Но удача снова была на стороне разведчика. Шедший в полный рост Егор не привлекал к себе внимания дежуривших на передовой немецких солдат, принимавших облаченного в гитлеровца Егора за кого-то из своих, выбравшихся из укрытия по срочному делу, а потому шедшего без шинели и плаща.
Перемещаясь от одного поворота траншеи к другому, Егор двигался вперед.
Уже в кромешной темноте, под возобновившимся с новой силой дождем, он добрел до переднего края. Оказавшись на первой линии немецкой обороны, он увидел вдали, через бруствер, далекий от этого места, едва заметный в темноте высокий берег реки Зуша, за пределами которого удерживал свои позиции его родной полк. Егор на ощупь, шаря руками по стенкам траншеи, набрел на стрелковую ячейку, оказавшуюся пустой. По звукам переговоров и запаху табачного дыма определил, что находится по соседству с пулеметными гнездами, располагавшимися по обе стороны от его укрытия. Спрятавшись во мраке грязной, черной, пропахшей сыростью, утопающей в глубоких лужах траншеи, он замер в ней, чтобы отдышаться и собраться с силами для решающего броска вперед, к родной передовой.
Услышав из дальней траншеи команду на немецком языке, Егор решил, что вот-вот должна начаться смена постов, и дежурные пулеметные расчеты покинут свои позиции, а вместо них прибудут новые, полные сил солдаты. Этот довод послужил ему сигналом к старту.
Разведчик выбрался из траншеи и, утопая в сыром грунте, пополз вперед, стараясь как можно быстрее отдалиться от переднего края врага. Как разведчик и ожидал, спустя некоторое время ему пришлось едва ли не уткнуться носом в полосу проволочных заграждений, установленных в этих местах. Пытаясь в темноте найти хоть какую-нибудь лазейку для прохода вперед, Егор невольно уперся в столб, который неожиданно качнулся и накренился в его сторону. Поняв, что волей случая ему предоставляется возможность пройти считающуюся непроходимой для неподготовленного бойца полосу укреплений, Егор начал тащить тяжелый столб на себя, постепенно вытаскивая его из земли. Тот повалился совсем, едва не придавив собой разведчика. Егор осторожно перебрался по лежащему на земле столбу за ограждение из колючей проволоки, где снова уткнулся в такую же точно линию заграждения.
Подобного первому, второго слабо державшегося в земле столба Егору найти во мраке дождливой и холодной ночи не удалось. Он начал ползти вдоль линии колючей проволоки, старясь на ощупь определить хотя бы самое незначительное углубление в земле под ней, образовавшееся в результате попадания в это место снаряда или мины.
Егору повезло и на этот раз. Он все же смог найти залитую ледяной водой небольшую воронку. Холод пронизывал его насквозь. Зубы стучали друг о друга так, что заглушали собой любые доносившиеся до него звуки. Кисти рук онемели, а тело едва слушалось его. Собрав остатки сил и всю волю в кулак, разведчик начал быстро скрести онемевшими пальцами по жидкому дну воронки. Его туловище полностью ушло под воду. Егор заработал всеми частями тела, чтобы как можно быстрее протолкнуться вперед. Неожиданно он зацепился мундиром на спине за шип колючей проволоки, который не давал возможности двигаться дальше. Егор с усилием дернулся вперед, несмотря на резкую боль, отчего острие шипа еще сильнее и больнее впилось под кожу бойца. Ему захотелось закричать, но он сдержал крик.
Пути назад у него уже не было. Боец что было силы дернулся вперед, разрывая ткань и кожу на спине, и вырвался из ловушки. В рот набилась жижа. Егор с хрипом сплюнул жидкую массу и вдохнул поглубже. И едва он выбрался из воды, оказавшись за проволочным заграждением, как ударили, один за другим, пулеметы врага.
Разведчик распластался на земле и снова сполз в заполненную водой воронку, где мог сейчас укрыться от огня противника.
Неужели обнаружили, увидели его? Неужто он захрипел так громко, хватая ртом воздух, что его услышали дежурные пулеметные расчеты врага?
Трассирующие пули ярким веером прошли над его головой и прошили пространство вокруг, давая тем самым понять опытному разведчику, что подобный характер стрельбы демонстрирует не удар по конкретной цели, а обычный, дежурный обстрел местности. Егор немного расслабился, когда понял, что это делается на всякий случай.
Вокруг все стихло. Вражеская передовая молчала. Только продолжался ночной дождь, потихоньку ослабевающий. Егор снова выбрался из залитой водой воронки и пополз вперед, опасаясь продолжения обработки пулеметчиками пространства перед собственными траншеями. Через некоторое время, шатаясь от усталости, нервного напряжения и пронизывающего холода, он нашел в себе силы встать и пойти вперед.
Не заметив спуска к реке, он споткнулся и упал в ледяную воду Зуши, сказавшей разведчику о том, что родной берег рядом, что осталось совсем немного до спасительных позиций родного полка, где его встретят, обогреют, накормят.
