Егор почувствовал себя неловко. Имевший кое-какой боксерский опыт кандидат в разведчики был заметно быстрее в движениях, лицо у Щукина было открытым и соперник не бил по нему, а просто выкидывал вперед расслабленную руку, легко попадая туда, куда целил. Так, слегка пританцовывая и кружась возле Егора, Ильин несколько раз достал того вытянутой рукой, ударяя то в лоб, то в скулу. Разведчик же ни разу не сумел ударить новичка.
– Ну! Егор! – вскрикнул несдержанный Панин.
– Давай, братишка, покажи ему! – подбадривая товарища, басил Каманин, хмурясь каждый раз, когда новый удар Ильина попадал в незащищенную из-за отсутствия опыта голову Егора.
Наконец, когда припрыгивающий и потому довольно ловко перемещавшийся вокруг разведчика боец оказался спиной к старшему сержанту, тот жестом показал Щукину о необходимости лучше защищать голову. Егор понял его и поднял руки повыше. Но в этот момент Ильин неожиданно атаковал Егора и дважды ударил его в живот, сбив дыхание и заставив согнуться. Тот упал на землю, сжав согнутые руки возле пояса, перекатился на другой бок и тут же поднялся. Ильин развел руками в знак уважения к мужеству своего командира отделения.
– Ну! Егор! Чего же ты?! – снова вскрикнул Панин, вскидывая перед собой руки, будто бы боксировал сам, а не наблюдал за боем со стороны.
Хмурый Каманин молчал, он решил больше не вмешиваться в ход поединка, чтобы не навредить другу, думая только о том, чтобы остановить бой, как только Егору снова перепадет от Ильина, который попал по нему уже не менее десятка раз. И хоть удары были легкими и не оставили пока ни одного синяка, ссадины или кровоподтека, смотреть на весьма жалкое положение друга он не мог.
Придя в себя после падения на землю, Егор снова поднял перед собой руки, демонстрируя готовность продолжать бой. Ильина это раззадорило. Он почувствовал легкую добычу для себя. Упоение от предстоящей победы. Встряхнув по сторонам расслабленными кистями рук и предплечьями, чтобы восстановить в них кровоснабжение, он снова двинулся вперед, наступая на разведчика и готовясь как следует побить Егора.
Забыв обо всем, Ильин полез напролом, решив снова ударить Щукина по лицу, теперь уже сильно, по-настоящему, а не расслабленно, как это делал раньше.
– О-о! – протянул кто-то из разведчиков, наблюдавших за боем.
– Бей! – вскрикнул второй, адресуя свои слова непонятно кому из бойцов.
– Давай! – воскликнул третий, разгоряченный зрелищем сражения.
Ильин подобрался почти вплотную к Егору и с высоты своего роста, чуть с замахом, попытался ударить того кулаком сверху вниз. Щукин не отпрянул на этот раз назад и не остался на месте, как это делал в самом начале боя. Он неожиданно шагнул вперед, резко развернув плечи, и неожиданно сильно ударил Ильина справа по голове, попав в скулу противника. В ту же секунду ударил новичка слева, угодив ему в бровь. Почти сразу же Егор снова, теперь с шагом вперед, ударил соперника в третий раз.
Последний удар оказался немного смазанным, прошедшим по лицу Ильина вскользь. Но эффект неожиданности дал свой результат, и соперник, потеряв равновесие, упал. Боец попытался встать, но снова повалился на землю, растерянно глядя по сторонам.
– Во дает! – прокричал заведенный боем Панин.
– Молодчина, Егор! – одобрительно пробасил Каманин.
– Здорово! Так и надо! – выкрикнул кто-то из разведчиков.
Ильин, шатаясь и машинально выставляя вперед руки, пытаясь снова встать в спортивную стойку для продолжения поединка, начал искать широко раскрытыми глазами Егора. Взгляд его в эту минуту казался пустым. Несмотря на это, он смог выпрямить спину и одновременно удержать равновесие благодаря широко расставленным ногам. Руки его, защищенные самодельными боксерскими перчатками, приблизились к подбородку. Он был настроен на продолжение поединка, о чем сказали его плотно сжавшиеся от злости губы и напряженный подбородок.
Наконец он сфокусировал взгляд на Егоре, который уже отошел в сторону, начал отплевываться, тереть ушибленные в бою места и принимать поздравления сослуживцев, одобрительно похлопывавших его по спине и плечам.
– Чего? – тихо вырвалось у боксера.
– Спокойно! Отставить! – двинулся ему наперерез Каманин, выставляя вперед руки, преграждая ему путь.
Тот в ответ продолжал стоять в стойке, хмуриться, прижимая кулаки к лицу.
– Отставить! – рявкнул на него старший сержант, отчего разгоряченный солдат, наконец, пришел в себя, трезво посмотрел на взводного и подчинился его приказу.
Солдаты, только что наблюдавшие за поединком, дружно обернулись в сторону Ильина и Каманина, реагируя на выкрик последнего.
– Сержант Панин! – сказал тот. – Ведите новых разведчиков в баню. Пусть парятся, отмываются и прожаривают одежду.
Увидев, что Ильин успокоился, Каманин, наконец, отошел от него и, вплотную приблизившись к Панину, тихо сказал тому:
– На них вшей больше, чем у тебя в карманах махорки. Тащи их к старшине, пусть отмываются и обязательно все тряпье прожаривают. А лучше, если он им новую одежду выдаст. А то этот, когда бил по Егору, так от него во все стороны, словно пыль, вши разлетались.
