подошедший сзади.
– Форма у них своя, – ответил Егор, – а комбинезоны и ботинки наши. Только у этого знаки различия связиста.
Он расстегнул китель на груди мертвого гитлеровца и обнажил для демонстрации плечевую часть тела.
– Смотри, – обратился разведчик к старшему сержанту, – синяки и ссадины. Значит, рацию тяжелую тащил на себе и натер кожу. Потому они и связиста взяли. Он и сдаться решил, как меня увидел. Не разведчик он, духа воевать не хватило.
Каманин кивнул в знак согласия.
– Рацию нашли. Только разбита она, – вмешался в беседу товарищей старший лейтенант, находившийся все это время рядом и наблюдавший за действиями Егора, обыскивавшего немца.
– Их бы раздеть, – поднял глаза разведчик на Каманина, – форма кровью не особо залита. И постирать ее можно. А нам бы пригодилась. Этот ростом чуть выше меня и телосложение примерно мое. Мне бы его китель впору был.
– Иди, отдыхай! Ты свою работу уже сделал, – хмуро ответил Егору старший сержант, брезгливо представивший себе предстоящую работу по раздеванию мертвых гитлеровцев, и добавил: – Мы тут сами справимся.
Разведчик, одарив Каманина недовольным взглядом, направился в расположение своего взвода.
Егор шел в направлении землянки своего взвода, вспоминая свой бой с фашистами. Ему не давала покоя мысль об автомате, его собственном автомате, что не подвел Егора ни разу. Что с ним случилось в этот раз, что послужило причиной осечки?
Егор перекинул автомат из-за спины на грудь и начал осматривать его на предмет поиска причины отказа в работе механизмов. Затвор послушно, под действием руки разведчика, замер в открытом положении, сдавив пружину, потом в боевом. Предохранитель по очереди был переставлен на разные отметки. Патронник и ствол были чистыми, снятый дисковый магазин обнажил блестящий патрон в готовности быть использованным по назначению. Оружие было смазано и обслужено по всей армейской науке, подготовлено к бою, но выстрела в нужный момент не прозвучало. В критической ситуации такое может стоить бойцу жизни.
Егор свернул в сторону импровизированного полкового стрельбища, под которое была когда-то приспособлена небольшая, уходящая в овраг лощина, края которой поросли вековыми деревьями.
– Красноармеец Щукин из взвода разведки. Проверка оружия, – бросил он дежурившему у стрельбища солдату с винтовкой на плече, на что тот кивнул ему, соглашаясь с намерениями прибывшего сюда бойца.
Навстречу Егору потянулись несколько совсем молодых солдат, строй которых замыкал давно знакомый ему сержант из одной из батарей полка, по всей видимости, проводивший со своими подчиненными занятие по огневой подготовке. Разведчик пропустил их мимо себя, навел оружие на склон оврага. Короткая очередь ударила громкой трелью по барабанным перепонкам.
– Ну! – возмущенно простонал Егор, удовлетворенный положительным результатом стрельбы.
Еще и еще раз он пустил очередь в том же направлении, что и раньше.
– Так что же ты, гад, так подвел меня! – почти прокричал он автомату, сотрясая его в руках. – Я же из-за тебя чуть дух не испустил! Как же я с тобой дальше воевать буду, а?!
Вернувшись в землянку своего взвода, он быстро разобрал автомат, почистил и смазал его, потом снова собрал. Опустошил и заново начинил патронами два постоянно носимых с оружием дисковых магазина, тщательно осмотрев и проверив пружину внутри них. Не видя причины отказа оружия в бою, он опустил руки, положив их на колени, и растерянно уставился в крохотное окно-бойницу солдатского жилого помещения.
Его уединение прервали вошедшие в землянку Каманин и Панин.
– Все правильно сделал, брат! Все как нужно! – обратился к Егору первый из них, видя, что друг все еще растерян и в то же время взбудоражен из-за недавнего боя. – Одного пехотинцы взяли. Этого будет достаточно. А ты против двоих вышел и победил. Не струхнул, в драку кинулся, отбился и победил. Все сейчас только о тебе и говорят.
Он подсел ближе и обнял одной рукой товарища за плечо, продолжая успокаивать его словами:
– Я лично к начальнику штаба полка пойду, к самому комполка, до штаба дивизии доберусь. Буду требовать, чтоб тебя наградили за это дело.
– А то будет как всегда. Егор задачу выполнил, прославился, кучу фрицев перебил, а медали опять нам дадут! Так не пойдет! – начал привычно подшучивать Панин.
Каманин и Щукин заулыбались в ответ, несмотря на прочно осевшее у каждого из них чувство несправедливости от распределения наград за взятого с невероятным трудом в плен немецкого офицера.
Чтобы еще больше разрядить обстановку, привести в чувство потрясенного боем Егора, старший сержант незаметно подмигнул Панину. Тот понял, что от него требуется, присел на корточки и достал из вещмешка солдатскую фляжку. Потом он выставил на стол перед товарищами три кружки и начал уже откручивать колпачок металлического сосуда, собираясь разлить спирт в приготовленную тару, как Каманин остановил его, положив свою руку на его руку:
– Только Егору. Пусть в себя придет и поспит.
Панин кивнул в ответ и налил спирт только в одну кружку.
– Так надо, брат, – заключил Каманин, обращаясь к Щукину. – Полежи, отдохни сегодня. От нарядов и прочей службы я тебя освобождаю. Ребята поймут.
– А я тебе сейчас с кухни что-нибудь принесу. Чего без закуски-то?! – вставил свое слово Панин, убирая флягу со спиртом в вещмешок.
Разведчик вздохнул и уже протянул руку к стоящей перед ним на столе кружке, как в землянку ввалился один из бойцов взвода и сказал:
– Начштаба к нам идет!
– На выход! – тут же скомандовал солдатам Каманин, отчего сам Панин и Щукин, так и не употребивший предназначавшееся для него содержимое кружки, выбежали наружу для приветствия старшего воинского начальника.
– Товарищ майор! – громко начал докладывать старший сержант, как тут же, не успев договорить до конца, был прерван жестом начальника штаба, уже подходившего к нему в сопровождении троих увешанных походным снаряжением солдат.
– Принимай пополнение! – пробасил в ответ тот, вскинув руку в сторону бойцов, что следовали за ним, после чего, увидев стоящего у входа в землянку Егора, обрадованно воскликнул: – О, Щукин! Давно прибыл? В штабе отметился?
– Еще вчера, товарищ майор! – коротко ответил Егор, вытягиваясь по стойке «смирно».
– Молодец! Так это я тебе ребят специально подбирал! – начал говорить офицер, глядя только на Егора. – Все рослые, крепкие, глазастые, с образованием не ниже среднего, с фронтовым опытом. Один даже немного немецким владеет. Как раз для твоей специальности. Обучишь их наблюдению за передним краем, передашь все свои навыки, чтоб потом каждый из них не хуже тебя цели на том берегу Зуши примечал. Я их из пополнения забрал, что после госпиталя к нам направили. А то вас тут и так всего ничего осталось, вот я и позаботился.