[2143]. Первоначально красная конница преследовала отступавших, но примерно на полпути соприкосновение с противником было потеряно. Преодолев 110 вёрст голодной степи, Новый год войска встречали уже в районе Сергиополя. Во время похода в одной из стычек с противником погиб начальник 2-й Сызранской стрелковой дивизии Генштаба генерал-майор В.А. Вишневский, оренбургские казаки также понесли тяжёлую утрату — погиб известный оренбургский партизан полковник А.М. Булгаков[2144], из старших офицеров армия потеряла и войскового старшину Савельева[2145]. Данные о численности и потерях армии Дутова в ходе Голодного похода сильно различаются. По одним, вероятно, завышенным данным, по приходе в Сергиополь было зарегистрировано 33 тысячи человек из 60 тысяч, отступивших с Южного Урала[2146]. По другим данным, в армии Дутова было до 40 тысяч человек, из которых лишь 3 тысячи боеспособных[2147]. Наиболее близким к действительности следует считать третий вариант, согласно которому из 20-тысячной в районе Кокчетава армии до Сергиополя дошло около половины состава[2148]. Наконец, о 12–14 тысячах человек, из которых было 1–2 тысячи боеспособных, писал ещё один белый мемуарист[2149]. А сам Дутов считал, что удалось вывести 14 тысяч человек при 150 пулемётах и 15 орудиях[2150].
Дутов и Анненков
29-летний талантливый организатор белых партизан полковник Б.В. Анненков ещё в декабре 1918 г. во главе своей Партизанской дивизии был направлен в Семиречье для борьбы с повстанцами Лепсинского и Копальского уездов (Черкасская оборона). Однако усмирение восстания затянулось почти на год до октября 1919 г. Покинуть Семиречье и усилить в переломный период лета 1919 г. своей дивизией белый Восточный фронт Анненков, несмотря на приказ Колчака, не захотел и продолжил бороться с восставшими семиреченскими крестьянами. В октябре за победу над ними приказом Верховного Правителя и Верховного главнокомандующего адмирала А.В. Колчака Анненков был награждён орденом Св. Георгия 4-й степени и чином генерал-майора. После ликвидации Черкасской обороны Анненков повёл борьбу с частями Семиреченского фронта красных. Были взяты города Копал и Джаркент. В декабре 1919 г. в Семиречье была образована Отдельная Семиреченская армия, численностью 7200 штыков и сабель и 6 орудий. Не будет преувеличением сказать, что к началу 1920 г. Анненков в Семиречье находился на положении местного князька, который, если это было в его интересах, подчинялся центральной власти, а если нет — действовал по собственному усмотрению. Явных соперников он старался устранять. В частности, арестовал и изгнал из Семиречья Войскового атамана Семиреченского казачьего войска Генерального штаба генерал-майора А.М. Ионова.
Появление дутовцев в Семиречье стало неожиданным и неприятным сюрпризом для Анненкова. По свидетельству, оставленному, вероятно, кем-то из анненковцев:
«…Вдруг, как снег на голову, с запада подходит Оренбургская армия атамана Дутова. Армия!!! Громкое слово. Это не армия, а 13 тысяч ртов, больных тифом. Из 13 тысяч ни одного бойца. Это чистый факт. Эту «армию» пришлось принять Семиреченскому фронту под свою защиту, ибо она была совершенно НЕБОЕСПОСОБНА (так в документе. — А.Г.). Уже к бывшим двум фронтам прибавился ещё один, в западном направлении. Оренбургцы, отступив, потянули за собой красноармейцев, и те вышли на тракт Сергиополь — Копал… партизанам страшен новый враг. Этот враг очень сильный и грозный. Это — тиф, занесённый оренбургцами… Кошмарную картину представляла из себя отступающая вереница Оренбургского обоза, именуемая «армией». Большинство женщин и детей. Бойцов не видно. Все сидят на повозках или санях, в которых запряжены или едва идущие кони, или верблюды. Закутанные в самых разнообразных костюмах сидят солдаты, офицеры и казаки со своим семейством. Рядом винтовка, иногда пулемёт. Лошадьми не управляют — холодно. Лошади плетутся за впереди идущей повозкой. Так эта печальная процессия проползает деревню, измученные, голодные, как саранча, накидываются на всё съедобное, пожирают, засыпают с тем, чтобы завтра снова продолжить тот же трудный путь. По дороге разбросаны снаряды, патроны, пулемёты, а винтовкам счёта нет, но больше всего мёртвых тел. Их не зарывают, нет сил. В самых разнообразных позах застыли они вдоль дороги. Кто скорчился и греет руки ртом, кто пытается встать. Кто же прикрывает эту «армию»? Никто! Она идёт под честным словом. Два полка, только два полка красной кавалерии и то слабых, измученных тифом, плетутся в одном переходе за дутовцами по этой печальной дороге. Вот эта «армия» вышла на этапную дорогу Копал — Сергиополь. Здесь она ожила. Полный порядок. Всего вдоволь. Армии отведён самый богатый район, безопасный. Нужно защищать одну лишь дорогу. Увы! в одну прекрасную ночь на эту дорогу вышли два красных полка и «армия» умоляет её поддержать. Дивизион прогоняет красных, он должен уже здесь находиться, ибо образовался фронт.
