.
Законодательство и реальная практика в обстановке братоубийственной войны значительно отличались друг от друга. В станицах широко распространилось незаконное лишение земельных наделов тех казаков, которые жили вне своих станиц[1641]. Колоссальные масштабы в деревне приобрело пьянство, сопровождавшееся ростом преступности. Пьянство широко распространилось и в войсках, в том числе среди офицерского состава. Впрочем, все эти явления были ещё не так трагичны по сравнению с более поздним периодом 1921–1922 гг., когда в доведённом до отчаяния голодом населении Южного Урала, в том числе и казачьем, получило распространение людоедство и трупоедство[1642].
«Главная точка опоры России, — заявлял Дутов в 1919 г., — земельный вопрос. Последнее время под земельным вопросом стали понимать только вопрос о разделе земли, забывая, что, кроме владения землей, нужны средства для её обработки и умение извлекать из земли наибольшую для себя и государства пользу. Взаимоотношения захватчиков земли и её прежних владельцев должны быть, разумеется, урегулированы специальными законами, которые будут и могут быть изданы только Всероссийским национальным собранием. Право на землю для желающего трудиться и работать на земле должно быть священно. Но захват земли в излишке, как это имело место в эти годы, без возможности обработки её собственным трудом, должен быть строго преследуем законом. Потому что это значило бы отнять землю у одних — помещиков, чтобы дать возможность другим счастливым новым владельцам — крестьянам — опять угнетать тех крестьян и батраков, которые оказались обделёнными землёй. Дав народу землю, надо ему дать и возможность ею разумно пользоваться. Нужны земледельческие машины, нужны сельскохозяйственные школы, нужна помощь по сбыту хлеба и регулировки цен на хлеб, нужны правительственные ссыпные пункты и т.д.»[1643].
Для снабжения войск по согласованию с казачьими представительными органами Дутов осуществлял платные реквизиции продовольствия[1644]. Непосредственно реквизиции проводились станичной администрацией. Ещё 25 марта 1917 г. была упразднена свободная хлебная торговля, что повлекло за собой крупномасштабную скупку хлеба и нелегальную спекуляцию. Много хлеба уходило и на подпольное винокурение, причём сами казаки в этой связи неоднократно просили восстановить казённую винную монополию[1645]. Уже осенью 1917 г. Дутов поставил под свой контроль губернские продовольственные органы. 14 ноября 1917 г. Войсковым правительством было объявлено о сдаче на ссыпные пункты хлеба, причём не сданный к 1 января 1918 г. хлеб реквизировался по твёрдым ценам и вывозился за счёт владельцев[1646]. Дутов выступал как сторонник твёрдых цен на хлеб при сохранении свободы торговли. В такой позиции было некоторое противоречие, подрывавшее политику хлебной монополии. Кроме того, противоречие было и в том, что он одновременно являлся атаманом и главноуполномоченным Министерства продовольствия, т.е. служил и государству, и войску. На практике это приводило к поощрению реквизиций излишков у крестьян и защите казаков.
Блокада Оренбурга П.А. Кобозевым в конце 1917 г. — начале 1918 г. значительно ухудшила ситуацию с продовольствием в Оренбурге. Сам Кобозев сбывал этот хлеб по дешёвке, создавая себе популярность и одновременно обрекая на голод целый регион. В некоторых станицах в те дни не оставалось ни куска хлеба[1647]. Разумеется, многие винили в этом не Кобозева, а Дутова. Дутов опирался на поставки крупных купцов и промышленников, которые, разумеется, наживались на сделках[1648]. Крестьянский труд обесценивался. Торговля находилась в упадке в связи с разрухой на транспорте, финансовым кризисом и остановкой промышленности в масштабе всего государства.
В связи с восстановлением в 1918 г. свободной торговли хлебом в Оренбургской губернии положение несколько улучшилось. Торговлю контролировали оренбургский торгово-промышленный союз и оренбургская городская продовольственная управа. Разрешение частного предпринимательства благотворно влияло на жизнь населения. Обед из двух блюд в июле 1918 г. можно было заказать в Оренбурге за 4 руб., из трёх — за 5,5 руб., обеды даже доставлялись на дом, в меню предлагались блюда русской и кавказской кухни, мороженое[1649]. Осенью 1918 г. в Оренбурге была организована выдача дефицитных продуктов по умеренным ценам по карточной системе.
