– Немножко посиди тут, а потом иди, – не унимался разведчик, на этот раз глядя прямо в глаза своему командиру. – А я уже скоро к своим отправлюсь. Уж больно я почти за два года соскучился по ним. А тут такой шанс! Столько фрицев вокруг. Стреляй да стреляй. А у меня еще и гранаты есть. Много я их сегодня с собой возьму. Потом выброшу по дороге и к своей семье прямиком отправлюсь.
– Отставить, красноармеец Клюев! Отставить! – забормотал Егор, видя, как его подчиненный пятится к входу в траншею, чтобы уйти.
– Прощай, Егор Иваныч! Не серчай на меня. Мне к семье моей надо, – проговорил Клюев и скрылся в земляном проеме, отделявшем склад имущества от коридоров траншеи.
– Отставить! – едва не прокричал ему Щукин, но было уже поздно. Боец покинул его, оставив совершенно одного и без права выбора. Егору оставалось только в одиночку продолжать выполнять поставленную командованием боевую задачу.
Только сейчас он понял, увидев и услышав совсем другого солдата Клюева, истинную причину его равнодушия ко всему, что творилось вокруг. Новичок жил только местью врагу за свою загубленную семью, существование которой когда-то закончилось именно по вине оккупантов. Он жаждал мести и искал смерти, думая лишь об удобном случае поквитаться с гитлеровцами. Свою жизнь при этом он хотел отдать подороже, тем самым отомстить за гибель жены, детей и родителей. Его не интересовало ничто иное, он был равнодушен к жизни и мечтал о скорой смерти, которая непременно приведет его на небеса, к родным и близким людям, что ожидают его там.
Егор сообразил, что Клюев думал именно так. И в последний вечер перед выходом на задание, когда разведчики устроились для отдыха на нарах в родной землянке, новичок взвода представлял, что держит в своих руках фотокарточку родных ему людей. Он будто смотрел на несуществующее изображение дорогих и любимых им лиц, разговаривал с ними и давал обещание о скорой встрече на небесах. Он надеялся и верил в то, что это когда-нибудь случится. Что судьба преподнесет ему такой шанс и фронтовая жизнь непременно подарит ему встречу лицом к лицу с врагом для кровавого отмщения. И он дождался этого случая.
Правота мыслей Егора вскоре подтвердилась. Легко узнаваемая по скорострельности очередь «ППШ» ударила откуда-то из петляющих немецких траншей. Потом стрельба повторилась снова и снова. Кто-то закричал. Донеслись вопли от боли, от страха, от разносящейся смерти. Клюев мстил. Ему начали отвечать хлопками одиночных винтовочных выстрелов. Застучал немецкий автомат. Прогремел взрыв, вероятно, брошенной гранаты. Снова разрезала воздух очередь из «ППШ». Потом вторая, третья, четвертая. Ей ответили треском автомата. Взорвалась граната. Опять кто-то что-то кричал, а кто-то вопил от боли.
Неожиданно выстрелы стихли. До Егора доносилась лишь громкая немецкая речь. Прогремел взрыв, после которого опять послышалась вражеская речь, ругань и крики. В проеме траншеи замелькали мундиры пробегающих куда-то солдат противника. Направлялись они именно туда, где только что завершился скоротечный бой одного-единственного разведчика Красной Армии с превосходящими силами гитлеровцев.
Впав в короткое замешательство, Егор не заметил, как сам очутился почти что возле того самого земляного проема, что отделял замаскированный склад с военным имуществом, и коридора траншей, соединявших между собой несколько линий обороны противника, его ближайший тыл с передовыми укреплениями, точки связи, штабы управления и наблюдательные пункты.
Его заметили. Проходивший мимо быстрым шагом гитлеровский офицер бросил мимолетный взгляд на ряженного в мундир немецкого пехотинца Егора, застывшего возле штабелей с ящиками, спрятанными в широком земляном проеме. Бегло осмотрев его, немец что-то громко произнес на родном языке, похожее на команду солдату, и махнул рукой куда-то вдаль, будто указывал остолбеневшему от неожиданности разведчику направление его движения. После этого офицер скрылся из вида, вероятно направившись туда, где только что завершился одиночный и последний бой храброго и отчаянного красноармейца Клюева.
Егору только спустя несколько секунд стало ясно, что предварительно размазанная кровь по его лицу рукой подчиненного сыграла свою положительную роль. Его приняли за раненого и указали путь, вероятно, к санитарному пункту местного воинского подразделения, для оказания медицинской помощи.
Это было на руку разведчику. Воспользовавшись своим новым положением истекающего кровью солдата, он засеменил по траншее, предварительно схватившись руками за голову, тем самым изображая человека, утратившего из-за ранения способность не только слышать, но и адекватно воспринимать то, что ему будут говорить. В состоянии крайне скудного запаса знаний языка противника это было явно самой правильной его задумкой. Этим он вполне мог спасти себя, прикинувшись контуженным и раненым не то в бою с советским разведчиком, не то во время артиллерийского налета.
