[1413] — до трети имевшихся в Забайкалье сил[1414]) и бесплатно осуществить поставку военного имущества. Военное имущество (400 винтовок, 48.000 патронов, 20.000 фуфаек, 30.000 поясных ремней, 10.000 брезентовых патронташей, 10.000 котелков, 1000 ружейных ремней, 500 кобур, 600.000 аршин мануфактуры и т.д.) было отправлено в войско. Кроме того, Семёнов согласился подчиниться Дутову и тем самым Колчаку. Примирение Колчака и Семёнова при посредничестве Дутова резко повышало авторитет оренбургского атамана, значительно укрепляло белый лагерь на Востоке России, а кроме того, вело к усилению Оренбургского фронта за счёт забайкальских частей, которые предлагал Семёнов. Однако Дутов не взял на себя бремя быть посредником между Читой и Омском, хотя имел все шансы на успех. Более того, во время разговора с Рудаковым 24 декабря 1918 г. по прямому проводу он в угоду политическому моменту заявил: «Помощь Семёнова нам не нужна»[1415]. Несмотря на отказ Дутова, товары от Семёнова войско получило, однако забайкальские казаки на Южный Урал так и не были посланы[1416]. Спустя неделю после этого разговора, как уже говорилось выше, Рудаков получил от Дутова новое ответственное назначение. Таким образом, до конца 1918 г. у оренбургского атамана не было претензий к своему помощнику, в том числе и в связи с вопросом о Семёнове.
Из Читы Рудаков выехал во Владивосток, куда прибыл 2 января 1919 г. Здесь он встречался с генералами П.Г. Бурлиным, В.И. Волковым, П.П. Ивановым-Риновым, Г.Д. Романовским и Д.Л. Хорватом, многими региональными общественными деятелями. Кроме того, во время командировки Рудаков неоднократно встречался с представителями союзников и из этих встреч смог сделать правильный вывод, что они готовы оказывать белым материальную помощь, но на помощь людьми рассчитывать нельзя. Уссурийские казаки передали Рудакову для оренбуржцев 3000 винтовок, 10.000 башлыков и 1000 тёплых халатов для раненых[1417], владивостокские предприниматели пожертвовали на нужды войска до 2 миллионов руб. Рудаков содействовал закупке и вывозу с Дальнего Востока товаров, заготовлявшихся там для войска, часть из которых должна была быть закуплена и доставлена ещё в конце 1918 г., но из-за разрухи на железной дороге доставлена не была. Таким образом, войско получило три вагона медикаментов, несколько вагонов бумаги для Войскового издательства и другие товары. Кроме того, с Дальнего Востока удалось вывести много товаров, предназначенных оренбургским организациям, предприятиям, штабам, воинским частям и станицам (штабу Отдельной Оренбургской армии, штабу Оренбургского военного округа, окружному интендантству Оренбургского военного округа, окружному правлению 1-го военного округа; Войсковой сапожной фабрике, оренбургскому мыловаренному заводу, станицам Кичигинской, Ключевской, Крутоярской, Луговской, Таналыцкой, Усть-Уйской, окружному атаману 3-го военного округа, башкирским частям, 2-й гаубичной батарее и другим адресатам). Были взяты товары и для сибирских казаков. В общей сложности удалось вывезти 56 вагонов. Таким образом, в условиях почти полного хаоса и разрухи на Транссибирской железной дороге Рудаков, преодолев множественные препоны, смог снабдить войско значительным количеством товаров первой необходимости, что нельзя не поставить ему в заслугу. Кроме того, заботясь о выгоде войска, он смог обеспечить ему значительную прибыль при предстоявшей продаже закупленных товаров.
По словам самого Рудакова, «что касается пущенных по моему адресу ещё бесконечного множества самых нелепых обвинений… я заявляю, что это гнусная клевета и я даже не нахожу нужным на это отвечать, ибо это ниже моего достоинства. Как видите, всё заявление (Дутова. — А.Г.) является каким-то сплошным недоразумением. Действия я свои считаю совершенно законными и правильными, направленными всецело ко благу казаков и Родины вообще… я сделал для войска всё, что было в моих силах. Я отдал войску всё своё знание, всю энергию, всё своё здоровье, я отдал самое для меня дорогое — моего сына… Теперь у меня осталась только моя честь. И вот Вы, для кого я всё отдал, отнимаете у меня последнее — мою честь, нет, этого я Вам не отдам, ибо честь моя дороже моей жизни»[1418]. Протоколы заседаний Войскового Круга скупо свидетельствуют о том, что доклад Рудакова вызвал продолжительные горячие прения, после чего была принята резолюция о переходе к очередным делам. Во всяком случае, Рудаков не был арестован, что уже свидетельствует о недоказанности обвинений в финансовых злоупотреблениях. Однако в составе Войскового правительства его так и не восстановили.