Летом 1919 г. Дутов говорил, что «прифронтовая полоса — области Уральская и Оренбургская и Пермская губерния — великая страдалица земли русской. Мы разорены. В Оренбургском войске детишки ходят буквально голые. Ман[уфактуры], чаю, сахару не получ[ают], мы не можем позволить себе эти роскоши. Между прочим, мануфактуру дают по 6 вершков на человека, — количество, из которого не сделаешь даже купального костюма»[1650]. В результате кризиса снабжения огромные масштабы приобрела спекуляция. Для борьбы со спекуляцией Дутов 14 марта 1919 г. запретил вывоз мяса и угон скота из Оренбургской губернии и Тургайской области[1651]. В Оренбурге осенью 1918 г. не было сахара, соли, табака, железа, керосина, спичек. Однако всё это можно было приобрести на толкучем рынке и у спекулянтов по неимоверно высоким ценам. В частности, фунт сахара у спекулянтов стоил 30 руб., пуд соли — 10–12 руб. (государственная цена — 2 руб. 60 коп., в Самаре же стоимость достигала 24 руб.), молоко — 5–6 руб. за четверть, коробка спичек — 75 коп., осьмушка махорки — 7–9 руб.[1652] В то же время цены на хлеб в Оренбурге осенью 1918 г. были в 4–5 раз ниже аналогичных в занятой красными Вятке[1653].
Весной 1918 г. руководство казаков-повстанцев установило твёрдые цены на продукты: овёс — 15 руб., сено — 2 руб., отруби — 5 руб., просо — 10 руб., рожь — 10 руб., пшеница — 15 руб., ячмень — 20 руб., мука — 20 руб., мясо — 30 руб., крупа — 20 руб.[1654] Справочные цены по Оренбургу на июль 1918 г. составляли: пуд мяса 2-го сорта — 72 руб., фунт сала или топлёного масла — 3 руб. 75 коп., пуд подболточной муки — 24 руб., пуд соли — 2 руб. 30 коп., фунт перца — 16 руб., пуд свежих овощей — 20 руб., фунт чая — 10 руб., фунт сахара — 1 руб. 50 коп., пуд печёного хлеба — 32 руб., пуд крупы — 24 руб.[1655] В сентябре 1918 г. на Орском фронте существовали следующие цены: пшеница — 14 руб., просо — 12 руб., мука ржаная — 20 руб., пшеничная — 22 руб., крупа пшённая — 15 руб., рогатый скот живого веса — 30 руб., мясо — 65 руб., свежее баранье сало — 80 руб., картофель — 25 руб., капуста свежая — 25 руб., квашеная — 20 руб., лук — 40 руб., соль — 20 руб., овёс — 15 руб., ячмень — 15 руб., ржаные отруби — 9 руб., прессованное сено — 3 руб. 50 коп., сено розвязью — 2 руб. 50 коп., солома пшеничная розвязью — 1 руб., ржаная — 1 руб., овсяная — 1 руб. 25 коп., ячменная — 1 руб. 40 коп. Подённая плата пешему чернорабочему составляла 12 руб., конному — 20 руб. Стоимость перевозки до 10 вёрст — 5 коп. с пуда-версты[1656]. В январе 1919 г. Дутов утвердил следующие предельные цены: пуд пшеницы — 12–15 руб., пуд мяса — 76 руб. (в Ташкенте в марте 1919 г. — 600 руб.), пуд сливочного масла — 380 руб. (в Ташкенте в марте 1919 г. — 2000 руб.[1657]), пуд картофеля — 16–20 руб., пуд керосина — 17 руб. 20 коп., пуд мыла — 240–260 руб.[1658] Небезынтересно, что при большевиках стоимость пуда муки в Оренбурге составляла 60–80 руб., тогда как при белых — 25 руб., т.е. примерно в три раза дешевле[1659].
Таким образом, цены на основные продукты при Дутове за период Гражданской войны претерпели незначительные изменения, и в сравнении с другими регионами (Поволжьем, Туркестаном), а также с периодом пребывания в Оренбурге большевиков были весьма умеренными. Следует признать обоснованным утверждение Генштаба генерал-майора И.Г. Акулинина в конце ноября 1918 г. о том, что «цены на жизненные припасы и продовольствие за последнее время нисколько не повысились»[1660].
Скачок цен произошёл весной — летом 1919 г., по всей видимости, в связи с отменой твёрдых цен на пищевые продукты. Рыночные цены по Орскому уезду в июне 1919 г. были следующими: фунт чая — 90—120 руб., фунт сахара — 65 руб., коробка спичек — 3 руб., фунт керосина — 10 руб., фунт простого табака — 50–60 руб., фунт кофе в зернах — 20 руб., аршин ситца самой дешевой ткани — 35–40 руб., аршин самой дешёвой материи на верхнюю одежду — 120 руб., фунт простого мыла — 7—12 руб.[1661]
Однако до начала боевых действий они были существенно ниже. Для сравнения накануне Гражданской войны в сентябре 1917 г. твёрдые цены на пшеницу по Оренбургскому уезду составляли 6 руб. 12 коп. за пуд, по Верхнеуральскому и Троицкому — 5 руб. 32 коп. Рожь стоила 5 руб. и 4 руб. 50 коп. соответственно. Овёс — 5 руб. 20 коп. и 4 руб. 40 коп. соответственно. Пуд ячменя по всей губернии — 4 руб. 50 коп., гороха — 7 руб., проса — 4 руб. 40 коп.