Атаман Дутов прибывает в последних эшелонах, но он почему-то шёл со своим конвоем не по дороге, а степью, наблюдая в бинокль за своей армией. Сложена песенка:
Из страны, страны далёкой,
С Оренбурщины широкой,
В непогоду и буран
Сыпет Дутов атаман.
Кто в санях, а кто верхом,
Кто в телеге, кто пешком,
Кто с котомкой, кто с сумой,
Кто с собакой, кто с женой и т.д.
Довольно хлёсткая песенка. Она не понравилась Дутову. Он морщился, когда читал. Приехав в район атамана Анненкова, Дутов поспешил к нему, чтобы выяснить вопрос. Атаман Анненков его встретил очень радушно, как дорогого гостя. Долго шли «любезные» переговоры. Атаман Анненков говорит: «Ты генерал-лейтенант. Ты довольно уже командуешь армией, у тебя больше опыта и у тебя 16 генералов, да отличный штаб. У меня нет штаба, я один армией командую лишь два месяца и младше тебя. Прими общее командование». Атаман Дутов отвечает: «Я измучен до крайности. Моя армия «небоеспособна». Ты молодой, полный сил и энергии. Командуй ты, а у меня болят старые раны». Атаман Анненков отвечает: «У тебя их три, а у меня 8». Одна получена ещё недавно. Общий результат. Атаману Анненкову пришлось принять почти насильно армию, а измученный Дутов, добровольно подчинившись, уехал в тёплый и дальний уголок гор[од] Лепсинск ведать административными делами «края». Атаман Анненков отлично сознавал, что создалось положение, при котором армия не может долго держаться, но он хотел выиграть время, чтобы хоть до весны, до подножного корма продержаться, а там двигаться на юг, имея 15 тысяч конницы. Увы! Надежды его не оправдались. Оренбургцы не хотели больше драться. Они говорили: мы не признаём атамана Анненкова. Мы знаем лишь своего атамана Дутова. Он устал, а мы не меньше его устали. Он командовал, а мы кровь лили. Эти разговоры почти открыто шли всюду и среди рядовых, и в штабах. Атаман Анненков страшно возмутился, он отдал приказ: «В Оренбургском отряде слышу «разговорчики», которые тяготят славных партизан. Я принял Вас не для того, чтобы кормить и содержать на попечении, а для того, чтобы дрались, и я сумею Вас заставить драться… и т.д. в этом духе. Приказ был подтверждён несколькими расстрелами, в том числе двух полковников, и оренбургцы притихли. Они увидели, здесь не шутят. Началось бегство за границу. Сперва генералов со своими штабами, потом полковников, но их на границе ждало горькое разочарование: У них отнимались те казённые вещи, которые они «забыли» сдать, отнималось оружие, хорошие лошади и снималась форма. «Вы беженцы, вам уже всё это не нужно, а мы ещё будем драться» — так им отвечали на их возмущение»[2151].
Приход в Семиречье истощённых, измотанных дутовцев, 90% которых, по утверждению генерала Бакича, были больны различными формами тифа[2152], был встречен сравнительно благополучно существовавшими анненковцами враждебно, были даже случаи вооружённых столкновений[2153]. Впоследствии, уже находясь в Китае, генерал А.С. Бакич просил китайские власти разместить анненковцев отдельно от чинов его отряда (бывших дутовцев). В апреле 1920 г. он писал по этому поводу: «Имея же в виду ни чем не удержимый антагонизм между частями вверенного мне Отряда и частями Генерала Анненкова, порождённый допущенными последними насилиями и грабежами в минувших Декабре, Январе и Феврале месяцах по отношению к переносящим в это время эпидемию тифа чинам моего Отряда, я прошу разместить партизан[2154]в случае перехода их на территорию Китая не в лагере на р. Эмиль, а в другой местности, удалённой от моего лагеря не менее чем на 150 вёрст. Только при соблюдении этих моих предположений я могу ручаться за то, что не будет столкновений между моими солдатами и партизанами Генерала Анненкова, могущими (так в документе. — А.Г.) привести к очень нежелательным беспорядкам»[2155]. В другом своём письме, адресованном генералам Н.С. Анисимову, А.Н. Вагину и Г.М. Семёнову, Бакич отмечал, что «способ командования и порядки в партизанских частях Атамана Анненкова, где не соблюдались основные требования военной службы, отрицались законность и порядок, допускались невероятные бесчинства и грабежи, как по отношению к мирному населению деревень и станиц, а равно и по отношению к чинам моего отряда, вследствие болезни не могущих постоять за себя, вызвало озлобление против партизан Генерала Анненкова со стороны чинов моего Отряда. Памятуя, однако, общую цель — борьбу с большевиками, пришлось со многим мириться и принять совместное участие в боях по тракту Сергиополь — Урджарская…»