Получается, что обвинение Рудакова в том, что он «не представил… отчёта» о затратах, было вовсе не основным в речи Дутова. Рудаков в декабре 1918 — феврале 1919 г. направил Войсковому правительству и Кругу восемь телеграмм с отчётами о своей работе, так что войсковая администрация была осведомлена о его действиях. Разумеется, спустя 85 лет после рассматриваемых событий ни доказать, ни опровергнуть наличие злоупотреблений со стороны Рудакова невозможно.
Вместе с тем оренбургского атамана больше всего возмутил факт самовольного, с его точки зрения, отъезда Рудакова в Читу для переговоров с Семёновым. По сути, Рудаков стал жертвой переменившейся политической обстановки и личных опасений Дутова. Когда его в середине ноября 1918 г. направляли в командировку, ни о каком конфликте Семёнова с верховной властью речь не шла. Предложение Семёнова признать Дутова в качестве Верховного Правителя сильно компрометировало последнего перед Колчаком и его окружением. Визит же оренбургской делегации к мятежному атаману в Читу мог и вовсе быть воспринят Омском как попытка объединения казачьей оппозиции, что могло плохим кончиться для самого Дутова. Оренбургский атаман опасался, возможно не без оснований, что в Ставке в связи с действиями Рудакова усомнятся в его собственной лояльности (при этом проехать в Читу, чтобы продвинуть оренбургские грузы, Рудакову посоветовал не кто иной, как Д.А. Лебедев), и стремился не запятнать свою репутацию верного сторонника центральной власти. Дутов отлично понимал, что без поддержки омской Ставки его положение весьма непрочно, поскольку снабжение Отдельной Оренбургской армии всецело зависело от контролировавшего железную дорогу Омска. Поэтому оренбургский атаман предпочёл в угоду собственному спокойствию предать своего помощника. В своей ответной речи Рудаков аргументированно ответил на все обвинения Дутова. Более того, его поездка, как выяснилось, принесла ощутимую пользу войску. Но это уже не имело значения.
Буквально на следующий день после обсуждения на Круге, 9 марта 1919 г., Дутов приписал к своему письму Колчаку следующий постскриптум: «К Вам устроился в Ставку полков[ник] Рудаков, бывший член Войск[ового] правительства и мой помощник по продовольствию, я едва[-]едва от него отделался, считаю долгом предупредить, что много говорит и как будто дело, но очень и очень любит деньги, очень ловок, хитёр и замешан в некрасивых сношениях с германскими агентами через жену польку»[1419]. Вряд ли Рудакову с подобной характеристикой удалось задержаться в Ставке.
На мой взгляд, этот отрывок свидетельствует далеко не в пользу оренбургского атамана, обнаружившего своё злопамятство и продолжившего возводить поклёп, теперь уже очевидный, на своего бывшего соратника. Зато доказательство лояльности Верховному Правителю было налицо, и оренбургский атаман мог быть спокоен за своё положение. Однако Дутов этим не ограничился и в письме Колчаку от 22 марта не преминул вновь кинуть камень в адрес Рудакова: «В Челябинск к нам прибыло два маршрутных поезда из Сибири с мануфактурой. Мы её получить не можем, ибо требуют с нас оплаты таможенной пошлины и акциза, тогда как Китайское правительство освободило этот груз от всяких налогов, и население, ждавшее этих поездов, теперь принуждено отказаться от мысли использовать этот так трудно приобретённый, товар, ибо таможня заявила, что досмотр продолжится около 3-х месяцев. Я, конечно, не сомневаюсь, что в этих поездах привезён и контрабандный груз; их вёл Полковник Рудаков, о котором я Вам докладывал, и вполне допускаю злоупотребления. Поэтому Круг и назначил Комиссию — принять эти вагоны и всё, что окажется не по нарядам, — реквизировать для армии. Мы сами стараемся пресечь злоупотребления и помочь Центральной Власти и никогда не станем на скользкий путь сепаратизма. Я не знаю, какое впечатление произведёт на Вас моё письмо, но Атаман Дутов никогда не врал и клеветничеством не занимался, а говорил всегда правду в глаза, не считаясь ни с положением, ни с чином, преследуя лишь интересы горячо любимой Родины и борясь за её честь, не ожидая никаких наград и не добиваясь никаких постов»[1420]. По всей видимости, деятельность Рудакова ассоциировалась у Дутова с сепаратизмом Семёнова, иначе непонятно, к чему вообще фраза о сепаратизме. Особенно анекдотично сразу после упоминания об оклеветанном Дутовым Рудакове выглядит фраза первого о том, что он «клеветничеством не занимался, а говорил всегда правду в глаза».
Позднее Рудаков числился прикомандированным к Управлению Главного полевого интенданта штаба Верховного главнокомандующего (на 5 апреля 1919 г.). В нашем распоряжении есть данные о том, что 22 июля 1919 г. он был зачислен в резерв чинов интендантского отдела Восточно-Сибирского военного округа. По свидетельству Г.В. Енборисова, Рудаков в начале 1920 г. в чине генерал-майора служил в Чите у атамана Г.М. Семёнова[1421]