али в Советскую Россию, на квартире Дутова была обнаружена недостача пуда серебра2386. Остановлюсь на этом подробнее. Дело в том, что после гибели атамана квартира не была сразу же опечатана. Отец Иона, одним из первых осмотревший квартиру 7 февраля, преднамеренно затягивал ответ на вопрос о деньгах. Полковник Гербов прямо отметил в одном из приказов: «Неполучение Отрядом 20 000 тецз, 200 000 рублей романовскими и одного пуда серебра оставляю на совести игумена Ионы»2387.
Были и другие факторы, свидетельствовавшие о прогрессировавшем разложении. Личный адъютант атамана сотник Н. Дутов дерзил, прикидывался больным, чтобы отлынивать от службы (в итоге он был исключен из отряда, несмотря на родство с атаманом). Уезжавшие в Кульджу офицеры своими действиями позорили там отряд, играли в азартные игры в китайских игорных домах, участвовали в драках, порой абсолютно беспричинных, посещали публичные дома, вследствие чего в отряде распространились кожно-венерические заболевания, певчие офицеры церковного хора стали пропускать богослужения. Разложению способствовала и деятельность советской агентуры, по-прежнему проявлявшей интерес к отряду. Для того чтобы красные не отравили воду, существовал специальный караул возле фильтра для воды. Пользуясь темнотой нижних чинов, большевистские агенты открыто выясняли у них сведения о численности отряда2388. Возможно, именно советские агенты пускали слухи в отряде о необходимости всем расходиться и устраиваться на работы, исключаясь из отряда. Для поддержания дисциплины «за митинговщину» из отряда были исключены все офицеры пластунского батальона полковника Янчиса2389. Исключались или разжаловались офицеры и других подразделений. По мнению начальника отряда, все, кто хотел уйти, могли это сделать, когда уход был разрешен Дутовым весной 1920 г. Теперь же отряд живет по воинским уставам, интернирован и не является добровольческим. Ткачев отмечал, что «пока Отряд имел возможность кормить и одевать, здесь было любо, а теперь, когда нет средств, якобы можно с легкостью уходить, составлять собственное благополучие на стороне… Такое мышление, по меньшей мере, безнравственно»2390
20 июля 1921 г., спустя примерно полгода со смерти Дутова, начальник отряда издал приказ, в котором говорил о своем тяжелом положении и подвел итоги существования отряда за прошедший период. Приказ этот настолько важен, что считаю необходимым привести его максимально полно:
«Со смерти Атамана Дутова прошло 6 месяцев. Обстановка, в какой пришлось за это время существовать отряду, была крайне тяжелой. Положение начальника Отряда – еще более тяжелым. Приходилось вести серьезную работу, дабы показать китайским властям, что смерть Атамана Дутова не убила в нас веры в победу над большевиками, что наш Отряд и после смерти Атамана Дутова, крепкий его заветами, будет высоко держать знамя русского дела, будет неизменно силен своею спайкою и дисциплиною.
С самого начала, однако, моему предшественнику полковнику Гербову пришлось столкнуться с работою бывшего представителя в Кульдже, игумена Ионы. Этот тщеславный и властолюбивый человек, рядом беззаконных поступков, сумел подчинить своему влиянию некоторых офицеров нашего Отряда и посеять глубокую рознь среди них. Преступное поведение игумена Ионы оценено приказами по Отряду Атамана Дутова, а Русская Комиссия в Кульдже своим постановлением от 14 марта поддержала оценку Начальника Отряда и просила китайские власти задержать игумена Иону, чтобы потребовать от него отчета по его деятельности. Однако игумен Иона избежал суда общества и военных властей и поспешно тайно уехал в Урумчи, где находится и по сие время. Перед отъездом Игумен Иона, пользуясь своим саном, без разрешения Начальника Отряда, тайно привел к присяге депутатов последнего Войскового Круга Области Войска Оренбургского подъесаула Арапова и хорунжего Готина на верность службе Отряду, потребовав от них заботу о сохранении целости Отряда.
Подъесаул Арапов и Хорунжий Готин совершили сразу же проступок против дисциплины, не доложив для получения разрешения Начальнику Отряда о желании их принять присягу.
Далее, во время командования Отрядом полк[овника] Гербова, подъесаул Арапов неоднократно, как это было в требовании удалить из Отряда подъесаула Соломова, вмешивался в права, принадлежащие исключительно Начальнику Отряда… (здесь и далее текст утрачен. – А. Г.)
…в Урумчи, им (Ионой. – А. Г.) был сделан перевод на имя подъесаула Арапова 16 тысяч илийских тецз, взятых игуменом Ионою, при своем отъезде, тайно из отрядных денег. Выяснилось, что игумен Иона, ведя политику своего исключительного влияния на Отряд, выбрал орудием своей преступной политики подъесаула Арапова и, с его согласия, решил все деньги, которые им будут собираться на отряд, присылать в адрес подъесаула Арапова, о чем и объявил, в пылу горячности, помощнику Атамана Дутова по управлению Семиреченским Краем, А.И. Звереву.