– И то верно, – ответил сержант. – У нас сейчас чистота. Санитары все вынюхивают. Не дай бог опять из-за этих завшиветь.
Панин кивнул Каманину и повел прибывшее пополнение в полковую баню, построенную недалеко и спрятанную в лесном массиве, в ближнем тылу.
Глава 3
Две керосиновые лампы, стоящие в центре дощатого стола, располагавшегося в солдатской землянке, неведомо откуда добытые вездесущими разведчиками, хорошо освещали их самих, а также те предметы, что лежали перед ними. Остальное пространство помещения находилось почти что в полумраке. А дальние углы, закутки и верхние нары и вовсе оставались в непроглядной темени.
Посидев спокойно с минуту, пришедший к разведчикам капитан – командир одного из дивизионов их артиллерийского полка поднял голову и спросил у Каманина, как у самого старшего из присутствующих разведчиков по должности и званию:
– А кто у вас тут такой Щукин?
– Так вот он! – негромко ответил на вопрос капитана Каманин, кивая в сторону скромно сидящего за столом Щукина.
Офицер с любопытством посмотрел на смущенного Егора и кивнул ему.
– Наслышан, наслышан, – заулыбался капитан, продолжая оценивающе смотреть на Егора.
Разведчики в землянке тихо загудели, одаривая Щукина добродушными улыбками. А боксировавший с ним сегодня Ильин тряхнул головой так, будто бы начал в эту минуту сожалеть о том, что несколько раз довольно сильно ударил Егора во время их поединка. Невозмутимым оставался только новичок Клюев.
– А правду говорят, что вы к фрицам прямо в траншеи проникли? Ходили по ним, все высматривали, во все блиндажи заглянули и даже курили с ними? – словно маленький ребенок, а не боевой офицер, спросил капитан, заглядывая Егору в глаза.
Тон заданного вопроса, невольно выделенное «вы» в обращении к Щукину, виноватый взгляд командира артиллерийского дивизиона рассмешили всех присутствующих, кроме самого разведчика.
– Почти, – ответил Егор и плотно сжал губы на сделавшемся серьезным лице, будто давал капитану понять, что его приход в расположение взвода разведчиков наверняка вызван не славой отдельно взятого бойца, а чем-то очень важным и нужным.
– Да это еще что! – попытался вставить громче всех смеявшийся Панин, но тут же осекся, получив легкий тычок локтем в бок от сидящего рядом Каманина.
Это было заметно всем. Лица разведчиков стали строгими. Легкая атмосфера, царившая в землянке, моментально улетучилась, возникло прежнее напряжение. Все сосредоточенно смотрели на капитана, который, почувствовав на себе взгляды присутствующих солдат, начал вещать им то, ради чего прибыл сегодня к ним.
– Вам всем, конечно, известно, что против нас последнее время работает одна вражеская минометная батарея, огонь которой очень губителен и принес немало потерь среди личного состава. Есть погибшие даже среди офицеров. А также много раненых. На фоне того, что дивизия несколько месяцев почти без перерыва вела активные бои, предпринимая попытки прорыва обороны противника, при этом неся немалые потери, урон от минометного огня врага сейчас чувствуется особенно сильно. Сказывается нехватка людей. К тому же есть немало выбывших на время лечения от последствий антисанитарии, и в ближайшие недели эти люди к нам не вернутся.
Офицер обвел всех разведчиков глазами, остановившись отдельно на Щукине и Каманине, в одном из которых видел наиболее результативного бойца, а в другом грамотного и опытного командира.
– Анализ работы минометчиков противника, сделанный на основе нанесенных нам потерь и зафиксированных на нашей территории мест поражения, позволяет судить, что огонь они ведут… – Капитан неожиданно прервался и достал из кожаной командирской сумки два склеенных тетрадных листа, представлявших собой аккуратно перерисованную на них карту местности со схематичным изображением участка фронта, где держали оборону по реке Зуша двадцать седьмой артполк и вся пятая стрелковая дивизия. Содержащаяся на ней информация в виде условных обозначений говорила только о чем-то конкретном, о чем в данный момент вещал разведчикам капитан. Ничего лишнего на ней не было, все было заранее нанесено на карту для обсуждения вопроса, касавшегося опостылевшей всем вражеской минометной батареи.
– Так вот, – продолжил офицер, используя в качестве указки остро отточенный карандаш, который держал пальцами так, будто бы это был тонкий, требующий аккуратности в обращении инструмент.
Глядя на жесты офицера, на его манеру работать, доходчиво объяснять, одновременно и коротко, и объемно, Егор решил, что тот сам нарисовал все то, что сейчас представил разведчикам. Подобная оценка родилась у него из довоенного опыта учебы в техникуме, где преподаватель черчения так же аккуратно и бережно держал в руке карандаш, непременно остро заточенный. Так же тщательно и дотошно он преподносил материал, отсекая лишние слова и выражения, концентрируя внимание студенческой аудитории только на самом нужном, самом главном. Когда же он начинал чертить на листе бумаги, медленно выводя каждую линию, следившие за его руками студенты были восхищены процессом черчения. В присутствующем сейчас в землянке капитане Егор увидел все то, что оставалось у него в памяти о своем преподавателе черчения из далекого техникума механизации сельского хозяйства, что мог дать ему путевку в жизнь, если бы не война.