Немецкий санитарный пункт встретился на пути Егора уже довольно скоро. Как и ожидалось, в его расположении, а именно напротив двух больших на вид полуземлянок и огромного навеса из брезента, уже сидели и лежали несколько раненых солдат противника с кровавыми следами полученных увечий. Егора почти что схватил своим огромными руками высокого роста плечистый санитар в застиранном медицинском халате поверх шинели. Его усадили в конец очереди разместившихся вдоль стенки траншеи раненых гитлеровских солдат. Разведчик подчинился, но, как только его оставили без внимания, быстро покинул место оказания медицинской помощи, чтобы продолжить выполнение задания командования.
По виду укреплений противника, которые он смог преодолеть, сначала вместе с Клюевым, а потом и в одиночку, Егор определил их как позиции одной пехотной роты. В данный момент он перемещался по окопам соседнего подразделения, на что указывали пограничные фланговые позиции прикрытия на случай прорыва и дежурившие в них солдаты групп боевого охранения. Значит, как думал разведчик, им и Клюевым только что была обнаружена минометная батарея врага, разместившаяся в пределах позиций одной роты и обеспечивавшая огневой поддержкой только ее участок. Теперь же Егор рассчитывал найти такую же на тех позициях, по которым шел сейчас, изображая раненого солдата, о чем ярко свидетельствовала уже начавшая спекаться кровь на одной стороне его лица.
Немецкие солдаты встречали и провожали его сочувствующими взглядами, что-то спрашивали и тут же отстранялись, видя прижатые к ушам ладони, указывавшие на потерю слуха от полученной раны или контузии. Ему пытались указывать куда-то, где, вероятно, тоже располагался ротный или батальонный санитарный пункт, на что Егор кивал в ответ или делал вид, что ничего не понимает. Ни то, ни другое не мешало ему идти дальше до тех пор, пока он снова не наткнулся на отворот в коридоре траншеи, который привел его к скоплению ящиков с минами, определенным им по характерным надписям названий на видимых боковых поверхностях.
Очутившись именно там, где и требовалось, разведчик прошмыгнул под маскировочную сеть и спрятался за ней, чтобы скрыться из виду и одновременно исследовать место на предмет верности своих предположений. Сама минометная батарея открылась перед ним не сразу. Егор уже начал волноваться из-за того, что нашел склад с боеприпасами, но так и не увидел минометов, но солдатская смекалка пришла к нему на выручку, подсказав, что искать минометы надо где-то поблизости. Он приподнял голову из-под укрывавшей ящики с минами сети и обратил внимание на растущие в ближайшем овраге деревца, кроны которых вполне могли дополнительно маскировать то, что было под ними.
Егор выбрался из своего укрытия и приподнялся над обнаруженным им оврагом. Минометы стояли именно в нем, внизу, на самом дне и не были видны над поверхностью земли. Они были зачехлены, а рядом ходил взад-вперед часовой. В стороне были заметны входы в землянки для личного состава и вероятный пункт связи, к которому подходили телефонные провода. Разведчик удовлетворенно кивнул сам себе. Задание можно было считать выполненным, оставалось только привести в действие дымовую шашку и начать убираться от этого места прочь, пока артиллерия родного полка не накрыла это место.
Рука Егора скользнула прямиком в сухарную сумку, что по обыкновению своему немецкие солдаты носили на ремне позади всей остальной амуниции. Вопреки ожиданию, та оказалась пуста. Боец занервничал, по его спине пробежал холодок, дыхание участилось. Он подтянул к себе пустую сухарную сумку и убедился в отсутствии в ней припасенной дымовой шашки, в которой он сейчас нуждался для успешного завершения рейда в глубину вражеских укреплений.
– Нет! Не может быть! – шепотом произнес Егор. Парня вдруг бросило в жар.
Он не мог поверить, что где-то потерял самую необходимую сейчас для него вещь. Он судорожно хлопал руками по карманам, хватаясь за нож, что был на поясном ремне, за кобуру с трофейным «вальтером», с которым почти не расставался, за рифленые тела ручных гранат в карманах штанов. Дымовой шашки нигде не было!
Егор понял, что остался без нее и теперь должен найти выход из сложившейся ситуации. Помощи ждать было неоткуда. Он был один. А приказ никто ему не отменял. Поставленную командованием задачу нужно выполнить любой ценой. К тому же его стало одолевать чувство вины перед только что погибшим Клюевым, отдавшим свою жизнь прежде всего для того, чтобы прикрыть дальнейшие действия своего командира. Тот отвлек на себя внимание гитлеровцев, уже начавших, в свою очередь, искать двух ряженых солдат-связистов, появление которых в собственных траншеях предшествовало нанесению со стороны позиций Красной Армии внезапного и точного артиллерийского удара, уничтожившего целое подразделение.
Единственное, что пришло на ум Егору в эту минуту, было решение броситься с гранатами к землянке с личным составом минометной батареи, уничтожить его, предварительно застрелив часового. А уже потом, используя вторую гранату, попытаться взорвать склад с минами, но при этом погибнуть самому, не успев покинуть опасную зону.