Холодные воды реки уже не бодрили его, не приводили в чувство, как это было сутки назад, когда он с Клюевым прыгал в нее, принимая внизу плотик с вещмешком и оружием. Наполнившиеся водой сапоги стали тянуть ко дну. Егор стал захлебываться. Кое-как ему удалось встать на дно реки, потому как он находился вблизи берега. Он избавился от сапог и поплыл вперед, быстро работая руками и ногами, боясь снова получить сводящую боль в мышцах, бороться с которой, как сутки назад, он уже не был готов из-за крайней степени усталости и почти полной потери сил.
Измученный многочасовым пребыванием на пронизывающем сыром холоде, Егор уже плохо помнил, как переплыл в кромешной темноте реку, как выбирался на берег, как карабкался по склону наверх, цепляясь за ветки, как шел к траншеям пехоты своей дивизии, за которыми располагались позиции его полка. И уже почти ничего не соображал, ввалившись в стрелковую ячейку, прямо на голову дремавшего в ней горемыки-солдата, решившего прикорнуть, укрывшись от дождя своей плащ-палаткой.
– Ой! – громко вскрикнул от испуга боец, когда Егор, облаченный в промокшее гитлеровское обмундирование, свалился на него сверху и придавил, не давая возможности вырваться наружу.
Солдат начал копошиться на дне окопа, пытаясь подняться. Стал брыкаться, словно конь, думая, что на него напали диверсанты врага и пытаются взять в плен. Он глухо завопил под своей плащ-палаткой и в пылу борьбы смог скинуть с себя ничего не соображающего Егора.
– А-а! – заорал вдруг солдат, пробираясь по траншее мимо разведчика, которого он не мог разглядеть во мраке ночи.
– Дурак! – прохрипел ему вслед Егор.
– Товарищ сержант! Фрицы-ы! – заорал убегающий куда-то по траншее солдат, до смерти напуганный внезапным появлением человека в форме врага.
– Винтовку возьми! – снова прохрипел вслед бойцу Егор.
Не желая иметь встречи с суровым сержантом-пехотинцем, что вот-вот должен был нагрянуть на крики о помощи своего подчиненного, разведчик собрал в кулак последние силы и рывком покинул передовую траншею, решив убраться поскорее с этого места. Он рассчитывал перебраться подальше в глубь своей обороны, где за позициями стрелковых частей должны были стоять орудия его артиллерийского полка, где его, скорее всего, узнают, несмотря на немецкий мундир, и, наконец, доставят в родную землянку, в тепло, к товарищам.
– Спит, сука, на посту! – зло твердил сам себе Егор, стараясь взбодриться разговором вслух с самим собой, чтобы заставить работать мозг, не спать, идти вперед, разгонять кровь по застывшим жилам.
Из-за туч выглянула луна, при свете которой разведчик смог разглядеть впереди черные очертания верхушек деревьев дальнего леса, на фоне которого выделялись несколько отдельно стоящих высоких дубов, служивших ему ориентирами при возвращении в расположение взвода. Он узнал их и обрадовался такой удаче, обозначавшей для него уже скорое прибытие в тепло родной землянки, к разогретой печи-буржуйке, под собственную шинель, служившую ему, как и другим солдатам, одеялом.
Ориентируясь на дубы, Егор пошел дальше и вскоре уткнулся в высокий земляной бруствер ограждения позиций артиллеристов. Он с трудом поднялся на него и вдруг, потеряв под собой почву, рухнул куда-то вперед и вниз. Больно ударившись разодранной о шип колючей проволоки спиной обо что-то твердое, напоминающее по очертанию снарядный ящик, Егор хрипло выругался, сетуя на свою неосторожность и потерю контроля движения.
– Стой! Кто идет?! – тут же рявкнул кто-то в темноте, клацая винтовочным затвором.
– Свои, – простонал разведчик, борясь с болью в израненной спине.
– Выходи! Не то стрелять буду! – раздался приказ.
– Не надо, – пробормотал Егор, глотая очередную порцию холодного воздуха, сдерживая тем самым неистовое желание закричать от невыносимой боли.
– Товарищ младший сержант! – закричал тот, с винтовкой в руках, что был в темноте и готов был стрелять по Егору. – Тут кто-то есть!
Шаря по дну траншеи лучом крохотного электрического фонарика, кто-то вплотную приблизился к лежащему между снарядными ящиками Егору и, быстро оценив его внешний вид, заключил:
– Отставить! Не стрелять! Це фриц тут сховался! До нас пришов!
– А ну, робяты, хватайте эту мразь и тащите к комбату! – прорезал темноту другой голос, куда более громкий и властный, чем первый, видимо принадлежащий тому самому младшему сержанту, которого зазывали в темноте, клацая винтовочным затвором.
– Да я свой, братцы, – прошипел в ответ Егор, не в силах оказать сопротивление тем, кого, казалось, сам уже узнал по голосам.
– Тащи его! – заглушил слова замерзающего разведчика бас одного из солдат, уже хватавших его за ворот мокрого немецкого кителя.
– Ну, Васек! Едва месяц, как на фронт попал! А уже целого фрица в плен взял! – смеясь, сказал еще один человек из тех, кто тоже старался поскорее доставить беспомощного Егора к предполагаемому комбату.
– А ну, дайте хоть взглянуть, кого я там в плен сцапал! – уже совсем бодро, без испуга, протянул тот, кто еще несколько минут назад был сражен неожиданным появлением разведчика возле собственного поста охраны. – Будет чем ребятам похвастать!