енбургом и Омском, центром антибольшевицкой борьбы. Как известно, Комуч не особенно доброжелательно относился к Временному Сибирскому Правительству и его деятелям. Из доклада А.И. Дутова выяснилось, однако, что он лично и возглавляемое им Войсковое Правительство Оренбургского Казачьего Войска благожелательно настроены по отношению к сибирякам в Омске. Последовавшие за докладом прения еще более убедили нас, сибиряков, в наличии такого отношения, и мы почувствовали, что в лице атамана Дутова мы можем иметь верного союзника. Атаман недолго пробыл в Омске и вернулся в свои родные пределы»845.
Визит Дутова в Омск вызвал крайне негативную реакцию в Самаре. 28 июля на заседании Комуча было решено вызвать атамана для объяснений846. Помимо самого факта контактов Дутова с Сибирским правительством деятелей Комуча могли обоснованно возмутить высказывания Дутова. Представители самарского правительства, вероятно, имели возможность ознакомиться с интервью, которое Дутов дал в Омске. На вопрос о его личном отношении к Комучу атаман ответил:
«Это организация чисто случайная, созданная силой самих обстоятельств, значение ее пока временное и местное. В политическом смысле Комитет однороден: в нем 14 социалистов-революционеров и один контрреволюционер Дутов, прибавил атаман, улыбаясь. Свои политические взгляды атаман определил так: я люблю Россию, в частности свой оренбургский край, в этом вся моя платформа. К автономии областей отношусь положительно, и сам я большой областник. Партийной борьбы не признавал и не признаю. Если бы большевики и анархисты нашли действительный путь спасения и возрождения России, я был бы в их рядах. Мне дорога Россия, и патриоты, какой бы партии они ни принадлежали, меня поймут, равно как и я их. Но должен сказать прямо: я сторонник порядка, дисциплины, твердой власти, а в такое время, как теперь, когда на карту ставится существование целого огромного государства, я не остановлюсь и пред расстрелами. Эти расстрелы не месть, а лишь крайнее средство воздействия, и тут для меня все равны, большевики и не большевики, солдаты и офицеры, свои и чужие. Недавно по моему приказу было расстреляно двести наших казаков за отказ выступить активно против большевиков. Расстрелял я и одного из своих офицеров за неисполнение приказа. Это очень тяжело, но в создавшихся условиях неизбежно.
– Состоите ли Вы, атаман, в контакте с генералом Красновым, действующим на Дону[?].
– Нет, и вообще ни с кем в контакте не состою, предпочитаю действовать самостоятельно и на свою ответственность. Что касается генерала Краснова, то Донская Ориентация (так в документе. – А. Г.) мне пока не нравится, она как будто немного германская… Сейчас, впрочем, точных сведений не имеется, посмотрим, что будет дальше.
На вопрос о том, в каком виде рисуется атаману Дутову конструкция будущей Всероссийской власти, он ответил:
– Правительство должно быть деловое, персональное, составленное из людей с именами, которые имели бы вес, значение и силу.
– Допускаете ли Вы существование в России военной диктатуры[?].
– Нет. Военная диктатура не целесообразна, не желательна и думаю, что ее быть не может.
На этом беседа закончилась»847.
Уже в этом интервью атаман противопоставил себя Комучу. Позиция Дутова была весьма противоречивой: с одной стороны, он сторонник твердой власти, но с другой – противник диктатуры; областник и в то же время государственник. Либо Дутов пытался таким образом замаскировать свои истинные политические пристрастия и попросту запутать потенциального читателя, либо, что более вероятно, просто все еще очень слабо разбирался в политике. Его критика Комуча и некоторое противопоставление себя как контрреволюционера представителям Самары могло быть связано с негативным отношением некоторых деятелей партии эсеров к Дутову, что оренбургский атаман мог ощутить в период пребывания в Самаре. Небезынтересно, что применительно к этому периоду лидер кадетов П.Н. Милюков записал в своем дневнике: «Среди казаков – ни одной сильной фигуры. Дутов почил на лаврах; несмотря на мои усилия вытянуть его к более широкой работе, – не удалось»848.
6 августа на заседании Комуча был заслушан доклад П.Д. Климушкина о чуть ли не каждодневном росте реакционных устремлений в Оренбурге. Было принято решение командировать в Оренбург члена Комуча В.В. Подвицкого в качестве особоуполномоченного849.