Полковник Гербов не счел возможным для себя далее оставаться Начальником Отряда и, после отказа подъесаула Арапова перевести деньги на имя начальника Отряда, отдал приказ об исключении себя из списков Отряда, оставив на основании 8 ст. Устава Полевой Службы своими заместителями меня и командира 1-го Оренбургского казачьего Атамана Дутова полка Войскового Старшину Завершинского. Я, как старший в чине и должности, вступил в командование Отрядом.
Встав во главе Отряда, я, памятуя о сохранении Отряда, решил рядом спокойных мер и своим ровным отношением к делу воспрепятствовать продолжению интриг и незаконностей в Отряде. Во имя умиротворения жизни в Отряде и его спокойствия я часто поступался даже своим авторитетом, как Начальника Отряда, надеясь на благоразумие г.г. офицеров, находящихся под влиянием игумена Ионы. И мне порою казалось, что я достигну, хотя бы ценою некоторого своего унижения, того, чего недоставало нам после смерти Атамана.
Однако мне пришлось убедиться в противном.
Ныне я имею неоспоримые данные, что моя доброта была понята как мое бессилие, – мое ровное отношение как заигрывание перед подъесаулом Араповым. Я имел не раз возможность убедиться, что своим мягкосердечием я удесятерил лишь наглость слепых людей.
Подъесаул Арапов, которому я разрешил оставить отрядные деньги на его личном счету в Банке, стал пользоваться этим и начал с того, что предъявил мне в Кульдже ультиматум, заявив, что, если я не уберу подъесаула Щелокова, представителя Отряда и моего Заместителя в [Кульдже]… то он останется в Кульдже и, имея у себя деньги…своих людей, оставив Отряд без средств. Не желая осложнять дела, я, после того, как подъесаул Щелоков подал рапорт о болезни, вызвал его в Отряд и уничтожил представительство Отряда в Кульдже и при Русской Комиссии. В настоящее время я узнал, что подъесаул Арапов, посещая часто Кульджу, вошел без моего ведома в сношения с некоторыми лицами, занялся формированием там сотни, назначил командира сотни хорунжего Доренских и, назначив для связи с Кульджою хорунжего Доренских, уполномочил его быть лицом, объединяющим г.г. офицеров: оренбуржцев и семиреков.
В то же самое время подъесаул Арапов, пользуясь расположенностью к нему лично Дирекции Русско-Азиатского Банка в Кульдже, непосредственно, без моего ведома, вошел в сношения с игуменом Ионою, самовольно распорядился из переведенных на Отряд генералом Анисимовым и находящихся в настоящее время в Урумчах 50 000 илийских тецз выдать 12 000 игумену Ионе на поездку его на Восток.
Я имею сведения и еще о многих преступлениях подъесаула Арапова, своим поведением роняющего значение и авторитет мой, как Начальника Отряда и в Кульдже и в Мазаре. До меня дошло о наличии в Кульдже группы г.г. офицеров, желающих воспользоваться поведением подъесаула Арапова ради своих честолюбивых планов, ведущих к попиранию догм международного права; мне известно о существовании в Мазаре среди г.г. офицеров полка так называемых «араповцев».
Я раз навсегда решил прекратить все эти домогания и предлагаю всем, желающим играть в политику и интриги, заняться своим делом. Я долго ждал благоразумия, но, видимо, Бог решил наказать некоторых г.г. офицеров, так как отнял у них разум.
Усматривая в действиях и поведении подъесаула Арапова ряд служебных преступлений… предаю подъесаула Арапова военно-полевому суду с донесением о том г. Илийскому Джен-Шоу-Ши»2391.
Возможно, деятельность отца Ионы подана в этом документе исключительно негативно, но, думается, едва ли человек, в отношении которого имеются упреки в финансовой нечистоплотности и интриганстве, достоин причисления к лику святых, о чем уже упоминалось.
Любопытными сведениями о деятельности отца Ионы, подъесаулов Щелокова и Арапова располагала советская разведка. По данным красных, отец Иона «после убийства Дутова в Суйдуне ездил туда и пытался попасть в начальники оставшегося отряда, но господа офицеры «сие» провалили, после чего, взяв 6000 те[ц]з из [отряд]ных сумм, вернулся в Кульджу. В возникшей вслед за этим междоусобной борьбе «аристократической» партии Щелокова с партией членов войскового круга, возглавляемой [Арапо]вым и Скобелкиным, принял деятельное участие на стороне последних и даже участвовал в заговоре, имевшем целью свергнуть ставленника Щелокова – Ткачева. Заговор был раскрыт кит[айскими] властями и участники арестованы, но его арест не коснулся.
Как член шан-хуя2392 был делегирован на Д[альний] В[осток] в Шанхай, Пекин, Харбин и пр[очие] города выступать от этого общества и в его защиту как перед китвластями, так и [перед] русскими учреждениями и должностными лицами для отыскания средств существования белой эмиграции и военных отрядов.
Перед его отъездом в Кульдже в честь его был устроен банкет, на котором ему был преподнесен золотой крест с бриллиантами, стоимостью 5000 тез, приобретенный эмиграцией на последние гроши. По поводу этого подарка существует двустишие: «Господи, ты спас вора на кресте, спаси же теперь крест на воре»