Вслед за Дутовым в Омск прибыл товарищ председателя Комуча и управляющий ведомством финансов И.М. Брушвит. По возвращении в Самару Брушвит на заседании Комитета 9 августа выступил со следующим докладом: «Приехав в Сибирь, я предполагал переговорить с Министром Председателем ВОЛОГОДСКИМ, но разговаривать мне с ним не удалось. Мне было отказано в приеме. В это время происходило заседание Сибирского Правительства совместно с Дутовым. Дутов первое время вел себя довольно скромно. Но впоследствии он заявил: в Самаре нет ничего серьезного. Войско возглавлено совдепами. По этим соображениям им выделена активная часть казачества для ликвидации Самарского Комитета. Он просит включения казачества в Сибирскую Республику. Доклад Дутова был встречен неблагоприятно. Тем не менее, он имел несколько конфиденциальных бесед с Гришиным-Алмазовым»850. Впоследствии Дутов изложил этот документ в своем письме к Гришину-Алмазову, причем тот специально подчеркнул последнее предложение доклада Брушвита, касавшееся самого Гришина851. Из Омска Дутов выехал в Троицк, где еще не бывал с момента своего избрания атаманом. Дутов посетил городскую думу, окружное правление, присутствовал на парадном обеде, устроенном городом, затем побывал в станице Клястицкой и выехал в Самару, где ему было предъявлено обвинение в непризнании Комуча и принятии политики Сибирского правительства852. Дальнейшая реакция Самары на действия Дутова кажется чересчур жесткой.
В то же время из Сибири атаман привез в войско медикаменты и перевязочные материалы, в которых остро нуждались оренбуржцы853. 3 августа Дутов возвратился из Омска и занялся операциями на фронте, а кроме того, был вынужден объясняться с Самарой, причем уже 5 августа по решению Комуча атаман был снят с поста главноуполномоченного.
Август – сентябрь 1918 г. на фронтах Оренбургского казачьего войска характеризовался попытками оренбуржцев взять Орск – последний неподконтрольный белым центр на территории Оренбургского казачьего войска. Постоянный фронт под Орском образовался уже в середине июля 1918 г. Первоначальная численность осаждавших город белых составляла 3000 шашек, 250 штыков при 7 орудиях854. Для блокирования Орска этих сил было явно недостаточно, тем более что гарнизон самого города, которым руководил оренбургский рабочий А.Е. Левашов, составлял не менее 5000 человек (1-й Оренбургский рабочий полк, 28-й Уральский пехотный полк855, Орский кавалерийский полк) при артиллерийском дивизионе и 2 бронеавтомобилях856 – осада заключалась в наблюдении за городом и окружении его цепью постов. При таких условиях красные имели возможность поддерживать связь с соседним Актюбинском. И все же в августе белые предприняли несколько атак на Орск. Малочисленность орской группировки белых была очевидна даже депутатам чрезвычайного съезда 1-го военного округа, которые ходатайствовали об усилении Орского фронта857.
С переменным успехом шли бои и на Ташкентском направлении. Разведка доносила, что красные на этом направлении усиливаются. По взятии Орска Дутов предполагал развить наступление на Актюбинск и ликвидировать весь Южный фронт. В середине августа казаки на этом направлении перешли в наступление и 14 августа овладели станцией Яйсан858. Красные под Яйсаном понесли серьезные потери859. Однако ликвидация Южного фронта могла быть достигнута лишь в случае полного освобождения от красных всего Туркестана, на что, учитывая колоссальную площадь этого региона, были необходимы весьма значительные силы. Такая задача была для оренбуржцев непосильной, на какую-либо стороннюю помощь, за исключением снабжения, рассчитывать не приходилось. К этому периоду относится курьезный эпизод переговоров красного взвода и казачьей сотни станицы Краснохолмской, имевших место на Ташкентском фронте. Обе стороны при встрече призывали друг друга сдаться, а при уходе сотни из взвода в ее направлении раздался окрик: «Передай привет маме!» Крикнул молодой красный казак своему бородатому папаше»860. В такие моменты, несмотря на некоторый комизм данной конкретной ситуации, особенно ярко чувствовался братоубийственный характер и трагизм Гражданской войны, фронты которой пролегли даже через многие семьи.
Осенью бои с переменным успехом для обеих сторон велись в районе станций Яйсан, Мартук и Сагарчин – между Илецкой Защитой и Актюбинском. Со стороны красных действовал бронепоезд, белые пробовали применять авиацию861. В дальнейшем на этом направлении бои носили локальный характер, а линия фронта значительных изменений вплоть до декабря 1918 г. не претерпела.
Вопрос со взятием Орска затянулся до самого конца сентября 1918 г., а уже в начале октября в связи с крушением Поволжского фронта на севере образовался Бузулукский фронт, ставший главным для оренбуржцев. «Мы совершенно не имеем обмундирования и белья, и полки наши одеты отвратительно, и, тем не менее, вот уже три месяца мы деремся без всякой посторонней помощи. У нас не было ни чехословаков, ни добровольцев, ни солдат; все делается исключительно казачьими руками», – писал Дутов862.
По возвращении из Омска Дутов получил письмо от руководителя Добровольческой армии Генерального штаба генерала от инфантерии М.В. Алексеева, написанное в Новочеркасске 19 (6) июля 1918 г. Мог ли Дутов еще полтора года назад удостоиться внимания крупнейшего военного деятеля России того времени?! Разумеется, нет. Теперь же оренбургский атаман являлся вполне самостоятельной фигурой на политической сцене антибольшевистской России, и именно этим было обусловлено обращение к нему Алексеева. Разумеется, получение этого письма способствовало значительному росту самооценки Дутова.